Демогоргон - Брайан Ламли

— В таком случае, моя роль во всем этом закончена, — заговорила Амира. — Значит… я могу уехать?

— Нет, — покачал головой Хумени, — потому что я вам не доверяю — во всяком случае до тех пор, пока я в этой стране. У вас здесь слишком много друзей, и ваш отец пользуется довольно значительным влиянием. Придется вам обоим оставаться моими гостями до… до завтрашней ночи.

Хрипение Деккера теперь стало совсем уж нервным.

— Но ведь ко мне это не относится, а, мистер Хумени? Как вы и сами заметили, у меня множество других интересов, которые настоятельно требуют моего личного присутствия. Вот что я хотел сказать всего мгновение назад. Поэтому, если вы сейчас заплатите мне остаток причитающейся суммы, я…

— Мистер Деккер, вы мне крайне несимпатичны, — перебил его Хумени. — И никогда по-настоящему не нравились. Сообщаю вам об этой своей глубокой к вам антипатии, чтобы подчеркнуть то отвращение, которое доставляет мне каждая минута, проведенная в вашем обществе, впрочем, как, скорее всего, и вам — любая минута рядом со мной. Но в то же время вынужден признать, что вы весьма пунктуально исполняете свои обязательства и ни разу не подвели меня. Поэтому, в принципе, в мои дальнейшие планы входило использование вас и мистера Клейна, которого, к сожалению, с нами больше нет. Сейчас я дам вам возможность рассказать мне о том, как это случилось. Но, поскольку я лишился одного из сотрудников, мне, по-видимому, тем более не обойтись без вашей помощи. Поэтому, боюсь, окончательная расплата возможна лишь завтра, совсем в другом месте и только после того, как операция будет завершена.

— Но я…

— Разумеется, вы можете покинуть нас прямо сейчас, но в таком случае, естественно, о второй половине вашего жалованья придется забыть.

— Что? Но…

— … но если вы согласитесь задержаться еще на один день, то в этом случае вы получите не только все остальные деньги, но вам оплатят проезд из Израиля в любую указанную вами точку земного шара.

Деккер немного подумал и сказал:

— Что ж, наверное, придется остаться.

— Вот и отлично! В таком случае вы найдете четырех других… эээ… джентльменов, в гостиной на другой половине дома. Один из них покажет вам вашу комнату. Закат начнется через час с небольшим и, уверяю вас, вид из гостиной на бассейн с фонтаном в саду просто удивительный. Я распорядился, чтобы всем вам после захода солнца подали ужин, после которого я присоединюсь к вам и мы обсудим программу на завтра. Да, и еще одна мелочь: не пытайтесь сегодня вечером сбежать. Четыре джентльмена в гостиной из той же… эээ… организации, что и мистер Клейн. Более того, эти люди — члены одной и той же «семьи». Они установили поочередное патрулирование прилегающей к дому территории и получили совершенно недвусмысленные инструкции по поводу лиц, которые попытаются покинуть дом после захода солнца, так что никаких недоразумений или ошибок быть не может. А теперь прошу меня извинить: я бы хотел поближе познакомиться с моими… приобретениями.

— Я собиралась помыть Трэйса, — заметила Амира.

— Да, через несколько минут. Пять минут, максимум. Вы исключительно старательно исполняете свои обязанности — особенно те, что возложили на себя сами — мисс Гальбштейн. Это очень хорошо — во всяком случае, я на это искренне надеюсь. Ради вашего же блага… — Он зловеще улыбнулся в сумраке коридора, повернулся и исчез за дверью затемненной ставнями комнаты.

Трэйс тем временем как раз собирался слезть с носилок и подойти к двери. Он надеялся подслушать хоть часть смутно доносившегося из коридора разговора. К тому же в комнате имелось еще две каталки, и ему страшно хотелось взглянуть — кто на них лежит: он резонно предполагал, что это его «братья». Но тут вошел Хумени и закрыл за собой дверь, полностью застигнув Трэйса врасплох — тот сидел на своих носилках, держась рукой за голову и раскачиваясь взад-вперед. Фигура в балахоне несколько мгновений неуверенно постояла у двери . Затем Хумени подошел к Трэйсу, схватил его за плечо и заглянул в глаза.

