Вампир Арман - Энн Райс

Она поднялась и подошла ко мне, обняла и приняла обычные пылкие поцелуи. Я сразу же понял, почему Мариус в тот вечер настоял на двух жертвах: от притока свежей крови тело мое потеплело и вспыхнуло.

Бьянка не почувствовала во мне ничего странного или устрашающего. Нежными, гладкими ручками она обвила мою шею. В тот вечер она блистала в платье из желтого шелка и темно-зеленого бархата, усыпанном вышитыми розами. Низко вырезанный лиф едва прикрывал полную белоснежную грудь. Такой вырез могла позволить себе только куртизанка.

Когда я начал целовать ее, тщательно пряча свои крошечные клыки, я не почувствовал голода, поскольку выпитой только что крови двух жертв мне хватило с лихвой. Я целовал ее с любовью, только с любовью, мои мысли быстро перенеслись к жарким эротическим воспоминаниям, и моя плоть, безусловно, откликнулась на них с той же готовностью, что и в прошлом. Мне хотелось ее потрогать – так слепой стремится ощупать скульптуру, чтобы с помощью рук увидеть каждый изгиб.

– О, да ты не просто поправился, ты в прекрасной форме, – сказала Бьянка. – Проходите, проходите оба, вы с Мариусом, идемте в соседнюю комнату.

Она небрежно махнула гостям, и без нее способным себя занять, – разбившись на небольшие группы, они болтали, спорили, играли в карты – и потянула нас за собой, в уютную, смежную со спальней гостиную, забитую невероятно дорогими дамастовыми креслами и кушетками.

Бьянка велела мне сесть, и я тут же вспомнил о предостережении Мариуса: никогда не следует приближаться к свечам, лучше держаться в тени, чтобы смертные не могли рассмотреть мою изменившуюся, безупречную кожу.

Это оказалось не так уже сложно, поскольку, несмотря на свою любовь к свету и склонность к роскоши, Бьянка расставляла канделябры по разным углам для создания соответствующего настроения.

Чем меньше света, тем меньше будет заметен блеск моих глаз – это я тоже знал. И чем больше я буду говорить, тем больше буду оживляться, тем больше буду похож на человека.

Молчание и неподвижность опасны для нас, учил меня Мариус, ибо в неподвижности мы кажемся смертным безупречными, неземными, а в результате даже несколько жуткими, так как они чувствуют, что мы не те, за кого себя выдаем.

Я выполнял все эти правила. Но меня охватило волнение – ведь я никогда не смогу рассказать Бьянке, что со мной сделали! Я заговорил. Я объяснил ей, что болезнь полностью прошла, но Мариус, куда более мудрый, чем любой врач, прописал мне отдых и уединение. Когда я не лежал в постели, то пребывал в одиночестве и старался восстановить силы.

– Держись как можно ближе к истине, и тогда ложь прозвучит более правдоподобно, – учил меня Мариус. Теперь я следовал его указаниям.

– А я-то уже думала, что потеряла тебя, – сказала Бьянка. – Когда ты, Мариус, прислал мне известия, что он выздоравливает, я сперва даже не поверила и решила, что ты просто хочешь смягчить неизбежный удар.

Она была прелестна – настоящий цветок: светлые волосы разделены на пробор, густые локоны с обеих сторон унизывает жемчуг, а инкрустированный жемчугом гребень стягивает их на затылке. Остальные локоны ручейками блестящего золота падают на плечи – совсем как на картинах Боттичелли.

– Ты вылечила его, как только мог вылечить человек, – объяснил Мариус. – В мою задачу входило дать ему некоторые старые лекарства, ибо, кроме меня, о них никто не знает. А потом я дал лекарствам время сделать свое дело.

Он говорил искренне, но в голосе его мне послышалась грусть.

Меня охватила ужасная печаль. Я не мог рассказать, кем я стал, не мог рассказать, что теперь она видится мне совсем другой – яркой, светонепроницаемой благодаря человеческой крови, что человеческий тембр ее голоса воспринимается мною совершенно по-новому и с каждым произнесенным ею словом мои уши ощущают нежный толчок.

– Ну, теперь вы оба здесь и должны приходить ко мне почаще, – заявила она. – Давайте больше не допускать таких долгих расставаний. Мариус, я бы пришла к тебе, но Рикардо сказал, что ты хочешь тишины и покоя. Я бы сидела с Амадео в любом состоянии.

– Я знаю, милая, – откликнулся Мариус. – Но, как я и сказал, ему требовалось уединение, а твоя красота опьяняет, да и твои слова – более сильный стимул, чем тебе кажется.

В его речи не было и намека на лесть, она больше походила на искреннюю исповедь.

– Выяснилось, что без вас Венеция мне не дом. – Бьянка печально покачала головой и украдкой бросила взгляд в сторону передней гостиной. – Мариус, ты освободил меня от тех, кто имел надо мной власть.

– Это было довольно легко, – сказал он. – На самом деле это доставило мне удовольствие. Как же они были гнусны, твои, если не ошибаюсь, родственники, и как они стремились использовать твою репутацию несравненной красавицы в своих запутанных финансовых делах.

Она покраснела, и я поднял руку, умоляя его быть поосторожнее в выражениях. Теперь я понимал, что во время бойни в обеденном зале флорентийца он прочел в мыслях жертв вещи, о которых я и не подозревал.

– Родственники? Может быть, – сказала она. – Мне удобнее было забыть об этом. Но без колебаний могу сказать, что они представляли страшную опасность для тех, кого они вынуждали брать дорогие займы и заманивали в опасные авантюры. Мариус, со мной произошли странные вещи, весьма неожиданные, должна признаться.

Мне нравилось серьезное выражение нежных черт ее лица. Бьянка казалась мне слишком красивой, чтобы обладать мозгами.

– Я становлюсь богаче, – сказала она, – поскольку могу оставлять себе бо′льшую часть собственного дохода. Кроме того – вот что самое странное, – люди, в благодарность за то, что нашего банкира и вымогателя больше нет, осыпают меня бесчисленными подарками, золотом и драгоценными камнями. Да, правда, даже это ожерелье! Посмотри, это все морской жемчуг, причем одного размера, и здесь его целая нитка! И все это мне просто дарят, хотя я сто раз уверяла всех, что не имею к тем событиям никакого отношения.

– Но как же обвинения? – спросил я. – Как же опасность публичного осуждения?

– Их никто не защищает и никто не оплакивает, – быстро ответила она, осыпая мою щеку новым дождем поцелуев. А сегодня, до того как вы пришли, меня, как всегда, навестили мои друзья из Великого Совета, почитали мне новые стихи, посидели в тишине и покое, отдыхая от клиентов и бесконечных требований своих семей. Нет, не думаю, чтобы кто-то меня в чем-то обвинил, и всем известно, что в ночь, когда свершились убийства, я находилась здесь в обществе того ужасного англичанина, Амадео, того самого, кто пытался тебя убить, кто, конечно...

– Да, а что с ним? – поинтересовался я.

Мариус, прищурившись, посмотрел на меня и легко постучал по голове облаченным в перчатку пальцем. Прочти ее мысли, хотел он сказать. Но я и подумать об этом не мог. Слишком она была хорошенькая.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});