Сергей Михалков - Сергей Владимирович Михалков

сюжетом!

Парамонов. А что эти зулусы, как мы, едят? Или что свое?

Редедя. Нет, они по-своему. Осетрины не едят. Сардинок не едят, а вот змеи, скорпионы, летучие мыши — это у них первое лакомство!

Перекусихин-второй. Что вы говорите!

Парамонов. А что, в этой Зулусии… финансы есть?

Редедя. Настоящих финансов нет, а вроде финансов — как не быть!

Перекусихин-первый. И деньги, стало быть, чеканят?

Редедя. Чеканить не чеканят, а так делают. У них заместо денег крокодильи косточки идут.

Прудентов. Что город — то норов, что деревня — то обычай. Вот ведь какую легкость придумали!

Иван Тимофеевич. А внутренняя политика у них есть?

Редедя. И внутренней политики настоящей нет, а есть оздоровление корней. Туг и полиция, и юстиция, и народное просвещение — все! Возьмут этак голубчика, где почувствительнее, да и не выпускают, покуда всех не оговорит.

Прудентов. И это легкость большая.

Парамонов. А жениха-то все нет…

Дверь отворилась, жандарм вводит Балалайкина, торжествующий Глумов замыкает шествие.

Очищенный. Вот он, явился!

Иван Тимофеевич. Вот и жених прибыл.

Парамонов. Ах, голубь, голубь!

Жандарм силой усаживает Балалайкина подле невесты. Никто не обращает на это внимания.

Балалайкин. Извините, господа, срочное дело обнаружилось.

Иван Тимофеевич. Ну, что там, ты теперь себя оправдал. Садись рядом со своей невестой.

Очищенный (с бокалом в руке встает). Позвольте мне как редактору «Красы Демидрона» провозгласить первый тост в честь жениха и невесты. Ура!

Все. Ура!

Пьют и закусывают. Рассказчик подошел к Глумову, они вместе вышли из-за стола и отошли в сторону.

Рассказчик. Послушай, Глумов, ведь она тебя на место Редеди прочит… В его квартирке жить будешь!

Глумов. Ну, а ты при данных обстоятельствах как бы поступил?

Рассказчик. Но ты же поступаешь на содержание к содержанке!

За столом взрыв хохота.

Рассказчик. Послушай, Глумов!

Глумов. Нет, брат, это ты раскинь мозгами! Квартирка с отоплением! Пироги! Закуска! А сама хозяйка? А там, глядишь, еще и сам папаша Парамонов, пожалуй, в долю по банковским операциям возьмет! Нет, дорогой, от этого не отказываются!

Рассказчик. Выходит, оставляешь меня одного? Разве это по дружбе? Ты дезертир, Глумов!

Глумов(твердо). Решившись вступить на стезю благонамеренности, я иду прямо туда, куда никакие подозрения насчет чистоты моих намерений за мной не последуют. (Подходит к столу, чтобы занять место странствующего полководца.)

Редедя падает на пол и засыпает. Торжествуя удачно слаженное дельце, столь выгодное для всех, за столом весело хохочут.

Рассказчик(в зал). Что же это? Оба мы одновременно перепоясались на один и тот же подвиг, и вот я стою еще в самом начале пути, а он, Глумов, не только дошел до конца, но даже получил квартиру с отоплением. И все досталось не мне, добросовестному интеллигентному человеку, а ему… лишенному стыда и совести! Свинство какое! Поступил на содержание к содержанке! А я? Должен теперь весь процесс мучительного оподления проделать сначала и по порядку… На всякий шаг представлять доказательства и определенный документ! Где правда? Где справедливость?.. Что она, наша жизнь?

Очищенный. За здоровье молодых! Ура!

Молодкин. Здравие Онуфрия Петровича! Ура! Ура!

Иван Тимофеевич. Здравие жениха и невесты! Ура!

Очищенный. Горько!

Все. Горько! Горько!

Жених и невеста целуются.

Занавес

Памятник себе…

Сатирическая комедия в трех действиях, с эпилогом

…сколько есть у нас добрых людей, но сколько есть и плевел, от которых житья нет добрым и за которыми не в силах следить никакой закон. На сцену их: пусть видит их весь народ, пусть посмеется им. О. смех великое дело! Ничего более не боится человек так. как смеха. Он не отнимает ни жизни, ни имения у виновного, но он ему силы связывает, и. боясь смеха, человек удержится от того, от чего бы его не удержала никакая сила.

Н. В. Гоголь. Петербургская сцена в 1835—36 гг.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Кирилл Спиридонович Почесухин

Варвара Игнатьевна Почесухина

Вечеринкин

Чуркин

Топтунов

Секретарша Дуняша

Царский генерал

Купец