Трэйсу оставалось лишь сыграть роль человека, который совсем недавно пришел в себя. Это не составило для него большого труда.

— Что.. ? — пробормотал он. — Кто.. ?

— Поразительно! — недовольно прошептал Хумени. — Просто поразительно! Ну-ка давай, ложись сынок, не утомляй себя. Все в порядке, и о тебе заботятся, поверь мне. — Голос и взгляд горящих глаз почти гипнотизировали. Тонкие твердые руки опустились Трэйсу на плечи, и он, не сопротивляясь, снова лег. Его глаза привыкали к царившему в комнате сумраку. И наконец Трэйс понял, что имели в виду Каструни, Гоковски и Амира. А еще понял, что они были правы.

— Так ты значит, третий, да? — продолжал Хумени, обращаясь больше к самому себе, чем к Трэйсу. — Но ты силен, умен, алчен — и к тому же вор. Да и внешность у тебя что надо. Тогда, возможно, ты не третий, а… первый?

Его голос и В САМОМ ДЕЛЕ гипнотизировал. Трэйс сразу понял это. Но ему просто не оставалось ничего другого, как слушать, поскольку он был не в состоянии оторвать глаз от лица Хумени или вырваться из засасывавшей ауры этого человека… этого СОЗДАНИЯ? Трэйса вдруг охватила паника. Он НЕ ДОЛЖЕН слушать этот голос! Нужно срочно отвлечься, сосредоточиться на чем-то другом.

Трэйс постарался перестать слушать и наконец заставил свои глаза оторваться от глаз Хумени. Да, теперь он мог ясно его разглядеть, это лицо было таким, как описал Каструни, но НЕ СОВСЕМ таким.

Не совсем, поскольку сейчас Хумени было на тридцать лет больше, и все эти три десятилетия были годами самого черного зла! Обычная плоть, но даже и такая, как у Хумени — чужая, ворованная, не в состоянии была выдержать то, чему подвергало ее это чудовищное создание.

Зубы, когда-то бывшие ярко-белыми и крепкими — зубы Ихъи Хумнаса — стали желтыми, как старая слоновая кость, и кривыми, как сломанные клыки. А крючковатый нос Хумени немного запал — хотя и не так сильно, как у Джорджа Гуигоса до него — и отсутствовал край левой ноздри. На одряхлевшем лице белый шрам Якоба Мхирени теперь походил на полоску чуть более бледной кожи, а волосы превратились в грубые белые пучки на затылке по-волчьи вытянутого черепа. От создания исходил какой-то запах тления, но даже и при этом сквозь него явственно пробивалось зловоние протухшего омара — ПОДЛИННЫЙ запах Хумени.

Но хуже всего были его глаза: эти жерла вулканов, светившиеся, подобно гнилушкам, эти окна, за которыми клубились дьявольские мысли! И снова эти ужасные глаза захватили Трэйса, и снова в его сознание, в его трещавшую от напряжения голову, как прогорклое масло, стал просачиваться голос Хумени:

— Но ты должен рассказать мне о себе, Чарльз Трэйс, поскольку я подозреваю, что ты здорово отличаешься от остальных моих сыновей. Я думал, мне известно о тебе почти все, но теперь я в этом уже не так уверен. Более того, я бы даже сказал, что ты изменился больше, чем я подозревал. — Трэйс почувствовал, как с него сдергивают одеяло, и снова в уши полился голос Хумени: — Потому что, хоть ты и носишь истинный знак, ты не калека. О, у твоих братьев тоже есть знаки, но совсем не такие. Это знаки Аба, полученные им от рождения, его величайшее несчастье — я знаю это, поскольку Аб и по сей день живет во мне. Да, и ЭТОТ знак сохранился на протяжении всех столетий, прошедших с тех пор, по сей день, и вот теперь его носишь ты. Но что же это может означать, Чарльз Трэйс? Что это может означать?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});