Американские боги - Нил Гейман

По пути Хинцельманн показал Тени два городских ресторана (немецкий и еще один, «наполовину греческий — наполовину норвежский, и к каждой порции — воздушный оладушек»); показал булочную и книжный магазин («Нет книжного, почитай, нет и города. Может, он, конечно, городом и зовется, но пока нет книжного, это не город, а одно название»). Когда они проезжали мимо библиотеки, Хинцельманн даже притормозил, чтобы Тень смог получше ее рассмотреть. И с гордостью обратил его внимание на старинные газовые лампы, мерцавшие над входом.

— Ее построил в 1870-х Джон Хеннинг, местный лесопромышленный магнат. Он хотел, чтобы ее называли Библиотекой имени Хеннинга, но когда он помер, ее стали называть просто Библиотекой Лейксайда, я думаю, так ее и будут звать до скончания веков. Сказка, а не библиотека.

Хинцельманн так сиял от гордости, будто сам ее построил. Здание напомнило Тени замок, и он сказал об этом Хинцельманну.

— Верно подмечено, — согласился тот. — Башенки там и все такое. Хеннинг хотел, чтобы снаружи она именно так и выглядела. В библиотеке до сих пор сохранились старые сосновые стеллажи. Мириам Шультц хочет обновить все внутри, избавиться от старья, но только библиотека занесена в какой-то список исторических мест, поэтому черта с два у нее это выйдет!

Они объехали озеро с южной стороны. Озеро лежало на тридцать футов ниже уровня дороги, и вокруг него расстилался город. Тень заметил на поверхности тусклые лоскутки белого льда, и то там, то тут сияющие проблески воды, в которых отражались огни ночного города.

— Кажется, льдом затягивается, — сказал он.

— Да уже месяц назад как затянулось, — откликнулся Хинцельманн. Тусклые куски — это значит, снегом занесло, а блестящие — это лед. Оно замерзло сразу после Дня Благодарения, за одну ночь стало гладкое, будто стеклышко. Вы ходите на зимнюю рыбалку, мистер Айнсель?

— Не был ни разу.

— Лучше занятия для мужчины не придумаешь. И дело тут не в рыбе, а в душевном покое, с которым возвращаешься домой под конец дня.

— Я учту. — Тень рассматривал озеро сквозь стекло Тесси. — А по льду уже можно ходить?

— И ходить, и даже ездить. Правда, ездить я бы пока не рискнул. Мороз у нас стоит только шесть недель, — сказал Хинцельманн. — Хотя следует учесть, что у нас в Северном Висконсине все замерзает сильнее и быстрее, чем где бы то ни было. Вот как-то раз пошел я на охоту — охотился на оленя, было это лет тридцать-сорок тому назад, выстрелил в самца — промазал, а он как рванет через лес и на открытую местность — это было на северной стороне озера, неподалеку от того места, где вы будете жить, Майк. Олень был просто распрекрасный, лучше я в жизни не видал, на рогах по двадцать отростков, а здоровый — размером с небольшую лошадь, честное слово. Ну, я-то и моложе, и проворней был, чем сейчас, а в тот год снег повалил еще до Хэллоуина, а тогда был уже День Благодарения, но снежок на земле такой свежий, чистый лежит, и все следы точно черным по белому. По ним-то я и понял, что олень мой в панике рванул к озеру.

Только несусветный дурак погонится за оленем, ну а кто ж я, как не дурак-то, я за ним и погнался конечно, а он — оп-ля! — выбежал на озеро и стоит, а ноги на восемь-девять дюймов под водой, стоит и смотрит на меня. Тут вдруг солнце зашло за облако, и мороз стукнул — за десять минут градусов на тридцать похолодало, серьезно говорю. Олень уже и к прыжку изготовился, а с места сдвинуться не может, бедолага. Вмерз.

Ну, я к нему подхожу не спеша. И прямо видно, он уже готов рвануть, да только вмерз, и ничего у него не получается. Я в беззащитную тварь, которая не может убежать, стрелять, конечно, не стал бы ни в коем случае — что ж я, не человек, что ли? Ну, я взял дробовик и выстрелил один раз в воздух.

Олень мой от шума так перепугался, что был готов из шкуры выпрыгнуть, а если учесть, что ноги-то у него вмерзли, только это ему и оставалось. Выскочил из шкуры, рога у него, значит, в лед воткнулись, а сам обратно в лес как дернет, розовенький такой, точно мышонок новорожденный, и дрожит как осиновый лист.

И так мне неудобно было перед этим оленем, что я уговорил женщин из кружка по вязанию связать ему на зиму одёжу потеплее. Ну, и чтобы он насмерть не замерз, они связали ему шерстяной комбинезончик. А тут мы еще и шутку откололи — костюмчик связали ярко-оранжевого цвета, чтобы охотники в него не стреляли: охотники-то в наших краях в сезон охоты ходят в оранжевом, — пояснил он. — А если вы думаете, что я приврал, то я вам докажу. У меня в гостиной на стене до сих пор его рога висят.

Тень рассмеялся, а старик довольно улыбался улыбкой завзятого охотника. Они остановились у кирпичного дома с широкой деревянной верандой, на которой заманчиво перемигивались золотые праздничные фонарики.

— А вот и дом номер пятьсот пять, — сказал Хинцельманн. — Третья квартира будет на верхнем этаже, с той стороны, с видом на озеро. Вот вы и дома, Майк.

— Спасибо, мистер Хинцельманн. Что я вам должен за бензин?

— Просто Хинцельманн. Вы не должны мне ни пенни. Это рождественский подарок от меня и от Тесси.

— Вы уверены, что ничего не надо?

Старик потер подбородок.

— Знаете что, — сказал он. — Я к вам зайду как-нибудь на следующей неделе и продам вам несколько билетов. У нас тут лотерея. Благотворительная. А сейчас, молодой человек, идите-ка спать.

Тень улыбнулся.

— Веселого Рождества, Хинцельманн!

Старик пожал Тени руку. Рука с покрасневшими костяшками на ощупь была жесткой и загрубелой, как дубовая ветка.

— Идите осторожно, там скользко. Вон ваша дверь, сбоку, видите? Я посижу в машине, подожду, пока вы зайдете. Махнете рукой, как доберетесь, и я поеду, ладно?

Оставив «Уэндт» на холостом ходу, Хинцельманн подождал, пока Тень в целости и сохранности не поднялся по боковой деревянной лестнице и не вставил ключ в замочную скважину. Дверь отворилась, и Тень махнул рукой. Старик на «Уэндте» — на Тесси, подумал Тень, и мысль о том, что у машины есть имя, снова заставила его улыбнуться, — так вот, Хинцельманн и Тесси развернулись и поехали обратно через мост.

Тень захлопнул входную дверь. Комната промерзла. В ней пахло людьми, которые уехали отсюда за другой жизнью, пахло всем, что они ели и о чем мечтали. Он нашел обогреватель и поставил его на семьдесят градусов. Прошел в крохотную кухоньку, проверил ящики, заглянул в холодильник цвета авокадо — там было пусто. Никаких сюрпризов. Зато чисто и не пахло плесенью.

Сразу за кухней, рядом с совсем крошечной ванной, где большую часть пространства занимала душевая кабинка, находилась маленькая спальня с голым матрасом. В унитазе плавал старый сигаретный бычок, подкрасивший воду коричневым цветом. Тень смыл его.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});