Королевский долг - Пол Баррел

Поскольку принцесса не надела бейсболку, ее легко было узнать. Когда какой-нибудь прохожий хотел сфотографировать ее, она вежливо загораживала лицо рукой и просила: «Пожалуйста, не надо».

Несмотря на свое горе, папа очень беспокоился, что принцесса гуляет по парку и ее могут увидеть обычные посетители. «Мне так неудобно, что вы так рискуете ради нас. Не надо, пожалуйста. Вас могут заметить. Давайте лучше вернемся во дворец», — сказал он.

«Грэм, я думаю, что с вашими крепышами я в полной безопасности», — ответила она, и папа впервые за все выходные улыбнулся.

Мы подошли к оранжерее возле апартаментов. «Грэм, если вам что-нибудь понадобится, просто скажите об этом Полу», — она еще раз обняла папу и моих братьев и вошла во дворец. Папа еще долго вспоминал, как она была добра к нему, и как много времени она на нас потратила.

В тот вечер отец захотел немного побыть один. Он вышел на лужайку перед Старыми конюшнями и сел на скамейку. Я выглянул в окно из гостиной на втором этаже — он сидел к нам спиной. А рядом с ним сидела принцесса. Она возвращалась домой на машине и заметила его, подъезжая ко дворцу. Затормозив, Диана выбралась из машины, пересекла лужайку и села на скамейку. Я смотрел из окна и думал о том, как странно видеть своего отца рядом с ней. Я видел, как он кивал головой, разговаривая и вытирая слезы платком. Потом он не выдержал и разрыдался, уткнувшись принцессе в плечо.

Маму привезли в Великобританию в понедельник. Мы похоронили ее на той же неделе. Накануне похорон гроб с ее телом стоял в церкви Хасленда, в которой ее крестили, в которой она венчалась и в которой отпевали бабушку и дедушку Кёрков. Мы украсили церковь белыми цветами. Зажгли свечи в память о ней. А потом каждый побыл с ней наедине, чтобы попрощаться. Я стоял, положив руку на полированную крышку гроба, склонив голову и вспоминая, что сказала мне принцесса: «Твоя мама все еще с нами».

На похоронах гроба не было видно под горами цветов. Когда друзья и родственники разошлись, мы с Грэмом остались возле могилы одни. Именно тогда он и открыл мне мамину тайну: что она сожгла письмо от «Кьюнарда», в котором мне предлагали работу.

Мы вернулись в дом № 47 на Чапел-роуд. Мамина сумочка и вязание лежали на стуле возле камина.

Папа поставил на огонь чайник, мои братья, невестки, племянницы и племянники разбрелись по дому, а я сел и открыл ее сумочку. В ней оказалась пудреница с гербом королевской яхты «Британия» — я подарил ее в те дни, когда работал у королевы, — и помада. А еще там был потертый красный кошелек, в котором, как обычно, не было ни пенни. Зато в нем была согнутая открытка. Та открытка, которую я послал ей вместе с цветами на свой день рождения: «Мама, это всего лишь маленький подарок за ту боль, которую ты перенесла, когда я появлялся на свет — в этот же самый день, 37 лет назад. С огромной любовью, твой первенец — Пол».

Семья была очень важна для принцессы, но, к сожалению, у нее были далеко не такие теплые отношения в семье, как в узком кругу ее друзей. Ее сестра, леди Сара Маккоркодейл, часто приезжала во дворец из Линкольншира. Из всех Спенсеров она была ближе всего Диане. Мать, Франсис Шенд Кидд, жила в уединении на шотландском острове Сейле, но, когда могла, приезжала к дочке. Хотя, честно говоря, принцесса чаще виделась со своей мачехой, Рейн Спенсер, чем с родной матерью. Диана обедала со своей мачехой раз в месяц, иногда в «Секкониз», недалеко от Бонд-стрит, — это был любимый ресторан ее отца.

Но несмотря на то что днем в Кенсингтонском дворце часто бывали гости, вечером принцесса часто оставалась одна, и в ее апартаментах воцарялась тишина. Когда Уильям и Гарри были в школе или в Хайгроуве, ей надо было составлять компанию.

«Ненавижу эту тишину», — говорила принцесса, читая «Вог» или «Харперз & Квин» субботним утром. В комнате играла музыка, но ей очень не хватало тех, кого она называла «человечками». «Пол, позвони своим сыновьям и попроси их прийти сюда», — говорила она.

Дети носились по апартаментам, кричали, смотрели фильмы по видеомагнитофону, играли в игры на приставке Гарри, и это здорово скрашивало ее одиночество. Александр и Ник даже не подозревали, что принцессу радует их беготня по дворцу. «Хотите что-нибудь поесть?» — спрашивал их принцесса, застыв в дверном проеме детской гостиной. Она шла на кухню к Даррену Макгрейди и просила его приготовить ребятам то, что они любили больше всего: гамбургеры и жареную картошку.

Александру и Нику нравилось бывать во дворце. Они наперегонки бежали по подъездной дорожке к задней двери вбегали в буфетную и неслись по лестнице к Диане, которая как обычно, разговаривала с кем-нибудь по телефону.

— Привет, принцесса! — доносились до меня в буфетную их крики.

После посещения дворца они приходили домой довольные и радостные. Их ждала Мария, которая все еще была в немилости у принцессы. То, что мальчики играли во дворце, доставляло им огромное удовольствие, но обижало Марию. «Ты там пропадаешь целыми днями, а теперь она еще и мальчиков туда уводит», — как-то раз пожаловалась она. А однажды утром, в воскресенье, Ник с детской непосредственностью спросил Марию:

— Мамочка, а почему ты больше не работаешь у принцессы? Почему ты ее не любишь?

— Пол, пусть она больше ничего не говорит обо мне мальчикам. Почему Ник меня об этом спрашивает? — разозлилась Мария.

Было такое впечатление, что я разрываюсь между бывшей женой и своей новой пассией. Однако именно Александр и Ник вновь сблизили старых подруг. Однажды, снова прибежав во дворец, мои мальчики приблизили заключение долгожданного перемирия.

Ник сидел с принцессой, и она спросила его о маме.

— Она тоже хочет сюда приходить, принцесса, — ответил он.

В тот вечер я освободился немного раньше. Зазвонил телефон. Мария взяла трубку. Это была принцесса. Раньше в таких случаях она сразу просила позвать меня, но не в этот раз. Диана обратилась к Марии, и вскоре обе уже непринужденно болтали, как будто ничего не случилось. Мария вернула доверие Дианы. Ей, в отличие от многих, очень повезло.

Нужно было снова восстанавливать контакты между Кенсингтонским дворцом и Флит-стрит [24], поэтому принцесса, желая отомстить принцу Чарльзу за то, что он публично признался в измене, стала налаживать связи со СМИ. Она начала приглашать редакторов газет и обозревателей во дворец на обеды. Ей казалось, что будет лучше, если журналисты увидят ее в естественной обстановке, и тогда, может быть, они станут лучше ее понимать. А она в свою очередь постарается разведать, что они знают и почему в статьях смотрят на происходящее под другим углом. Как видим, подобные обеды были полезны для обеих сторон.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});