Dневник Z - Дмитрий Зименкин

спокойный, как камень, и бодрячком!

И непонятно, то ли шутит он, то ли всерьез. Но Сладков хохочет.

Сладков такой наш военкорский дядька, порой суровый, авторитетный. Иногда перетягивающий одеяло на себя. Пахан? Да. Или скорее командир? Да. Ну, какой же он для меня Саня! Хотя мужик, конечно, весёлый, душа компании. Но нос при своём давно уже «звёздном» статусе не задирает.

В зале несколько телевизионных камер. Запись будет идти. И потом, как я понял, из этих съемок выберут для эфира и новостей те фрагменты, что нужно. Где-то в углу притаился корреспондент Павел Зарубин, бессменный ведущий программы «Москва. Кремль. Путин». Он по обыкновению начинает шёпотом записывать стендап в тот момент, когда Владимир Путин бодро входит в зал. Президент всех приветствует с улыбкой, присаживается в середине противоположного края стола так, что я могу наладить с ним зрительный контакт. Слева от него военкор Филатов, справа — Катруся. Кто-то потом напишет, что их посадили так специально: красивая молодая девушка Катя и атлетичный, но невысокий парень Андрей — выгодная партия. Мол, если бы посадили рядом крупного корреспондента «Звезды» Анатолия Бородкина, он бы явно доминировал ростом. Очередные домыслы. На самом деле всё просто. Нас рассадили по алфавиту. А — Агранович, первая в списке, а от неё по часовой стрелке за столом все остальные военкоры, 18-й из которых, последний в списке, Ф — Филатов. А Президент между ними.

Конечно, волнение у всех. В разной степени. Военкор Бородкин заметно потеет. Я не так интенсивно, но тоже. Такова уж особенность моего организма, особенно в душных помещениях. А в этом кремлевском зале, как назло, выключили кондиционеры, и заработают они почему-то лишь спустя пару часов. Поэтому вскоре я просто сниму пиджак и повешу его на спинку стула. Моему примеру последует и Саша Коц, он по правую руку от меня. Хотя он никакого волнения не выказывает. Как и все остальные военкоры, кому не в первой бывать на таких встречах.

Сам по себе разговор складывается комфортно. Говорим откровенно и доверительно, а потому моё волнение постепенно уходит и вернется ко мне лишь в момент моего вопроса. Уверен, что волновался бы больше, если б вместо Путина с нами встречался другой государственный деятель. Попробую объяснить.

От Путина знаешь, что ожидать. Я вижу его практически каждый день по телевидению, начиная с конца девяностых. Я видел его много раз на съемках мероприятий. Иногда на расстоянии нескольких метров. Он всё время рядом. Сидишь ужинаешь дома — он вещает с экрана, смотришь Олимпиаду — он снова там. Завтракаешь, читая новости, и тут он в статьях. За четверть века Путин стал настолько неизменной частью жизни, так привычен, что не много меняется, когда ты видишь его воочию. Даже часы, которые я видел на его руке еще в Новгороде лет десять назад, всё той же марки «Бланпа». Он всё такой же, в том же стиле, с той же мимикой, акцентами, ходом мысли. Короче говоря, СВОЙ. Вроде родственника. Но не того, с кем всегда был согласен. По-разному я относился к Путину в разные периоды своей жизни. И не понимал его, и критиковал часто. Однажды, прочитав книгу Ходорковского, даже Ходору симпатизировал, прости, господи. С опытом я стал видеть шире, понимать, что политика, государственные интересы, управление и работа с такими разными группами населения, элитами, партнерами и недругами — вещь сложная, она измеряется совсем не обывательскими категориями. И в последние годы искренне зауважал этого человека. Хотя и уверен, что Россия достойна куда лучшей жизни, чем сейчас. Думаю, и он тоже так считает.

Итак, свой, привычный, понятный. Плюс его тактичность тоже располагает к раскрепощению. Главное, в этот момент не перепутать и не начать думать, что ты знаешь больше его, не вздумать учить. Один из самых опытных политиков мира в этом не нуждается, он живая историческая фигура. А умение выслушать любого и о чём угодно не говорит о его неосведомлённости.

Рисоваться перед ним, солировать также не стоит. Говорить по делу, не размазывая. И Путин ценит именно тех людей, кто искренне радеет за дело, верных цели. Поэтому нам, собравшимся в этом зале, было проще. Тут, по сути, все такие. Рискующие за дело Победы своими жизнью и здоровьем. При этом военкоры куда более свободные собеседники и докладчики, нежели должностные лица, скованные цепями чиновничьей системы и субординации. У нас, конечно, присутствует своя самоцензура. Но мы куда больше можем позволить себе в откровенности. Так я это увидел для себя во время встречи с Путиным.

После первого часа Президент начал посматривать на часы. Плотный график мероприятий. Из-за нас он сдвигается. Но тема СВО действительно одна из наиважнейших, поэтому общение не прекращается, вопросов уйма.

В конце второго часа Путин замечает, что ему всё-таки уже пора. Тут я понимаю, что мой 22-й по счёту вопрос останется не услышанным. Взглядом начинаю искать помощи у Сладкова — он модератор этой встречи. Александр Валерьевич просит Владимира Владимировича выслушать еще два вопроса: от Иры Куксенковой (Первый канал) и меня. Тот соглашается. Наконец, я беру слово, зажигая красный огонёк микрофона:

— Дмитрий Зименкин, Известия, РЕН-ТВ. Александру Валерьевичу спасибо за шанс, а вам, что выслушаете, — голос едва уловимо подрагивает, на лбу испарина. — Потому что проблема, которая звучит и в окопах, и от жён бойцов, очень важна. Отсутствие статуса участника боевых действий, да? — дурацкое слово-паразит, это моё вечно «да».

Путин кивает. Продолжаю:

— Три примера буквально. Белгородчина, погранцы, отдел мобильных действий, которые вместе со срочниками встречают отвлекающий удар врага, но всё же…

— Да, конечно, — понимающе говорит Президент. А я, жестикулируя, задеваю ложку в моей чашке с чаем: «дзинь» разносится из динамиков! Хорошо не разлил. Нервное. Не обращая внимания, иду дальше:

— …Встречают врага на границе ещё до подхода Минобороны. Статус не имеют и луганские полицейские, которые воевали в Харьковской области в том году. Как и их коллеги из ОБТФ «Каскад» в ДНР. А сегодня мне звонил полевой медик, он четыре месяца уже там, за «лентой». Воюет. Семьдесят человек уже вытащил с поле боя, четыре контузии. После четвёртой заикается, я слышу это в трубке. Вот.

«Вот» — ещё более частое моё слово-паразит. Надо избавляться!

— Он приписан к военной части № 31135, и получается, что он как бы и не воюет.

— Я не понимаю, почему? — уточняет Путин, слегка нахмурившись.

— Ну, он говорит, как будто мы не воюем… Я не знаю, в чём там проблема… — замялся я.

Хорошо на подмогу приходит сначала