Северное сияние - Филип Пулман

— А я знаю, — вмешался в их разговор какой-то мальчуган. — Они альма убивают, а потом смотрят, ты помрешь или нет.

— Но тогда зачем им так много детей? Посмотрели бы разок, и хватит, — недоверчиво отозвался кто-то из слушателей. — А то они, получается, раз за разом смотрят… Странно как-то.

— А я знаю, что они делают, — выпалила блондиночка.

Все присутствующие навострили уши, но, чтобы не привлекать излишнего внимания взрослых, предусмотрительно напустили на себя рассеянно-отсутствующий вид, только сердца бешено колотились под пижамными курточками.

— Откуда ты знаешь? — тихонько спросил кто-то.

— А вот и знаю. Если хотите знать, мы с Тони вместе в бельевой были, когда за ним пришли.

Выпалив это, блондиночка залилась краской до корней волос. Она, наверное, ждала дурацких шуточек и насмешек, но их не последовало. Дети подавленно молчали, никто даже не улыбнулся. Тогда девочка продолжала:

— Мы в бельевой прятались, а медсестра, знаете, ну, эта, у которой еще голосочек сладенький такой, под дверь пришла и давай Тони уговаривать. Дескать, открой, да я знаю, что ты тут, мы тебе ничего не сделаем… Тогда Тони ее спрашивает: а что, мол, со мной будет? А она, такая, ничего, мол, не будет. Укольчик сделаем, ты уснешь, а потом, после маленькой такой операции, проснешься: живехонек-здоровехонек. Только Тони ей все равно не поверил. Он сказал…

— Дырки! — не выдержал кто-то из детей. — Я знаю, они берут и в головах дырки делают. Как тартары…

— Да заткнись ты, — мгновенно оборвали его. — Чего перебиваешь-то? Что еще сестра говорила?

К этому времени возле столика девочек сгрудились человек десять детей. И они, и их альмы не сводили с рассказчицы напряженно-распахнутых глаз.

— Тони тогда спросил, что они с его Шмыгой хотят сделать. А сестра говорит, что ничего особенного, она, дескать, тоже уснет. Только Тони не поверил. Вы, говорит, убить ее хотите. Так прямо и сказал. Все, говорит, знают, что вы убиваете. А сестра, конечно, нет, совсем даже не так, операция будет совсем ерундовой, и боли никакой не почувствуешь, чик — и готово, а наркоз — так, на всякий случай.

В столовой стояла гробовая тишина. Медсестра, надзиравшая за детьми, куда-то на минутку отлучилась, сервировочное окошко было закрыто, так что из кухни их тоже не могли подслушать.

— Какой еще “чик”? — испуганно прошептал тонкий мальчишеский голос. — Она сказала еще что-нибудь про эту операцию?

— Ну, она просто сказала, что это нужно, чтобы стать взрослым. Что это всем делают. У взрослых альмы не могут меняться, как у нас. И если такую операцию сделать, то альм как будто застывает и уже больше никогда не меняется, так что ты становишься взрослым.

— Но…

— Что же это…

— Получается, что всем взрослым делают такую операцию, так, что ли?

— А как же тогда…

Внезапно хор детских голосов умолк, словно кто-то выключил звук. В наступившей тишине все лица, как по команде, повернулись в одну сторону. В дверях столовой стояла сестра Клара: как всегда спокойная, улыбчивая и невозмутимая. За ее спиной маячил какой-то мужчина в белом халате, Лира прежде его никогда не видела.

— Бриджет МакДжинн, — раздался его голос.

Блондиночка медленно встала на неверных от страха ногах, альм-бурундук судорожно вцепился ей в пижамную курточку, словно ища защиты у нее на груди.

— Это я, сэр, — еле слышно прошептала девочка.

— Допивай молоко, а потом сестра Клара проводит тебя. А остальным пора на занятия. Давайте-ка, поживее.

Дети послушно потянулись к выходу; каждый подходил, молча ставил пустую чашку на тележку из нержавеющей стали. На Бриджет никто не смотрел. Только Лира подняла глаза и увидела, какой ужас был написан на ее лице.

До обеда девочки занимались подвижными играми. Разумеется, не на открытом воздухе, а в помещении, ведь, когда на дворе полярная ночь, на улице не погуляешь. На станции был небольшой спортивный зальчик, где группы мальчиков и девочек занимались по очереди, а медсестры за ними присматривали.

Девочкам велели разбиться на две команды и перебрасывать друг другу мяч. Поначалу Лира, которой никогда не приходилось участвовать в подобных играх, немного растерялась, но, будучи от природы крепкой и подвижной девочкой, настоящей заводилой, она очень быстро сообразила что к чему и даже начала получать от этой забавы удовольствие. Крики детей, вопли и визг альмов сотрясали стены зальчика и гнали все страшные мысли прочь. А чего еще нужно? Ведь именно такую цель преследовали занятия.

Подошло время обеда. Стоя в очереди к раздаточному окошку, Лира услышала, как Пан радостно чирикнул. Обернувшись, она сразу же узнала мальчика у себя за спиной. Это был Билли Коста.

— Роджер сказал, что ты здесь, — шепнул от, едва шевеля губами.

— За тобой приехали, — тихонько сказала Лира. — Брат твой старший, Джон Фаа и целый отряд цаган. Они хотят забрать тебя домой.

Чтобы подавить вопль радости, Билли пришлось притворно закашляться.

— Запомни, я Лиззи, не Лира, а Лиззи. Ты должен рассказать мне все, что знаешь про эту станцию.

Они постарались сесть рядом, а сбоку примостился Роджер. За обедом разговаривать было куда сподручнее: в столовой яблоку негде было упасть, дети постоянно сновали с подносами туда-сюда. В общем шуме и гаме на них никто не обращал внимания. Мальчишки мигом выложили Лире все, что знали сами. Билли слыхал от одной из медсестер, что после операции детей переводят со станции куда-то южнее. Вот почему бедный Тони Макариос оказался так далеко от Больвангара.

Зато Роджер рассказал кое-что поинтереснее:

— Я знаю, где тут можно спрятаться.

— Где?

— Видите эту картину? — спросил он, показывая взглядом на огромную литографию, занимавшую всю торцевую стену. — Вон там, в правом верхнем углу, видите? Где потолочная панель.

Потолок был собран из прямоугольных панелей, соединенных между собой металлическими полосами, набитыми крест-накрест. В правом верхнем углу одна панель чуточку отходила.

— Я как это увидел, — объяснял Роджер шепотом, — так сразу и подумал: а что, если другие тоже отходят? Я тогда в другом месте попробовал — точно. Их только чуть надави — они почти не закреплены. Мы с одним тут ночью в спальне у нас проверили, давно еще, его потом забрали, так вот, оказалось, там между потолком и крышей зазор есть, и туда можно заползти.

— Ты пробовал? Там что, длинный лаз?

— Ну, не знаю даже. Мы залезли, конечно, но совсем недалеко. Еще подумали, что там можно отсидеться, когда за нами придут. Только ведь найдут все равно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});