Гарем - Кэти Хикман

Задыхаясь, девушка вскочила на своем ложе. Даже в тепле подушек и одеял ее пробил озноб, кожа стала влажной. Какая кромешная темнота в ее комнате — как во всех покоях гарема, кроме апартаментов валиде, разумеется, здесь не было ни одного окна, — она даже не видит своей поднесенной к лицу руки! Наверное, в такую же тьму обращены глаза слепых? На мгновение ей показалось, что она слышит чьи-то шаги, — кто-то неизвестный крадется к ней? — но тут же поняла, что это биение ее собственного сердца.

Постепенно глаза Селии привыкли к темноте настолько, что проступили очертания комнаты. У противоположной стены спали на полу обе ее служанки. В нише стены, расположенной позади ее ложа, мерцала одинокая свеча, ее дрожащий огонек походил на голубого светлячка. Селия сунула в эту нишу руку и достала браслет хасеки. Затем снова откинулась на подушки и задумалась. Кто же стоял за этим предательством? По чьему замыслу Гюляе пришлось расстаться с жизнью? Ханзэ обуревает тщеславие, это понятно, но она слишком молода и откровенно неопытна для разработки столь сложного замысла. Гюляе-хасеки начала рассказывать Селии о третьем Ночном Соловье, но имеет ли он или она отношение к ней самой?

«Теперь мне уже ничего не узнать», — подумала девушка печально.

После того как евнухи увели их обеих, Ханзэ и Гюляе, валиде и старшие по званию женщины, не теряя времени, принялись водворять порядок и в качестве первейшего средства наложили на весь вечер запрет на разговоры. Никто не знал, что случилось с Ханзэ, но, если Селия правильно догадывалась по сумрачным и бледным лицам женщин, каждая из них понимала, что произошло с Гюляе-хасеки.

Говорили, что такая судьба хуже, чем смерть. Девушка не могла выбросить из головы страшные картины: она чувствовала, как хватают ее чьи-то грубые руки, слышала собственный отчаянный крик: «Нет! Нет! Лучше убейте меня сразу!» Бессильная борьба, бешенство сопротивления, ужас просачивающейся в мешок воды. Она начинает заливать ее глаза, уши и вот уже потоком хлынула в горло.

И после этого холод, холод. Злой холод глубоких вод.

Панический страх, горше чем желчь, подступил к ее горлу. Задыхаясь, Селия выскочила из постели, подбежала к двери и поскорей вдохнула полной грудью влажный воздух. Через несколько минут ночная свежесть, прохлада земли под босыми ногами успокоили девушку. Она поднесла руки к груди, желая унять бешеное биение сердца, и снова ощутила твердые очертания ключа. Он по-прежнему висел у нее на груди.

Разве она сможет это сделать? Разве такая смелость не сумасшествие? Селия бросила быстрый взгляд вокруг себя, сделала несколько неуверенных шажков. Как спокойно сейчас тут. Ни звука. Лишь лунный свет, да такой яркий, что она может разглядеть красный цвет своего платья. Никто не видит ее, никто не слышит. И вот ключ уже у нее в пальцах…

Нет, она не осмелится на это! «Они выслеживают и выжидают», — снова прозвучали у нее в мозгу слова Аннетты. Это так, кто бы эти «они» ни были! Ночные Соловьи? Она едва ли понимала, чего именно так боится, но страхи Аннетты и хасеки заразили ее. Чем бы Селия ни занималась, она постоянно чувствовала пристальное внимание. Возможно, на нее смотрят и сейчас. Вдруг попытка открыть дверь гарема — и для чего ей это делать? — обернется чем-то непоправимым. Чем-то худшим, чем сама смерть.

Чувство всепоглощающего страха опять нахлынуло на нее, но теперь это не было ужасом перед гибелью в водах Босфора. Селия с безмолвным криком прижала руки ко рту. Жить здесь, в этом чужом месте, страшнее, чем быть зашитой в мешок! Ее захлестнуло безнадежное, умопомрачительное отчаяние.

И, не помня себя, девушка бросилась бежать.

Впоследствии она так и не смогла сообразить, как очутилась у тайной двери. Не оглядываясь, она мчалась бесшумно и быстро, по коридорам и узким проходам, вниз по ступеням, пересекала тропинки, пока не оказалась в садике, где в тот день, когда ее объявили гёзде, ей разрешили посмотреть на игру молодых карие в мяч. Так она бежала не останавливаясь, пока не достигла дальней стены. Там, точно в том месте, что указала ей Ханзэ, между двумя большими кустами мирта в нарядных горшках, она разглядела ржавую металлическую решетку, уцелевшую часть старых дверей, ныне совершенно заросшую плющом. Решетка была так мала и так густо покрыта зеленью, что если б девушка не знала абсолютно точно, где искать, она и не догадалась бы о ее существовании. Селия вставила ключ в замок, и дверь бесшумно отворилась.

В первую минуту, подобно птице, забывшей от долгой жизни в клетке, как летать, она стояла у Двери Птичника, не зная, что ей делать дальше. Девушка обернулась, чутко прислушалась, но залитые серебром лунного света сады по-прежнему были погружены в молчание. Лишь тихий шепот ветра иногда нарушал его. И тут, в эту самую минуту, по другую сторону двери она увидела его! Подарок, привезенный англичанами. Он оказался больше, чем она предполагала, огромный короб в три раза выше ее, находился на расстоянии примерно тридцати ярдов от двери. Будто во сне, девушка медленно, забыв обо всем, направилась к нему.

И принялась внимательно рассматривать чудесный автомат. Нижняя часть этого высокого ящика походила на клавиатуру спинета, с клавишами, сделанными из черного дерева и слоновой кости. Между некоторыми из них белели свернутые в несколько раз полоски бумаги, укрепляющие только что приклеенные костяшки. От клавиатуры вверх тянулись трубы, похожие на трубы органа, большие из них располагались внизу, меньшие — наверху. В середину этого странного механизма был встроен циферблат настоящих часов, по обе стороны от него стояли фигурки ангелов с поднесенными к губам серебряными трубами. Над конструкцией красовался сплетенный из каких-то красивых проволочек куст, среди ветвей которого сидели птицы. Клювики у них были распахнуты, словно они собирались запеть, а блестящие в лунном свете круглые глазки будто следили за каждым движением Селии. Она же, как зачарованная, все ходила и ходила вокруг этого удивительного изобретения, поражаясь его красоте и мастерству работы.

«Пол, о Пол! — Селия прижала руку к щеке. — Какой удивительной красоты эта вещь! Ты тоже содействовал тому, чтобы выбрали именно ее? — От этой мысли глаза девушки мгновенно увлажнились слезами, но на губах играла улыбка. — Будто я сама не знаю! — С болью в сердце девушка положила пальцы на клавиши, кожей ощущая их прохладную гладкость. Она смеялась и плакала одновременно. — Пол, любовь моя! Эта вещь — настоящее чудо, не сравнимое ни с чем на свете».

И Селия готова была поставить свою жизнь на кон, что этот подарок придумал ее Пол. Она прижалась лбом к деревянному футляру, словно стремясь проникнуть внутрь, обвила его обеими руками, кончиками пальцев чувствуя каждый завиток и изгиб, и с наслаждением вдыхая запах свежеоструганного дерева.