Я пытаюсь восстановить черты. О Бабеле – и не только о нем - Антонина Пирожкова

Платье висело в спальне, и как-то Бабель сумел его оттуда вытащить в переднюю и захватить с собой так, что хозяева не заметили.

Клавдия Яковлевна отобрала у Бабеля свое платье, и они долго смеялись над его проделкой.

Такие проделки Бабель позволял себе часто, и чем неправдоподобнее выглядела его выдумка, тем было смешней. Свою мать мог представить кому-нибудь: «А это моя младшая сестра», а о сестре сказать: «А это наш недоносок». Писателя Гехта представил Есенину как своего сына. Бабель любил разыгрывать людей, сам играл при этом разные роли: то хромого, то скупого, то больного. Если играет роль больного, то начинает стонать на разные лады. Я вбегаю в его комнату, обеспокоенная, а он, постонав при мне еще некоторое время, вдруг рассмеется и скажет: «Я разыгрывал перед Вами «еврейские стоны»».

Играя роль скупого, он не брал в трамвае билета и выпрыгивал на ходу при появлении контролера. Мне приходилось выпрыгивать за ним. Мог попросить едущую с ним даму купить ему билет, так как якобы у него совершенно нет денег.

Бабель любил говорить о себе: «Я человек суеверный». Я от многих людей слышала, что он сейчас же возвращался домой, если черная кошка перебегала ему дорогу, и не уходил из дома, если кто-то из домашних спрашивал, куда он идет. Свидетельницей таких возвращений я не была. На перилах лестницы в нашей квартире висела подкова. «Зачем это?» — спросила я. «Это приносит счастье», — ответил Бабель, улыбнувшись. По его лукавой усмешке я понимала, что это была только игра в суеверие, которая его забавляла.

Как-то в выходной день, наверное, в 1937 году Бабель сказал мне: «Сегодня дома не обедаю. Обедаю в ресторане с Любовью Михайловной Эренбург. Эренбурги часто кормили меня в Париже». Я спросила Бабеля, сколько у него денег. Он вытащил бумажник и, заглянув в него, ответил: «Сто рублей». Я сказала, что этого мало для того, чтобы угостить такую даму, и дала ему еще сто рублей. Продолжение этого эпизода мне позже рассказала сама Любовь Михайловна. Она жила тогда в гостинице, и Бабель ни за что не хотел туда за ней заходить. Он назначил ей свидание на улице за углом и повел в ресторан гостиницы «Москва» на площади Революции. Когда они сели за столик, Бабель взял карточку меню и спросил: «Икры хотите?» Она ответила: «Нет». «Семги хотите?» — «Нет». — «Пирожных хотите?» — «Нет». Бабель предлагал ей самые дорогие блюда и вина, а она отказывалась. Заказали мало, что-то из не очень дорогих блюд. А после обеда Бабель ей сказал: «Сразу видно, что Вы — хороший товарищ. Другая бы потребовала от меня и икры, и семги, и крабов, и тортов, и мороженого, а вас накормить стоило совсем недорого». Действительно ли Бабель боялся заходить в гостиницу, где в 1937 году, конечно же, велось наблюдение за каждым приходящим туда? Или он разыгрывал перед Любовью Михайловной роль трусливого Бабеля? Думаю, что второе.

О Бабеле часто распространялись легенды, например, одна из них — о работе в петроградском ЧК, другая — о телефонном звонке Сталина Бабелю домой. Были и другие. Мне не раз приходилось слышать, что Бабель будто бы встречался у Горького со Сталиным или же что он с Горьким ездил к Сталину в Кремль. Мне Бабель никогда об этом не говорил. А вот придумать беседу со Сталиным и весело рассказать о ней какому-нибудь доверчивому человеку — это он мог. Так, видимо, родились легенды о том, как Сталин, беседуя с Бабелем, предложил написать о себе роман, а Бабель будто бы сказал: «Подумаю, Иосиф Виссарионович»; или о том, как Горький в присутствии Сталина якобы попросил Бабеля, только что вернувшегося из Франции, рассказать о ней, как Бабель остроумно и весело рассказывал, а Сталин с безразличным выражением лица слушал и потом что-то произнес невпопад…

Никакого звонка от Сталина или встречи с ним у Бабеля, конечно же, не было, но при таких разговорах он ничего не опровергал, наоборот, мог и сам еще что-то добавить.

Наверное, когда-нибудь найдутся документы, подтверждающие его поступление в Иностранный отдел ЧК в Петрограде, где он проработал несколько месяцев в 1918 году. Но дело-то в том, что Иностранный отдел в легендах не упоминался, а только просто ЧК. Велись разговоры о том, что Бабель спускался в подвалы, присутствовал при расстрелах. Самое интересное, что Бабель никогда этого не опровергал, опровергать не пытался, а просто с таинственной улыбкой молчал. Он любил мистификации и сам их придумывал. Это его развлекало.

Некоторые исследователи Бабеля считают, что в 1930-е годы он писал роман о ЧК, и я могу поверить даже в то, что он сам подтверждал такие слухи, но я от него ничего подобного не слышала. Правда, Бабель не любил рассказывать о своих литературных делах и планах, но все же, если бы такой роман писался, за пять с половиной лет нашей совместной жизни он мог бы как-нибудь проговориться. Вероятно, Бабель работал над этой темой, но только в 1920-е годы.

Жизнь наша в Москве протекала размеренно. Я рано утром уходила на работу, пока Бабель еще спал. Встав, пил крепкий чай, который сам заваривал, сложно над ним колдуя… В доме был культ чая. «Первач» — первый стакан заваренного чая — Бабель редко кому уступал. Обо мне не шла речь: я была к чаю равнодушна и оценила его много позже. Но если приходил уж очень дорогой гость, Бабель мог уступить ему первый стакан со словами: «Обратите внимание: отдаю вам первач». Завтракал Бабель часов в двенадцать дня, а обедал — часов в пять-шесть вечера. К завтраку и обеду очень часто приглашались люди, с которыми Бабель хотел повидаться, но мне приходилось присутствовать при этом редко, только в выходные дни. Обычно я возвращалась с работы поздно: в Метропроекте засиживались, как правило, часов до восьми-девяти.

С работы я часто звонила домой, чтобы узнать, всё ли благополучно, особенно после рождения дочери. Я спрашивала:

— Ну, как дома дела?

На что Бабель мог ответить:

— Дома все хорошо, только ребенок ел один раз.

— Как так?!

— Один раз… с утра до вечера…

Или о нашей домашней работнице Шуре:

— Дома ничего особенного, Шура на кухне со своей подругой играет в футбол… Грудями перебрасываются.

Иногда Бабель сам звонил мне на работу и подошедшему к телефону говорил, что «звонят из Кремля».

— Антонина Николаевна, Вам звонят из Кремля, — передавали мне почти шепотом. Настораживалась вся комната. А Бабель весело спрашивал:

— Что, перепугались?

Бабель не имел обыкновения говорить мне «Останьтесь дома» или «Не уходите». Обычно он выражался иначе:

— Вы куда-нибудь собирались пойти вечером?

— Да.

— Жаль, — сказал он однажды. — Видите ли, я заметил, что Вы нравитесь только хорошим людям, и я по Вас, как по лакмусовой бумажке, проверяю людей. Мне очень важно было проверить, хороший ли человек Самуил Яковлевич Маршак. Он сегодня придет, и я думал Вас с ним познакомить.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});