Электрические тела - Колин Харрисон

Мелькнула чья-то тень, и я услышал свое имя. Мистер Уоррен появился у бортика бассейна с полотенцем в руке. Было видно, что ему жарко в твидовом пиджаке.

– Можно вас на минуту, мистер Уитмен?

По его вежливому лицу я понял, что меня вызывают и что этот визит все-таки имел какую-то цель.

– У меня есть время одеться?

– Боюсь, что нет, мистер Уитмен.

– Мне бы очень хотелось зайти в павильон и хотя бы накинуть рубашку.

– Извините. Он хотел бы видеть вас немедленно.

Я с досадой вылез из бассейна в мокрых плавках и осмотрелся, пытаясь найти Долорес и Марию.

– Они играют с детьми.

Мистер Уоррен вручил мне полотенце, давая понять, что у меня нет времени искать Долорес, чтобы сообщить ей, что я ушел из бассейна. Этот тип был чересчур жестким для дворецкого. Я прошел за ним, ступая нежными босыми ногами по дорожке из уложенных елочкой кирпичей. Она вилась между декоративными вишневыми деревьями, ведя к главному дому.

– Я еще мокрый! – запротестовал я, указывая на паркетный пол, когда мы вошли в дом через раздвижные стеклянные двери.

– Это не страшно, Джек, – раздался голос из комнаты. – Мы знаем, что вы скользкая рыба.

Президент. Мои глаза приспособились к темноте, и я разглядел деревянную обшивку стен и персидские ковры. В комнате работал кондиционер. Мистер Уоррен, оставшийся снаружи, закрыл за мной стеклянную дверь. Президент, сидя в кресле, махнул рукой в сторону непринужденно одетых стариков, освежившихся в душе.

– Джентльмены, я хотел бы познакомить вас с Джеком Уитменом, одним из наших многообещающих молодых людей.

Старики, которые играли в теннис, теперь приняли душ и сидели в мягких креслах. Они дисциплинированно кивнули мне и пригубили свои напитки. Их лица казались знакомыми. Они были мне знакомы. Я постарался небрежно повесить полотенце на шею и держаться так, будто я понимаю, что происходит. Вода стекала у меня по ногам, собираясь в лужицу на полу. Я был практически обнажен, мои редеющие волосы мелко завились от воды и солнца, белый живот нависал над плавками. Я стоял в мокрых плавках перед пятью немолодыми мужчинами, и это меня угнетало. Под их изучающими взглядами я чувствовал себя отнюдь не первосортным экземпляром своего поколения. Надо отдать должное Президенту: он знал, как нагнать на человека ужас. Мокрые узкие плавки натирали и сдавливали мне яйца. У меня начали трястись ноги, и в жарких подмышках я ощутил склизкий пот.

– Джек, позвольте вам представить, – заговорил Президент, небрежно взмахнув рукой. – Это Питер Велкнер...

Я кивнул. Да, теперь я узнал всех присутствующих. Велкнер был членом совета директоров Корпорации с 1986 года. Он был президентом-основателем «Велкнер аэроспейс» в Калифорнии, отошедшим от дел. Гениальный инженер. Важные изобретения в области компьютеров в 1960-е годы. Знает производственные процессы. Совершенно равнодушен к светской жизни Нью-Йорка. Свободно говорит по-японски. Его хобби – разведение гибридов хвойных деревьев. Я приветственно кивнул, но не стал пожимать ему руку.

– Ральф Юберот...

Член совета директоров Корпорации с 1990 года. В настоящее время – вице-президент Нью-йоркского национального трастового банка. Экономист по образованию. Он был одним из руководителей Федерального резервного банка США в первой администрации Рейгана. Судя по тому, что я о нем знал, по природе скептик и пессимист.

– Гарри Дормен...

Конечно. Член совета директоров Корпорации с 1979 года. В настоящее время президент «Глобал эйрлайнз». Бывший вице-президент «Мерка», производитель лекарств. Бывший вице-президент «Ай-би-эм». Оптимист, переговорщик. Может продать что угодно кому угодно, хоть темные очки покойнику.

– И Эрл Уотсон.

Член совета директоров Корпорации с 1983 года. Основатель «Уотсон корпорейшн», которая издает шестьдесят восемь газет по всей стране. Очень хорошо разбирается в американской культуре, меценат. Где-то я читал, что шестьдесят лет назад во время Депрессии они с Президентом вместе учились играть на скрипке. Это были старейшины совета директоров, его ядро.

