Наглый роман - Ния Артурс

мне напиток. — Чай-латте со льдом.

— Большое вам спасибо, — дрожащим голосом выдыхаю я.

Хадин выгибает бровь, глядя на меня, когда я ныряю обратно в номер и закрываю дверь. — Чай с кухни отеля? Ты была в таком отчаянии?

— Тебе не позволено судить меня. — Я тычу пальцем в его сторону и направляюсь к кровати.

Он следует за мной.

Я поднимаю руку, когда он тянется за моим чаем. — Что ты делаешь? — Спрашиваю я.

— Избавляю тебя от превышения рекомендуемого потребления кофеина и сахара и даю Проекту Вегас передышку. — Он забирает чашку у меня из рук.

Я борюсь за это. — Хадин.

Он держит его над головой, и поскольку он на несколько дюймов выше меня, я никак не могу до него дотянуться.

Самодовольное выражение, появляющееся на его лице, одновременно сводит с ума и чрезвычайно раздражает.

— Верни это. — Я ухватываюсь за это.

У него скучающее выражение лица. — Ты принимала витамины, рекомендованные врачом? Сколько стаканов воды ты выпила сегодня?

Поскольку мой мозг в настоящее время занят поиском решения, я соображаю быстро. Мне нужен рост.

Оглядываясь по сторонам, мой взгляд останавливается на кровати.

Бинго.

Я наступаю на матрас. Кровать прогибается под моим весом.

— Ты думал, что сможешь остановить меня? — Я шиплю.

Глаза Хадин расширяются.

Теперь, когда у меня есть рычаги воздействия на него, я хватаюсь за чай. Вместо этого Хадин отступает назад, пытаясь оказаться вне пределов моей досягаемости. В последнем отчаянном усилии я взмахиваю руками и обвиваю их вокруг его шеи, притягивая его обратно к себе.

Он теряет равновесие и заваливается вперед. Его тело врезается в мое, вдавливая меня в матрас. По пути вниз Хадин пытается обнять меня за талию, но в итоге, когда мы приземляемся, мы сливаемся воедино.

Его губы в нескольких дюймах от моих. Вес его тела приятен сам по себе.

Мой взгляд скользит по его темнеющему взгляду, и пальцы на ногах поджимаются, когда он решительно ставит чай на комод у меня за головой.

— Я ненавижу тебя, — горячо шепчу я, обмякнув, когда он ложится на меня сверху.

Он проводит руками по краю моего халата. Его голос низкий и хрипловатый. — Ненавижу тебя еще больше.

Хадин растягивает бант у меня на талии. Шелковые завязки соскальзывают, как танцующие ленты, не издавая ни звука. Кровь шумит у меня в ушах в такт бешеному биению моего сердца.

— Я собираюсь показать тебе, насколько… — Хадин находит край моего нижнего белья и рычит: — Я презираю тебя.

Он целует меня, и из моего горла вырывается стон. И стон переходит в низкое хныканье, когда остальная моя одежда падает на пол, а его поцелуи становятся более томными, как будто у него есть все время в мире.

Я держусь за затылок Хадина, даже когда говорю себе, что должна остановиться.

Я впиваюсь пальцами в его плечо, напоминая себе, что все это не имеет значения.

Его натиск начинается, и он мучительно медленный. Мои бедра сжимаются вокруг него крепче. Крепче. Крепче. Звезды в моих глазах становятся ярче.

Я захожу за грань, прежде чем успеваю взять себя в руки.

Хадин издает одобрительный звук, продолжая работать.

Я тяжело дышу и напоминаю своему сердцу, что этот момент, этот экстаз — это все, что он может мне предложить. Он всегда будет принцем-плейбоем, а я всегда буду девушкой, чья пьяная ошибка стоила ему свободы.

Хадин останавливается надо мной и хватает меня за подбородок. Его синевато-серые глаза впиваются в мой взгляд. — Посмотри на меня.

— Я смотрю, — выпаливаю я.

— Нет, это не так. Останься со мной, Ви. Я хочу, чтобы ты была здесь, со мной, прямо сейчас.

Я стискиваю зубы, готовая возразить, но он погружается в меня так глубоко, что это приказ, которому у меня нет выбора, кроме как подчиниться.

Жужжит мини-холодильник. Ветер треплет занавески на балконных дверях.

И Хадин хватает то, что осталось от моего сопротивления, и выбрасывает это в окно.

Я говорю себе, что завтра все обретет смысл.

Я говорю себе, что потерпеть не помешает.

Но когда я отступаю и принимаю то, что он может мне дать, иллюзия разбивается вдребезги, и я понимаю, что прошла точку невозврата.

Я отдала все это ему давным-давно.

Я не оставила никаких средств защиты.

И теперь у него есть возможность забрать у меня все.

Хадин шепчет мне на ухо, и я разваливаюсь на части. Я левитирую. Я катаюсь в искрах и волнах тепла.

— Вот так, Ви, — стонет Хадин, его пальцы с благоговением поглаживают мою кожу и бедра.

Я атакую его рот и притягиваю его еще ближе к себе.

Я слушаю звуки, которые он издает, когда разваливается на части, а потом остаюсь в его объятиях. Он крепко прижимает меня к своей груди, все еще удерживая, наши тела соединены как одно, ни один из нас не двигается.

Мое сердце постепенно приходит в норму, и мир стабилизируется.

Я смотрю в темноту и думаю об адвокате по бракоразводным процессам, которому собираюсь позвонить.

ГЛАВА 18

РАЗБИТЫЕ РАПСОДИИ

ХАДИН

— Перестань пялиться мне в затылок, Макс, — грубо требую я.

Холодные голубые глаза моего лучшего друга становятся еще более ледяными, что о чем-то говорит, потому что взгляд Макса уже по-сибирски холоден. Он стоит у меня за спиной и с ужасом смотрит, как я поправляю галстук перед зеркалом.

— Я скучал по этому, — говорит Алистер, появляясь в поле зрения. На нем накрахмаленная белая рубашка и черные брюки. Черный пиджак перекинут через согнутую руку. — Из-за чего сейчас злится Стинтон?

— Что-то о том, что Хадин не говорит ‘Я люблю тебя’, - добавляет Даррелл, поднимаясь с дивана в изножье кровати, где он надевал парадные туфли.

Алистер потирает подбородок и переводит взгляд с Макса на меня. — О. Это такая вечеринка?

— Заткнись, Алистер, — рычит Макс.

Я посмеиваюсь над вспыльчивым выражением лица моего друга. — Очевидно, Макс не понимает языка любви между мной и Ваней.

— Я уверен, что говорил тебе признаться в своих чувствах. Вместо этого ты пошел и сказал ей, что ненавидишь ее?

— В свою защиту скажу, что она сказала это первой, — бормочу я, поправляя галстук.

— По-настоящему взрослый, — бормочет Макс.

Я единственный парень в комнате, который свободен от пресловутого засовывания палки в зад. Я не ожидаю, что кто-либо из этих мужчин, которые вышли из утробы, торгуя акциями и облигациями, поймут меня.

— Значит, ты сказал ей, что ненавидишь ее, — размышляет Даррел, — и она не ударила тебя кулаком в горло?

— Дон переехала бы меня машиной, — бормочет Макс.

Я смеюсь.

Алистер морщится, как будто представляет себе судьбу хуже смерти.

— Вы, ребята, не понимаете. У нас с Ваней свои дела. — Я поворачиваюсь к ним лицом.

Как и