Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт - Фаня Шифман

Там, где стояли мальчики, блёклая радужная муть растаяла, однако, всё ещё мягко окутывала Страусов. А те, словно бы не замечая накатившего катаклизма, вызванного явлением "Хипазона", томно прикрыли глаза и плавно, не спеша, запихнули головы в находящиеся близко от них кучки радужного сыпучего песка.

***

Как только "Хипазон" исчез из Радужных Дюн, и воздух очистился, Страусы начали, не спеша, вытаскивать головы из пыльных кучек. Ближайший к Цвике Страус, азартный игрок в пёстрики-пустики, выдернул голову из песка судорожным, резким движением. Он ласково, и в то же время напряжённо, взглянул на Цвику, который задумался над очередным ходом.

Неожиданно мальчик услышал бесцветный, гулкий словно бы дробящийся и рассыпающийся, голос: "Не понимаю я вас, ребятки! Почему вы не хотите остаться здесь?" Сквозь мерцающую дымку он с изумлением увидел, что это заговорил ближайший к нему Страус: "Смотрите, какой тут мягкий, мелкий песок, как он блестит, сверкает и переливается! Ты не знаешь, как это здорово и полезно – песочные ванны!? У нас даже игра есть такая: кто глубже сунет голову, тот и выиграет… и не только соревнование, но и душевное здоровье. Тут вся хитрость – дюнка поглыбже, песочек помягше!" – "А разве у нас с тобой, голубчик, не другая игра?" – "Ты не понимаешь, что такое наши песочные ванны, как они полезны для нервной системы, а пуще всего – для мыслительной деятельности! Как мозги прочищаются, когда, стоишь вниз головой, весь из себя сдвинутый и опрокинутый!

Голова полностью в целительном песке! Мягкий, понимаешь, горячий, красивый, так и светится весь, так и переливается всеми красками! Краски мягкие, никого не раздражают! Что ещё нужно для счастья? Не думать, не соображать, не сомневаться!

А для школьников какой кайф: ни уроков, ни задачек, ни просьб и приставаний родителей. И никакого силонокулла! Нам он тоже… э-э-э… Я тебе ничего не говорил! – тут же оборвал сам себя Страус и, кося глазом во все стороны, забормотал: – Если чего и есть, то только самые приятные, самые нежные и ласкающие обертоны. Ну, те, которые песок профильтровывает. У нас в песке зарыты чересполосчатые фильтры! В общем, лучше Радужных Дюн, лучше наших песочных ванн нет и не будет ничего на свете…" – "А жара?" – "Жара – не мороз: наш жар греет и не обжигает… И жратвы – до балды… Ты же не хочешь посмотреть, со мною вместе поискать, голову свою упрямую в песочек засунуть!" – "А как у вас, адон Многодумчивый, в Радужных Дюнах с кашрутом?" – "Конечно, всё, что я сказал, только для тех, кто правильно мыслит, правильно излагает… Поэтому о своём, как-его-там? – каш-ш-руте, – и не заикайся! Это у нас, Страусов, как посягательство на основы".

– "А если, к примеру, вам нечаянно сожмут ваши чудо-Дюны, и дышать станет нечем?

Ведь силонокулл сжимает и растягивает витки – когда и как фанфаризаторской левой пятке зачешется…" – "Во-первых, не думаю, что адон Коба позволит слишком круто сжимать наши Радужные Дюны! Это ж тебе не какой-то… Юд-Гимель!.. Да и сам сахиб Ад-Малек… Не понимаю, как ты можешь так плохо о нём думать, тем более говорить! – вдруг прокричал, вытянувшись во фрунт, Страус: – Он великий человек: гениальный силонокулл миру подарил!" Цвика, отмахнувшись, пытался размышлять над следующим ходом. Страус мечтательно продолжал: "Ну, а если случится такая неприятность, то голова уже будет в песке, желательно и шея… ах, по самые крылышки! Если уж всё равно помирать, так лучше – ничего не зная, ничего не видя, ничего не слыша! Отбросить копыта счастливым, с мыслями о любимых песочных ваннах, мечтая о том, как было бы хорошо, если бы удалось ещё раз вытащить голову наружу и надышаться, да увидеть нашу радугу о-о-очень пастельных тонов! Ведь если глубоко задуматься: будет жаль, если не успею… Но если ещё глубже задуматься, то, наверно, пожалеть – и то не успею! Так зачем думать о плохом? Как говорят ваши мудрецы: думай хорошо, и будет хорошо! Вот тогда и окажусь кругом счастливый! Чего и вам всем желаю!" – "Даже по самые крылышки в песке?" – "Да!!! – и махнув пушистым крылышком, Страус прибавил: – Ничего не понял… Темнота-а-а!!!" Ласковое журчание тусклого всепроникающего голоска убаюкивало Цвику. Он вполуха слушал цветистые речи Задумчивого Страуса, машинально кивал головой. Вдруг мальчик на грани полудрёмы услышал откуда-то из своей ладони, в которой был зажат ницафон, тихий дуэт близнецов. Он встрепенулся, моргнул, глянул на экранчик ницафона и тут же незаметно пробежался левой рукой по клавиатуре.

Словно свежим ветром выдуло из головы все давешние слова страусоподобного фантома, голова которого уже погрузилась глубоко в песчаную кучку. Правая рука сама собой выбросила пригоршню ярких, улыбчивых пёстриков, которые начали теснить как будто опрокинутых безглазых пустиков. Считанные мгновения – и Шмулик воскликнул: "Ура: пёстрики встали в чёткую линию – от кромки до кромки! Мы победили!" – "Не может быть!.. Не-ет, так не пойдё-о-от – это правилами не предусмотрено!.." – забормотал удивлённо глухой голос.

Голова Страуса снова вылезла из песка: "Смотри, где кромка, и где твои пёстрики!" – ухмыльнулся Страус, почесал крохотным крылышком хохолок на низеньком лобике и, вытянув голенастую крепкую ногу из вязкого песка, мозолистым пальцем указал на поле. Стройная прямая диагональ, образованная его пёстриками, сиротливо повисла внутри неожиданно распухшего и окривевшего поля, почти в самом его центре.

Такринатор ницафона печально поник.

***

Шмулик нахмурился, увидев, что клетки игрового поля кривятся и распухают, и на него безо всякой системы потоком обрушиваются пустики, на глазах наливаясь гноем, надуваясь наглой важностью.. Может, мощности маленького ницафона оказалось маловато, может, это сильные обертоны в ультразвуковой области?.. Шмулик воскликнул: "Нет, друзья мои, так не пойдёт! Рувик! Нашу боевую!" – и поднёс к губам угав.

Снова завизжал бьющий по нервам винтовой силонокулл-пассаж, словно ребят захлестнул смерч из раскалённой пыли. Это вызвало приступ сильной головной боли.

Шмулик несколько раз судорожно глотнул, вскинул голову и отчаянно воззвал мощным ткуа. Рувик ударил по струнам гитары и неожиданно запел громким, ломким от отчаяния голосом "Колокольчики радости". Жаль, что нет с ними старшего брата и его друга, но сейчас им придётся справляться самим. Только бы малец не свалился!

И Цвика не подкачал: он пел во весь голос, вторя близнецам, и отчаянными резкими движениями кидал и кидал на поле новые и новые горсти пёстриков.

Пёстрики Цвики выстроились в стройную диагональ от края и до края поля, которое – теперь уже было понятно, – заканчивалось в обозримой бесконечности.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});