Ищейка - Дарья Кузнецова

Правда, как оказалось, запас странных и невероятных событий, сыплющихся на мою бедовую голову, ещё и не думал истощаться…

Только я вооружился бумагой и письменными принадлежностями, чтобы как-то на бумаге структурировать все факты и события, как в дверь робко постучали. Поскольку вспомнить кого-нибудь из знакомых, кто мог себя так повести, я не смог, — обычно сразу за коротким быстрым стуком дверь распахивали, не дожидаясь ответа, — оставалось только сообщить дежурное "войдите".

В дверном проёме показалась весьма ошарашенная бледная физиономия одного из охранников.

— Блэйк, тут… к тебе, — сообщил он, кивнув куда-то за спину.

— Ко мне? — искренне удивился я.

— Он так говорит… — нервно хихикнул охранник, явно борясь с желанием оглянуться.

— Впускай, — я устало махнул рукой. Когда тот, послушавшись, "впустил", мне стала ясна причина столь нервного состояния парня. На пороге возник сфинкс.

В этот момент я на себе понял значение выражения "уронить челюсть". Оказывается, действительно очень точное определение…

Увидеть в наших широтах сфинкса, да ещё чтобы представитель этого народа лично снизошёл до общения с каким-то там человеком, да ещё и сам пришёл… Кажется, чудеса только начинаются! После этого я уже готов поверить в превращение Гора в неизвестную тварь, в богов, демонов, пришествие древних героев и конец света — короче, во всё, что угодно…

— Я отвлеку тебя от мыслей о насущном ненадолго, полусмертный, — проговорил сфинкс. До сих пор мне лично с ними беседовать не доводилось, хоть я и был весьма наслышан. Почему-то нигде ранее я не встречал упоминания о столь странной черте этих созданий, как их голос. Казалось, что он доносится со всех сторон, да ещё и тембров было несколько. Будто два, или три, или даже пять человек говорят одновременно. От этого моментально закружилась голова, и концентрироваться ещё и на странном обращении "полусмертный", резанувшем слух, было довольно трудно.

— Да, конечно, — дежурно отозвался я, машинально вставая и жестом предлагая гостю присесть, с несвойственной для себя жадностью ловя каждое его движение. Впрочем, посмотреть было на что… Грация и изящество, с которым перемещалось это создание, буквально завораживала. Завораживало в нём всё. Гладкая, будто отлитая из чистого серебра шерсть, причём эффект усиливался лёгким налётом черни. Огромные тёмные глаза, в которых виделась бездна, пугали своим пристальным, пронзительным взглядом, но не смотреть в них было невозможно. Сквозящая в каждом движении спокойная сила хищного зверя. Сложенные за спиной белоснежные крылья. Гибкий хвост, будто живущий отдельно от своего обладателя. Странный наряд гостя — что-то вроде набедренной повязки, поверх которой имелась своеобразная "юбочка" из филигранных золотых пластин, изяществом рисунка больше похожих на самые изысканные кружева. Ряды сложных ожерелий, спускающиеся на широкий торс, браслеты, охватывающие запястья и предплечья… На человеке такое количество золота и драгоценных камней смотрелось бы смешно и глупо, но здесь всё было настолько естественно, как будто это не одежда, а части тела.

А странное создание тем временем, ничуть не реагируя на мой пристальный взгляд, грациозно прошествовало на ногах-лапах к предложенному стулу и плавно на него опустилось, каким-то образом умудрившись удобно устроить и крылья, и хвост, тут же обвивший ножку стула.

Я несколько заторможенно вернулся на свой стул, силясь сбросить наваждение. Впрочем, можно было и не пытаться…

— О драконах я пришёл с тобою говорить, — не дожидаясь, пока я очнусь и соображу, что и как спрашивать, начал сфинкс. — Известно ли тебе, что тайна есть для сфинкса, и для чего живём мы под луной? — дождавшись отрицательного мотания головой, он совсем по-человечески кивнул своим мыслям и продолжил. — Мы стережём великих тайн обеты, и для того лишь только дышим мы, — голос — или правильнее всё-таки "голоса"? — его был бесстрастен, невыразителен и размеренно-нетороплив. Волей-неволей вспоминались Мёртвые пески, и совершенно ясно перед глазами представала гладкая золотая равнина с колышущимся маревом смертельного жара. Такая же безразличная и спокойная, как голос её обитателя. Хотя от посещения этого знаменательного места меня судьба пока что сберегла… — Теряя тайну, мы теряем часть себя, и больше не способны оставаться под этим небом, неспособны жить. Я говорю с тобой об этом не только для того, чтоб слушал и запоминал, а для того, чтоб ты принёс в ответ мне клятву, приняв моё бессмертье как залог того, что тайна не умрёт напрасно, и ты без ропота поднимешь этот груз, чтобы нести его с последней каплей крови, — было довольно сложно, слушая его слова, да ещё в форме белого стиха, вслушиваться в смысл. Мерный ритм капель воды, не имеющий интонаций. Но сфинкс сделал паузу, видимо, терпеливо ожидая, пока до меня дойдёт. И я, кажется, оправдал его ожидания.

— То есть, Вы умрёте, открыв мне тайну, которую храните? И эта самая тайна наложит на меня некие обязательства, которые я должен буду поклясться выполнить? — на всякий случай переспросил я.

— Ты правильно всё понял, полусмертный, — сфинкс благосклонно кивнул. — И мне приятно, что ты стремишься до конца понять, не ошибившись даже в мелочах, и не боишься задавать вопросы. Я убеждаюсь в том, что не ошибкой было моё решение прийти сюда сейчас. Скажи, что знаешь ты о драконах? — он чуть склонил голову набок, и первый раз в словах появилась интонация, отмечающая вопрос.

— Знаю? Я даже не уверен, что они существуют, — честно признался я. В ответ на эти мои слова сфинкс улыбнулся. Будучи не самым последним трусом, я всё равно вжался в стул, пытаясь унять предательскую дрожь в пальцах и коленях.

Улыбка сфинкса — то ещё зрелище… Я даже не знаю, как её можно описать словами. Пустые бездонные глаза, мимика — всё это превращает простое для большинства разумных существ проявление эмоций в чудовищную маску. Наверное, примерно так может улыбаться смерть. Причём та самая, которая жестокая, беспощадная, массовая и бессмысленная, весьма далёкая от понятий войны или покоя. Скажем, моровое поветрие могло бы состроить вот такую гримасу… Только в исполнении сфинкса всё смотрелось гораздо хуже. Уже потому, что моровое поветрие не может вот так спокойно сидеть в кресле напротив и улыбаться…

Сфинксы улыбаются редко. Иначе бы от них при первой же встрече все шарахались. Но смеха сфинкса не слышал никто и, наверное, к счастью. Согласно поверью, если сфинкс рассмеётся, мир рухнет. Раньше мне это казалось глупостью. Но, наблюдая это загадочное создание лицом к лицу, я уже не уверен, что в нём нет правды… Может быть, не совсем весь мир рухнет, что-нибудь останется. Но плохо будет совершенно однозначно…