Преданная. Невеста (СИ) - Мария Анатольевна Акулова

возвращается домой, а ее отец временно съехал. Мне стыдно за ложь, но она кажется меньшим из зол. Я расскажу потом. Приму его реакцию. Даже оправдаться не попытаюсь.

Просто сейчас мне легче двигаться по шахматной доске тихонечко. Меня не интересует ни шах, ни мат. Окружающие тоже замерли, мне кажется.

Руслан Смолин ждет нас с Лизой у машины. Курит, держа пальцы на ручке задней двери. Когда мы достаточно близко — открывает ее. Я чувствую, что Лизу потряхивает. Она все еще в жестком конфликте с отцом. А его я не понимаю. Он вроде старается — машина прогрета, забота читается в действиях, но дистанция между ними кажется непреодолимой.

Он подает дочери руку, Лиза поджимает губы и поднимается на ступеньку высокого джипа без помощи.

Плюхается на сиденье и сразу же двигается вглубь.

— Юль, садись.

Смотрит на меня требовательно и испуганно. Как будто боится, что я брошу ее прямо здесь. Вздыхаю и повторяю ее маршрут. Мне намного противней, но сама от помощи ее отца не отказываюсь.

Мажу взглядом по его лицу. Он кивает мне в знак благодарности. Я не отвечаю.

Сажусь на теплое сиденье и позволяю Лизе оплести мою руку. На плечо опускается ее голова. Я отворачиваюсь к окну. Вздрагиваю, когда водительская дверь захлопывается громче, чем казалось бы уместным. Замкнутое пространство салона тут же до отказа заполняет напряжение, от которого я стараюсь отгородиться.

Это не моя история. Я всего лишь переночую с подругой сегодня. Я готова буду ее поддержать, помочь, да даже приютить. Но роль связующего звена на себя не возьму. Пусть разбираются. У меня своя жизнь.

Как будто напоминая об этом, Слава оживляет мой телефон входящим сообщением.

Экран вспыхивает. Мы с Лизой одновременно смотрим вниз. Читаем тоже вместе.

«Пиши хоть, Юлька»

У меня сердце сжимается. Хочется тут же схватить мобильный и набрать.

Лиза глубоко вздыхает.

— Заботушка какая он у тебя…

Я толком не знаю: это ирония или похвала. Подруга раскрывает свою ладонь на моем колене. Я кладу сверху свою. Переплетаем пальцы. Она сжимает сильно-сильно.

— Напиши ему, чтобы не переживал. Скоро я верну ему его любимую.

Ничего не пишу, конечно же. Только улыбаюсь, смотря на переплетение наших с подругой пальцев.

— Даже не верится, что он так сильно в тебя втюрился, Березина. Думала, просто нравишься…

В ответ на произнесенный после задумчивой паузы комментарий опять молчу. Улыбаюсь устало.

Мне тоже долго не верилось. Но и тему развивать при ее отце нельзя.

Кожей чувствую жжение где-то на лбу. В салоне душновато, но я не прошу сделать температуру пониже. Вообще не хочу с ним взаимодействовать лишний раз. Но жжение усиливается. А нервы не железные.

Я поднимаю глаза. Ловлю изучающий взгляд в зеркале заднего вида. Сжимаю руку Лизы сильнее и отворачиваюсь к окну.

Что смотрите, уважаемый заказчик? Вы и без дочери в курсе, что он в меня втюрился. Вы мне за это отлично платите.

* * *

Я не была в квартире Смолиных очень давно, а теперь ворох воспоминаний будит вид знакомой высотки, приветствие консьержа, запах в огромной прихожей двухярусной квартиры на верхнем этаже.

Я разглядываю висящие на стенах фото, которые видела не раз и не два. Маленькая Лиза. Ее мама. Они с отцом. Примерная семья, разрушенная под основание.

Вместе с нами в квартиру поднялось и напряжение. Я продолжаю чувствовать себя неловко. Желание уйти отсюда побыстрей сложно победить, но пытаюсь хотя бы отвлечься. Хочу помочь снять Лизе пальто, но подруга смеется и фыркает:

— Я не немощная, Березина! Прекрати!

Отступаю. Снимаю свое пальто. Шарф. Ботинки.

К нам навстречу из глубины квартиры выходит женщина, обеспечивающая в доме Смолиных условный уют и наполненность холодильника.

Она всплескивает руками и качает головой:

— Елизавета Руслановна, как мы рады!!!

Только Лиза реагирует не так, как ожидалось. Отмахивается и кривится:

— Прекрати, Валь. Пожалуйста. Вы рады получать зарплату, а не меня видеть. Обходительной тебе нужно оставаться с ним. — Кивает себе за плечо. Туда, где стоит ее отец. — А я все равно тут ненадолго. Соберу вещи и съеду. Так что можешь не за спиной, а в лицо называть меня соплюхой. Я не обижусь.

Недоумение отражается на лицах сразу троих людей. Валентина поднимает взгляд над нашими головами и смотрит на Смолина. Я чувствую, как источаемое им напряжение усиливается. По моим рукам идут мурашки. Смотрю украдкой на Лизу — она как будто довольна. Ей как будто легче. Сильнее расправляет плечи. Улыбается.

— Елизавета, это как? — на вопрос отца даже не отвечает. Не оглядывается. Куда-то в пространство выпускает:

— Пришло время взрослеть. Идем, Юль.

Хватает меня за руку и тянет к лестнице.

— Елизавета Руслановна. А как же обед? — Мы обходим Валентину, которая продолжает настаивать на своем. Начинаем подниматься по лестнице.

— Я не голодная, Валь. Спасибо. И за приветствие спасибо. Мне очень приятно! — Каждое следующее слово Лиза произносит громче, продолжая волочить меня по ступенькам.

Практически заталкивает в свою комнату. Заходит следом. Прижимается спиной к захлопнутой двери и уже шепчет:

— Спойлер: ни черта.

— В смысле, ты съезжаешь?

Я переспрашиваю, хмуря брови.

Лиза же отталкивается от двери и проходит глубже в свою спальню.

— В прямом, Юль. У нас с папой не складывается. Я не хочу быть для него обузой и вечным разочарованием. Даже Валя меня презирает. У нее в глазах вечно читается, что нихуя не заслужила. Устала. Но и жить по его сценарию — тошно. Попробую сама.

— Для этого деньги нужны, Лиз… — Смотрю на нее, искренне стараясь не давить, но и в облаках летать какой смысл? Она привыкла к определенному уровню. Она вряд ли выдержит его резкое снижение.

— Деньги у меня есть, Юль. Мне мама еще до смерти открыла счет и положила туда очень-очень много.

Я этого не знала. И сейчас просто сглатываю свой страх. Не могу настаивать.

— Твой отец будет против. Он испугался, когда ты…

Лиза хмурится, я вижу, что на лице отражается боль, но ответить она не успевает.

В дверь дважды стучатся. Разрешения не ждут.

Я еле успеваю сделать шаг в сторону, чтобы не встретить поясницей дверную ручку.

Руслан Смолин просто-напросто вламывается в комнату и замирает на пороге. Лизин взгляд зажигается упрямством:

— Я не разрешала войти, — она вступает в открытый конфликт. Мне снова хочется оказаться подальше. Вместо этого — отворачиваюсь. Смотрю на стену. Делаю вид, что не слушаю.

— Что за выступление, Елизавета? Куда ты собралась съезжать? Тебе не хватило приключений? Ты снова хочешь на промывания? — Даже понимая,