Забытый сад - Кейт Мортон

В конце концов, Лайнус победит. Его терпение будет вознаграждено.

Он вздохнул и наклонился, чтобы лучше разглядеть в тусклом красном свете возникающий образ. Темные края — изгороди лабиринта, а посередине светлое пятно, где она попала в кадр. Элиза сразу же заметила его, и шее Лайнуса стало жарко от удовольствия. Ее широкие глаза, полуоткрытые губы, как у зверька, пойманного врасплох.

Лайнус покосился на бачок с проявителем. Вот она. Белое платье, узкая талия — о, как он желал обхватить ее пальцами, ощутить, как невесомые вздохи испуганно дрожат в груди! А ее белая шея с жилкой пульса, совсем как у ее матери когда-то! Лайнус на мгновение закрыл глаза и представил алую полосу на горле своей baigneur. Она тоже пыталась покинуть его.

Лайнус был в темной комнате, когда она пришла в последний раз, резал картонную подложку для новой серии: кузнечики западных графств. Он был в восторге от фотографий и даже думал, не попросить ли у отца позволения устроить небольшую выставку. Лайнус не терпел, когда его прерывали. Но Джорджиана была исключением из большинства правил.

Какой неземной, какой совершенной она выглядела в раме дверного проема, когда свет лампы оживил ее черты. Она поднесла палец к губам, повелевая хранить молчание, и закрыла за собой дверь. Он смотрел, как она медленно идет к нему, легкая улыбка играла на ее губах. Таинственность сестры была одной из излюбленных им черт, наедине со своей baigneur он ощущал соблазнительный привкус сговора, не свойственный его жизни. Ведь у Лайнуса редко находилось время для других. А у других редко находилось время для него.

— Ты ведь поможешь мне, Лайнус? — спросила сестра, широко распахнув ясные глаза.

Она начала рассказывать о мужчине, которого встретила, о моряке. Они полюбили друг друга и будут вместе, мама и папа ничего не должны знать, он ведь поможет ей? Ее глаза умоляли, не сознавая боли Лайнуса. Время словно растянулось, ее слова кружились у него в голове, разбухали и сдувались, то громче, то тише, целая жизнь из одиночества собралась в одном миге.

Не размышляя, он поднял руку, которая все еще сжимала перочинный нож, и быстро провел им по молочной коже сестры, передавая свою боль…

Лайнус щипчиками поднес отпечаток к свету, сощурился и моргнул. Черт побери! Вместо лица Элизы было белое пятно с серыми крапинками. Она пошевелилась в тот самый миг, когда он нажал на спуск. Он оказался недостаточно быстр, и Элиза ускользнула от него. Лайнус сжал кулак, вспоминая, как всегда в минуты досады, маленькую девочку, которая сидела рядом с ним на полу библиотеки и протягивала ему куклу, а вместе с ней — себя. До того, как она его разочаровала…

Не важно. Просто неудача, вот и все, временный поворот в игре, в которую они с Элизой играют, в которую он играл с ее матерью. Лайнус проиграл в тот раз: после случая с перочинным ножом его Джорджиана исчезла и больше не вернулась. Но на этот раз он будет более осторожен.

Что бы ни потребовалось, как бы долго ни пришлось ждать, Лайнус восторжествует.

Роза обрывала лепестки с ромашки до тех пор, пока ни одного не осталось: мальчик, девочка, мальчик, девочка, мальчик, девочка. Она улыбнулась и обхватила пальцами золотистую сердцевину цветка. Маленькая дочка для них с Натаниэлем, а потом, быть может, сын, а потом еще дочка и еще сын.

Сколько Роза себя помнила, она всегда мечтала о семье. Не такой, как холодное и одинокое соглашение, которое она знала малышкой, до приезда Элизы в Чёренгорб. В ее семье будут близость и любовь между родителями и много детей, братьев и сестер, которые всегда будут заботиться друг о друге.

Несмотря на подобное желание, из некоторых разговоров взрослых женщин Роза заключила, что, хотя дети — благословение Божье, акт, приводящий к их появлению — испытание. И потому в ночь свадьбы ожидала самого худшего. Когда Натаниэль расстегнул ее платье и распустил шнуровку, которую мама специально заказала, Роза затаила дыхание и внимательно посмотрела на него. Она очень переживала. Страх неизвестности наложился на беспокойство из-за отметин, и она сидела, затаив дыхание, ожидая что он заговорит, и боясь того же. Он отбросил ее платье и молча отодвинулся, не смотря ей в глаза. Медленно и пристально муж разглядывал ее, точно предмет искусства, который давно мечтал увидеть. Его темные глаза замерли, а губы чуть разошлись. Он поднял руку, и Роза задрожала от предвкушения, он легонько провел пальцем по самой большой отметине. От его прикосновения у Розы побежали мурашки по животу и внутренней поверхности бедер.

