Особый район - Юрий Козловский

— Фамилия министра обороны, при котором вы уволились из армии, Поликарпов?

— Нет.

— Назовите фамилию сами! — грозно приказал «генерал». Артем вопросительно взглянул на сидящего напротив «следователя», и тот кивнул головой, разрешая ответить.

— Генерал армии Стаханов! — отрапортовал Бестужев, едва удержавшись, чтобы не вытянуться по стойке «смирно», настолько сильна была исходящая от человека в камуфляже властная волна.

— Он военный? — казалось, что «генерал» с трудом скрывает удивление.

— А как же? — своего удивления Артем не скрывал. Но тут же спохватился, что нарушает инструкцию, и ответил: — Да.

Лысый постучал по клавишам своего ноутбука, «следователь» взглянул на монитор своего и задал следующий вопрос:

— Фамилия президента России Лосев?

— Нет.

— Вам знакома фамилия Крашенинников?

— Нет.

— Голдобин?

— Да.

— Он министр внутренних дел?

— Нет.

— Кто он?

— Сварщик на прииске.

«Следователь» поморщился, но, никак не отреагировав, продолжил допрос:

— Валиев?

— Нет.

— Жириновский?

— Да.

— Кто он? Отвечайте коротко.

— Знаменитый киноактер, комик.

— Шевцов?

— Да.

— Он председатель народного собрания?

— Нет.

— Кто он? Коротко.

— Мой армейский командир.

— Фамилия председателя народного собрания?

— А что это такое?

— Орган власти.

— Я не знаю такого органа.

— У вас были тройки в школьном аттестате?

— Да.

— В дипломе военного института?

— Нет, — тут Артем позволил себе нарушить регламент допроса и внес уточнение: — Только у меня диплом не института, а военного училища.

— Это не существенно, — «следователь» тоже нарушил регламент.

Допрос продолжался больше часа. Спрашивали не только «следователь» и лысый, но и почти все присутствующие, кроме маленького очкарика и, конечно, охранника, ствол автомата которого все это время смотрел на Артема. На очкарика к концу допроса невозможно было смотреть без жалости — лоб его покрылся нездоровой испариной, а лицо стало серым, как пелена, которую он поддерживал из последних сил. Задаваемые вопросы часто были неожиданными, а некоторые попросту казались дурацкими, но Артем знал, что они входят обязательной частью в программу допроса с помощью полиграфа. Несмотря на это, постепенно, где с помощью логики, где интуиции он начал выстраивать для себя конструкцию той реальности, откуда явились эти пришельцы. И понял, что эта реальность, пусть незначительно, в мелочах, но отличается от того мира, в котором жил он сам и окружающие его до сих пор люди. Убеждение окрепло, когда лысый встал из-за стола и показал «генералу» его военный билет, и тот долго и с нескрываемым удивлением рассматривал там какие-то странички.

Когда Бестужев вышел из кабинета, то увидел в торце коридора прислонившегося к подоконнику Глаголу. Лицо его в этот момент было похоже на морду служебного пса, нетерпеливо дожидающегося команды хозяина…

Глава 11

Метаморфозы

Невероятно сильные даже для знаменитого на весь мир своими рекордными холодами района морозы держались почти месяц. Все это время в поселке Красноармеец не снималось осадное положение. Из поселка никого не выпускали. Вертолет постоянно сновал из Красноармейца на Хатагай-Хаю и Тоболях, но все просьбы Бестужева к руководству «пришельцев» отпустить его к беременной жене натыкались на непробиваемую железобетонную стену. Его просто не слышали. Выходить в такой мороз пешком было самоубийственным мероприятием, да и вооруженные патрули, постоянно контролирующие берег реки, не дали бы ему это сделать.

Осадное положение было снято одновременно с окончанием холодов, или, наоборот, природа совместила ослабление морозного натиска с окончанием непонятной оккупации. И в первый же день из поселка исчезли Иван Глагола и его тощая жена Слава, бросив все свое немалое хозяйство. Как это им удалось, жители Красноармейца узнали позже. Оказалось, Иван заплатил водителю военного грузовика, уезжавшего в райцентр, и тот посадил их в фургон. Вот только деньги эти обернулись для водителя немалыми неприятностями, потому что полученные им от Глаголы купюры имели незаметное, на первый взгляд, отличие от билетов Банка Российского Союза и были признаны недействительными.

