Циклы 'Антимир-Восточный конвой-отдельные романы.Компиляция.Книги 15. Романы-16 - Владимир Дмитриевич Михайлов

поморщился, но не сделал попытки вырваться.

— Давай. Теряешь время. Что ты еще должен передать?

Он потряс головой:

— Передать — ничего. Но я слышал, как там говорили…

Чувствовалось, до чего ему не хотелось говорить что-то, что было у него на душе.

— Ну? О чем они говорили?

Наконец он решился.

— О твоей дочери.

— Что именно? Что?

— Она спит. Не просыпается. Хотя из наших никто…

Странно, но я не очень удивился. Я был предупрежден, что противники не обойдут девочку вниманием, но надеялся, что наши, даже не получив от меня такой просьбы, сумеют каким-то способом защитить ее. Не сумели, значит. Нет, я не удивился; просто ощутил пустоту там, где располагалось мое кью-сердце.

— Уснула давно?

— Они заговорили об этом, когда я засыпал — наверное, думали, что уже не услышу.

«Сукины дети, — подумал я. — Неужели они такого мнения обо мне?» — Я понимал, конечно, что какие-то меры там принимаются и, может быть, кто-нибудь уже пущен по ее следу. Но все же это непростительно. Ладно, вернусь — разберусь.

— Спасибо, что сказал. Куда ты теперь?

Степ, думается, почувствовал себя совсем хорошо, облегчив совесть — как-никак, одно задание из двух было выполнено, неплохой процент, да к тому же, пожалуй, более сложное из них, — и стал оглядываться, словно только что сообразил, что он не у себя дома.

Вокруг было все то же, что и до него: микроконтинуумы восходили и закатывались, неведомый город с высоченными, непривычных очертаний строениями и гигантской скульптурой спящего льва на Громадной площади приближался сейчас к зениту нашего мирка, длинная и широкая платформа мчалась невысоко над холмистой морской поверхностью, оставляя по левому борту небольшую (казалось отсюда) марсельную шхуну, справа же, кабельтовых, как я прикинул, в пяти — четырехмачтовый барк, шедший почему-то лишь под передними парусами крутой бакштаг правого галса. Я не успел подумать — с чего бы такая осторожность, как взгляд мой уже перепрыгнул в следующий мир, где в полутемной комнате двое на ковре, похоже, только что вошли во вкус… И тут Степ дернул меня за рукав, должно быть, ему стало неудобно подглядывать. Или, может быть, пожалел, что это не он там.

— Куда я теперь? (А я и забыл совсем, что спросил его об этом.) Понимаешь, Остров… Я вспомнил — там еще вот что сказали, сам Тигр говорил: если тот, кто тебя встретит… если ты скажешь, что тебе нужна его помощь, то сразу же поступить в полное твое распоряжение.

— Весьма любезно, — сухо прокомментировал я, подозревая, что все сказанное было только что измышлено экспромтом.

— Тебе же понадобится помощь, верно? Ты должен найти и дочь, и Груздя. Я бы мог…

Ну вот. Я так и думал. Хотелось спросить — при себе ли у него носовой платок — чтобы он хоть сопли себе вытирал без моей помощи. Но я не сказал этого: обидеть мальчика легко, но это будет грызть его если не всю жизнь, то, во всяком случае, много-много лет. Но не тащить же его с собой в лихие микроконтинуумы, где и такие далеко не новички, как мы с Боричем, бывает, еле выкручиваются. Одно дело — прибыть к кому-нибудь во сне, что-то показать или внушить мысль, и совсем иное — схватываться с противником, что не слабее тебя, выступать, по сути, кандидатом на постоянное жительство в Аиде…

— Помочь мне ты, пожалуй, можешь, — проговорил я, делая вид, что обдумываю его предложение. — Да, точно. Хорошо, что я на тебя вышел.

Он сразу собрался, как говорится, в комок:

— Я готов.

— У меня связи с Институтом нет, — сказал я. — На уровне сознания. А железка, бывает, сильно врет. У тебя какой возврат?

Он моргнул, предчувствуя неладное.

— Четыре часа. Но я могу…

Я жестом остановил его:

— Не надо. Там будут только лишние волнения — за тебя. Сколько ты уже израсходовал?

— Половину.

— Значит, через два часа по яви ты будешь в Институте. Теперь сосредоточься. Запоминай слово в слово. Передашь Консилиуму или, в крайнем случае, самому Тигру. Готов?

Подчиняясь моей воле, он несколько секунд постоял молча.

— Готов.

— Тогда поехали.

Я медленно, выделяя каждое слово паузами, продиктовал ему то, что следовало передать в Институт. В качестве его памяти я не сомневался: плохо запоминающих у нас не держат.

— Еще раз?

— Не надо. Записано.

— Повтори.

Он повторил без единой ошибки.

— Хорошо. И скажи еще вот что: когда найду Груздя, постараюсь переправить его в ПМ. Но сам не вернусь — пока не разыщу дочери. Так что пусть обеспечат нормальный уход за телом. Запомнишь?

Он кивнул, проглотив комок.

— И — счастливого пути.

Он вздохнул. Снова огляделся.

— А как я — отсюда?.. Где мы вообще?

Он был тут впервые. Не удивительно: я — тоже. Но я успел уже понять, что к чему.

— Мы — в Большом Узле. Отсюда — выходы практически в любой макроконтинуум, если не сразу, то с немногими пересадками. Тебе откуда проще попасть в явь?

— Ну — поближе по времени и пространству…

Он еще не был ходоком на дальние дистанции.

— Ясно. Давай поищем. Твоя полусфера — левая. Увидишь подходящее — сразу говори.

В поле нашего зрения было примерно восемь десятков выходов в микроконтинуумы; через каждые пять-шесть секунд начинали возникать новые, старые уходили за горизонт. Замечать и оценивать надо было быстро, долго разглядывать не приходилось: можно было что-то упустить. В безмолвном напряжении мы провели более получаса. За это время он лишь однажды подтолкнул меня локтем:

— Смотрите — вон та роща…

Я посмотрел. Для того, чтобы оценить обстановку, тренированному глазу понадобились две секунды.

— Не годится, Степ. География не совпадает. Тебе кажется, что это наши места, знакомый лесочек, но ты не учел освещения. Светило не наше. Это вообще не Земля. Так что…

— А разве?..

— Разве. Тут маленькая неосторожность — и попадаешь куда дальше, чем к черту на рога. А следующий проход через Узел будет — кто знает, когда: завтра — или через миллион лет…

Он только коротко вздохнул. Я снова смотрел в правую сторону.

Однако через полчаса мне показалось, что подвертывается что-то приемлемое.

Девица — или молодая женщина — в длинном белом платье сидела на скамеечке на берегу пруда или небольшого озера. Вечерело, и ее сложенный зонтик лежал рядом. Широченные поля шляпы не позволяли разглядеть лицо. Но меня оно и не интересовало. Пруд окружали знакомые деревья. И закатный свет был наш, средних земных широт, и облачка соответствовали, и архитектура дома, что виднелся по ту сторону воды…

— Туда, —