Потом они занялись любовью, и Роза обнаружила, что дамы не ошиблись: это было болезненно. Но Розе было не привыкать к боли, она прекрасно умела отстраняться, так что скорее наблюдала за происходящим, чем чувствовала его. Вместо этого она сосредоточилась на том, как непривычно близко оказалось лицо мужа, его закрытые глаза, гладкие темные веки, полные губы — подобный изгиб она редко видела когда-либо. Слушая все более быстрое и тяжелое дыхание, Роза осознала, что могущественна. За долгие годы нездоровья она никогда не думала, будто обладает силой. Она была бедной Розой, хрупкой Розой, слабой Розой. Но на лице Натаниэля Роза прочла желание, и оно сделало ее сильной.

В медовый месяц время словно пустилось вскачь. Где раньше были часы и минуты, остались только дни и ночи, солнце и луна. Как странно было вернуться в Англию и обнаружить, что их ждет прежнее медлительное время! Так же странно, как снова жить в Чёренгорбе. В Италии Роза привыкла к уединению и, вернувшись, обнаружила, что ей несносно присутствие других. Слуги, мама и даже Элиза, что-нибудь вечно таился в углах и пытался украсть ее внимание у Натаниэля. Роза хотела бы жить в собственном доме, где никто и никогда их не побеспокоит, но знала, что еще успеет. — Она понимала, что мама права: Натаниэлю легче встретить нужных людей в Чёренгорбе, а сам дом достаточно велик, чтобы свободно вместить двадцать человек.

Тем лучше. Роза нежно положила руку на живот. Она подозревала, что скоро им понадобится детская. Все утро Роза чувствовала себя странно, точно обладала особым секретом. Она не сомневалась, что столь важное событие именно так и должно ощущаться — женщина внезапно осознает появление чуда новой жизни в своем теле. Сжимая золотистую серединку ромашки, Роза направилась обратно к дому, солнце грело ее спину. Она задумалась, когда лучше поведать секрет Натаниэлю, и улыбнулась своим мыслям. Как он будет взволнован! Ведь когда у них появится ребенок, их семья станет совершенной.

Глава 38

Клифф-коттедж, Корнуолл, 2005 год

Похоже, природа наконец поняла, что наступил сентябрь. Последние задержавшиеся летние деньки сошли со сцены, и в тайном саду длинные тени потянулись к зиме. Земля была усыпана опавшими листьями, оранжевыми и бледно-зелеными, каштаны в колючих шубках гордо восседали на кончиках холодных ветвей.

Кассандра и Кристиан всю неделю работали в коттедже — распутывали лозы, отскребали стены от плесени, чинили сгнившие деревянные половицы. Наступила пятница, оба горели от нетерпения и сошлись на том, что надо уделить внимание тайному саду.

Кристиан копал яму возле запертых южных ворот, стараясь добраться до основания на редкость больших опор из песчаника, а Кассандра, скорчившись у северной стены, два часа рвала орляк из бывшей клумбы. Это напомнило ей детство, когда она по выходным помогала Нелл пропалывать сад в Паддингтоне. На Кассандру нахлынуло приятное чувство близости. Она уже собрала за спиной приличную кучу листьев и корней, но продвигалась все медленнее. В тайном саду сложно было не отвлекаться. Проскальзывая под стену, она словно попадала в место вне времени. Кассандра предположила, что все дело в стенах, хотя ощущение обособленности было не только физическим. Здесь звуки были ярче — громко пели птицы, листья шептали на ветру. Запахи были сильнее — влажное изобилие, сладкие яблоки. Воздух был чище. Чем дольше Кассандра оставалась в саду, тем сильнее верила, что была права. Сад не спит, он бодрствует.

Солнце чуть сдвинулось, пронзив копьями полосатого света лозы над головой, и дождь из крошечных желтых листьев-конфетти пролился с соседнего дерева. Глядя, как они порхают в лентах света, Кассандра ощутила неодолимое желание зарисовать, запечатлеть на бумаге волшебный контраст между светом и тьмой. Ее пальцы дернулись, мысленно рисуя копья света прямыми линиями, нанося штриховку, чтобы сохранить прозрачность. Желание рисовать застало ее врасплох.

— Чаю?

На другой стороне сада Кристиан кинул к стене лопату, задрал выцветшую футболку и вытер пот со лба.

— Звучит неплохо.

Кассандра похлопала руками в перчатках по джинсам, чтобы стряхнуть грязь и остатки папоротника, стараясь не глядеть на голый живот напарника.