– Джек, как вы, наверное, знаете, в совете существует ряд комитетов. Один из них, как вам известно, называется комитетом по управлению и выдвижению кадров, который имеет подкомитет по делам из раздела «разное». Вы можете не знать этого, – Президент вел себя так, словно мы с ним были случайными знакомыми, и в его голосе слышались покровительственные нотки, – но подкомитет по нашим правилам – по нашим малоизвестным правилам – имеет право, не считаясь с мнением других членов совета, собираться, когда и где он считает нужным. Это единственный подкомитет, который может заседать официально, не оповещая об этом остальных членов совета. Я говорю вам это, – тут он сделал паузу и посмотрел мне прямо в глаза, – чтобы вы понимали: несмотря на приятно неформальную внешнюю сторону нашего заседания, это официальное заседание... – При этих словах появилась миссис Марш в старомодном платье и чулках с блокнотом и авторучкой. Но волосы у нее были слегка растрепаны, и я понял: она только что прилетела на вертолете и наверняка привезла с собой вчерашние факсы, присланные Президенту из Германии. Она уселась у дальней стены комнаты. – С полным протоколом, обязательным выполнением постановлений и так далее.

Президент задержал на мне свои голубые глаза, проверяя, понял ли я его. Он выглядел бодрым, полным энергии.

– А теперь перейдем к делу. Джек убеждал меня поддержать слияние с «Фолкман-Сакурой». Как известно всем здесь присутствующим, возможно за исключением Джека, в течение последних шести месяцев я вел неофициальные беседы с их представителями. Мы никому не говорили об этом, действовали очень тихо. Я решил, основываясь отчасти на великолепных доводах Джека, что прямой обмен пакетами акций плюс план капитализации «Ф.-С.» будет в высшей степени разумным шагом. Джек знает все детали, все доводы.

Он повернулся ко мне, и я содрогнулся, осознав его хитроумие, его умелое манипулирование мною, Моррисоном, всеми.

– Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали о сути сделки комитету, Джек, если будете так любезны.

– Я был бы рад это сделать, – улыбнулся я в полном ужасе, – но, возможно, среди администрации есть те, кому также следует предоставить возможность...

– Мы ценим вашу преданность мистеру Моррисону и остальным, – прервал меня Уотсон, один из членов комитета, – но мы желаем выслушать вас.

– Да, – поддержал его Президент. – Вы можете не тревожиться о Моррисоне и остальных. Комитет полностью в курсе их участия...

«Комитет полностью в курсе их участия». Я оказался в центре контрпереворота. Президент представляет совету директоров идею объединения как свою собственную.

– Нам хотелось бы в первую очередь услышать от вас, Джек, основные доводы в пользу этого плана. Вы много говорили мне о проникновении и расширении новых рынков, возможности пройти через различные культурные барьеры за счет системы распространения, принадлежащей «Ф.-С.», и так далее. Мне хотелось бы, чтобы вы остановились на финансовых маневрах, которые сделают возможным такое коммерческое предприятие, начиная с холдинговой корпорации, сравнении их ценных бумаг с нашими, потребностях в краткосрочных кредитах, ситуации с евродолларами, а потом, если вы еще не выдохнетесь, – тут он негромко, театрально засмеялся, – потом обрисовать нам, как это отразится на каждом подразделении, какие именно предприятия надо будет отделить и продать, в чем заключаются противоречия с федеральными законами, будет ли спрос на эти предприятия и кто мог бы их купить...

И так далее. Короче, я должен был кратко изложить всю работу, проделанную остальными, все важные цифры и стратегии, выдать определенные ключевые фразы и идеи, стоимость которых составляла многие миллионы долларов. По тем вашингтонским переговорам о спутниках он знал, что у меня очень хорошая память и что я быстро все схватываю. Членов комитета не интересовало, кто именно даст цифры, оценки и отчеты. Стоит мне их озвучить, и они навсегда станут их собственностью. Миссис Марш надела очки, готовясь все это застенографировать. Когда он закончил, я тихо откашлялся, мне предстояло говорить час, а возможно, и больше...

Бывают мгновенья, когда мы предаем других. Моррисон поставил меня в такое положение, что я был готов это сделать, изложив его взгляд на будущее Корпорации. Он намеренно вывел меня из числа переговорщиков – разве я был теперь связан какими-то обязательствами? Если я откажусь сотрудничать с Президентом, то заявлю о своей солидарности с Моррисоном и подчеркну его предательство по отношению к Президенту. Насколько я мог судить, что бы я ни сделал, Моррисон пролетает. Он сейчас не в состоянии меня защитить. И как только я все выложу Президенту, я стану не нужен и ему тоже. Мой единственный шанс – хорошо себя показать. Мне предстояло в одиночку выступить перед главными лицами.