Недели две после «оккупации» население Красноармейца и Хатагай-Хаи находилось в подвешенном состоянии, а потом власти проявили вдруг неслыханную щедрость. Каждый из жителей получил кругленькую сумму в счет недополученной за два года заработной платы, а те, кто не имел жилья на материке, еще и сертификаты на квартиры, в основном в небольших городах Сибири. Прииск и артель были закрыты, и вскоре Красноармеец опустел, разделив судьбу десятков других брошенных северных поселков. Артем Бестужев еще раньше уехал на Тоболях, забрал оттуда Аню Кривошапкину, живот у которой уже заметно округлился, обвенчался с ней в церкви в районном центре, и они уехали в неизвестном направлении, надолго исчезнув из района.

Иван Петрович Незванов, которого к этому времени удалось привести в чувство, уехал в столицу республики, где немедленно развелся с женой и устроился на хорошую должность в совместное российско-канадское предприятие. Целый год он успешно руководил крупным золотодобывающим подразделением, а потом сорвался, запил и был уволен. Так продолжалось несколько раз, он лечился, находил работу — специалисты его уровня встречались не на каждом шагу, снова срывался, опускаясь все ниже по служебной и просто жизненной лестнице.

Его антагонист, олигарх Илья Григорьевич Атласов, вернувшись в столицу, с ужасом обнаружил, что его финансово-промышленная группа, пусть не империя, но уж княжество точно, старательно пережевана и съедена компаньонами и конкурентами. Конечно, Атласов не остался нищим, но его прежнее богатство съежилось до нескольких небольших ювелирных магазинов, до которых у конкурентов просто не дошли руки. Но Илья Григорьевич не предался унынию, а сразу взялся за дело, и через три года его состояние пусть и не достигло прежних размеров, но стремительно к ним приближалось. Похоже, что и его сознание претерпело удивительную метаморфозу — будучи до этого атеистом, Атласов окрестился и построил в родном Тоболяхе красивую деревянную церковь. На ее открытии Илья Григорьевич прилюдно покаялся перед односельчанами и попросил у них прощения за все плохое, что он для них сделал.

А еще он снял все обвинения против Стаса Сикорского и посодействовал его восстановлению в милиции, и через четыре года подполковник Сикорский возглавил районный отдел. Его заместителем стал капитан Винокуров. Хотя население района стремительно уменьшалось по причине сокращения золотодобычи, на количестве преступлений это, к сожалению, не отражалось, и работы милиции хватало. И все равно Сикорскому удалось зарекомендовать свой отдел как лучший в республике. Что примечательно, для этого он не вылизал ни одной задницы.

Валера Седых с семьей уехал во Владимирскую область, где отец давно купил ему квартиру по соседству с собой. Разъехались и закадычные друзья, Дима Парамонов и Коля Евтушенко, один в Минусинск, другой в Ангарск, что в Иркутской области. Но уже через три месяца оба получили телеграммы от друга Валеры и с огромной радостью, закрыв на замок полученные квартиры, уехали в алмазодобывающий город Мирный, где Седых нашел работу для всех троих.

Следует добавить, что блокада особого района была снята только после того, как со всеми его жителями были проведены индивидуальные беседы. Мужчины средних лет со строгими лицами объясняли каждому, что он должен хранить молчание о том, что происходило с ним последние два года. Если кто-то не выдержит обет молчания, говорили они, то будет выглядеть в глазах окружающих просто ненормальным. А если будет продолжать настаивать на своей правоте, то будет отправлен в психушку. Для надежности все они до конца своей жизни будут находиться под особым контролем специальной службы.

Меньше всего изменения коснулись коренного населения района, жителей Тоболяха. Так как до них не добрались ни древние животные, ни древние люди, то все перемены свелись для них к тому, что село какое-то время было отрезано от внешнего мира, а потом все снова пошло по-прежнему. Вместо уехавшего Атласова жители опять избрали главой сельской администрации Егора Афанасьевича Кривошапкина, к которому после избавления от порока пьянства удивительным образом вернулось утраченное здоровье, и даже выглядеть он стал на десяток лет младше.

Труднее всего властям пришлось с амазонками из прошлого. Скорее всего они просто не знали, что с ними делать, и не придумали ничего лучшего, чем оставить их жить на Хатагай-Хае, сделав этот поселок закрытым для остального мира. И только после долгих и настойчивых просьб нескольких бывших старателей им разрешили остаться со своими женщинами, к которым они успели сильно привязаться. Остался и полиглот Саша Армаш, который уже несколько месяцев жил с Доной, младшей из первых двух женщин, преодолевших барьер между прошлым и настоящим. Первые несколько лет маленькой колонии сильно докучали ученые — этнографы, историки и лингвисты, но и они, в конце концов, оставили ее в покое, после чего Хатагай-Хая зажила спокойной жизнью, став оленеводческим и охотничьим отделением народного сельскохозяйственного предприятия «Тоболях».