Странница - Тамара Воронина

Без нее заскучал Гарвин, по отзывам, стал особо раздражителен и язвителен, даже Милит его выдерживал с трудом. Милит же прозаично похудел. Аппетит потерял. Очевидно, лицезрения Лены не хватало для нормального пищеварения. И что делать с мужиком? Может, есть какие-нибудь «отворотные» зелья? Не нужен ей был Милит, совсем не нужен, даже то наслаждение, которое он ей исправно дарил полгода, забылось: океан стер все его следы. Лене было перед ним ужасно стыдно. Попользовалась для снятия стресса… нет, надо было выбрать кого-то другого, кто ее не любил. Хотя бы и Маркуса. Лена ему всего лишь нравилась… или он успешно врал? Нет, не может быть, чтоб двадцать лет — никто, а тут сразу трое. Не бывает.

У Милита хватало выдержки никак не показывать своих чувств. А если все хваленое равнодушие эльфов — всего лишь умение абсолютно владеть собой? Ага, и все они на самом деле кипят страстями и прикидываются. Фаталисты они — это да, фаталисты такие, что начисто лишены чувства страха. Что угодно было в глазах Милита, когда Лена поднялась на его эшафот: боль, удивление, обреченность, презрение — но не страх перед абсолютно неизбежной, унизительной и мучительной смертью. Что угодно было в глазах младшего сына Лиасса, но не страх. Где ж им понять людей, если даже Маркус боится, пусть не смерти — он для этого слишком долго жил, но драконов. А что уж о самой Лене говорить, она всю жизнь была самой обыкновенной трусихой, и стыдно ей вовсе не было. Не всем дано быть героями.

А у шута с его дурацкой привычкой доискиваться до глубинного смысла, то есть истины, появился новый пунктик, который иначе, чем бзиком назвать было нельзя. Поначалу он отмалчивался и выкручивался, даже когда Лена приставала к нему с расспросами, а потом ей вдруг пришло в голову пойти местным путем, и она попросту приказала ему говорить. Ужасно не хотелось этого делать, но он вовсе не обиделся, посидел с опущенной головой, собираясь с духом, но все же заговорил. А Лена себя считала мнительной…

Наркоманы имелись и в этом мире, но было их настолько мало, что наркомания не была не только национальной бедой, но и вовсе не была проблемой. Если каким-то отдельным и немногочисленным личностям кажется невероятным счастьем вдыхать дым дурманящих трав, так пусть будут счастливы. Травы эти (не конопля ли?) росли по всей Сайбии, и внимание на них обращали, только если вдруг они начинали засорять поля или выпасные луга — и тогда с помощью незатейливой магии травку уничтожали вместе с корнями. Но находились люди, которым хотелось эйфории, и они травку собирали, высушивали и курили, набивая в трубки. И, естественно, подсаживались на нее и вскорости обходиться без кайфа просто не могли. Но так как это ни к чему особенно не приводило, их никто и не преследовал, ведь даже денег за дозу платить было не надо, а если граждане со стеклянными глазами попадались страже, то до полного протрезвления они отсиживались в холодных подвалах крепостей. Преступления, совершенные наркоманами, карались жестоко, в лучшем случае сухой ломкой и лишением кайфа на энное количество лет каторжных работ, и местные наркоши старались просто не высовывать носа из дома и вообще довольно редко жили в городах, чтоб быть поближе к природе и своей травке.

Бзик шута Лене показался одновременно странным и логичным. Он вдруг подумал, что его привязанность к Лене — аномальная и неудержимая — сродни этому наркотическому кайфу. То есть ему взбрело в голову, что жить он не может не без Лены, а без ее силы. Без океана. В общем, это укладывалось и в голове Лены, по крайней мере объясняя, почему вдруг на старости лет она приобрела такую популярность у мужчин. Милит вон тоже говорил о магии ее поцелуя.

Тут, правда, зашел Маркус, как был, в трусах, уселся на стул, посоветовал двери закрывать и прямо спросил, когда шут с ума сошел. Тот глянул со страданием и окончательно повесил нос. Маркус крякнул и посмотрел не Лену:

— И что, ты тоже так думаешь?

— Маркус, а почему иначе на меня раньше мужчины внимания не обращали?

— Потому что дураки, — удивился Маркус. — Нет, ты не красавица, с ума сводящая, но нормальная и вполне симпатичная женщина. И пострашнее тебя замуж выходят благополучно и кучу любовников имеют. А ты сама-то сильно на мужчин внимание обращала раньше?

— Не сильно, — вынуждена была признать Лена.

— Ну так что ты хочешь? Нам ведь только намек дай. Делиена, что за дурь в твоей голове, скажи мне? Этот, известно, ненормальный, но ты-то всегда была здравомыслящей женщиной. Если б ты захотела мужчину, он бы, что, отвернулся и ушел? Это вряд ли. Тебя раньше не любили? А ты раньше любила?

— Нет, — призналась Лена. — Но я люблю этого, — она ткнула пальцем в шута, — а Милит тогда чего ж?

Маркус захохотал.

— Ну знаешь! Да Милит до сих пор потрясен тем, что ты за ним в Трехмирье пошла! Женщина! да еще человек! Для эльфа оттуда это вообще… Ну, так скажем, это позволило ему разглядеть то, что у тебя в душе. А эльфы, кстати, не ценят внешнюю красоту, если ты вдруг не заметила. Для них красота — штука привычная и неинтересная. Они все красивые. Аж скучно. Ты б видела мою Эвиану… знаешь, какая она была? А я? Совершенно обыкновенный.

— Мужчина должен быть чуть-чуть получше обезьяны, — пробормотала Лена, — и то необязательно.

— А ты об этом, например, Гарвина спроси, — посоветовал Маркус, — или Ариану. Делиена, ты хоть понимаешь, что ты просто хорошая баба? Добрая, искренняя, душевная, понимающая? Это редкость для женщины — желание понять. Поверь. Тебя не тянет мужиками крутить, ты прямая и естественная, даже не кокетничаешь совсем. Это тоже… нечасто встречается.

— А я не сексапильная, — выдала Лена и потом еще пару минут объясняла, что такое сексапильность. Маркус хохотал так, что даже закашлялся, да и шут фыркал тихонечко, несмотря на свою подавленность. Продышавшись, Маркус сказал:

— Об этом позволь уж нам судить, ладно? Я-то твоей магии не пробовал, однако… непрочь… В общем, щас шута выгоню и его место займу.

— Рискни, — предложил шут недобро. Всерьез воспринял, что ли?

— Рискну, — легко пообещал Маркус, — раз у тебя дурман-трава, а у меня нормальное мужское желание. А ты чего под одеяло с головой прячешься? Не бойся, я сначала его на мороз выгоню голым, а уж потом к тебе приду. Охота вам обоим делать событие из ничего? Шут, ну ты маленько головой работать можешь?

— Маленько могу, — недовольно проворчал тот, сжимая под одеялом руку Лены.

— Ну и поработай. Тебя что смущает-то так: что, пока я вас не свел, ты и не помышлял о ней?

— Почему это я не помышлял? — возмутился шут.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});