Повелители теней - Майкл Кобли

Яррам некоторое время выдерживал его металлический взгляд, потом коротко кивнул и пошел к воинам. Бардоу поискал Галдамара и Терзис и обнаружил, что они занимаются ранеными. Он мысленно позвал их, повелительно и резко, и они тут же сели на коней и подъехали к нему.

Терзис совсем побледнела и дрожала, ее глаза покраснели от слез, она сжимала поводья так, что побелели суставы пальцев. Она не могла вымолвить ни слова, так же как и Галдамар.

— Я никогда… никогда не видел такого дикого… — выдавил наконец молодой человек. — Я знаю, где он…

— В средней башне, — подтвердил Бардоу. — Сейчас он смотрит прямо на нас. Я чувствую его радость.

Они все разом обернулись к городу и посмотрели на среднюю башню. Крики и пение дикарей были едва различимы за криками и стонами раненых. Бардоу занялся своими чувствами, запирая их от всякого внешнего воздействия; он наклонил голову и сосредоточился на Песне Ритма, нанизывая друг за другом ее части и заставляя ее расходиться кругами.

Она стала песней его крови и плоти, огнем его сердца и разума, она разрасталась в его груди, стремясь хлынуть горлом. Каким-то образом он осознавал, что его юные ученики делают то же самое, Песнь разрасталась, теперь он сдерживал ее с большим трудом. И весь его гнев вырвался в одном бессловесном крике, порожденном Песней Ритма. Через миг такой же рев издал Галдомар, потом Терзис. Сам воздух дрогнул, трава вырывалась из земли, камни покатились по лугу от тройного вопля.

Ударная волна этого вопля рванулся вперед. Потом был миг ожидания. И вот волна достигла башни. Какие-то долгие секунды здание держалось, из разломов сыпалась кирпичная крошка, с крыши валились куски черепицы. Потом, как детский домик из кубиков, башня покачнулась и начала складываться, осев горой деревянных балок и камней, над которой поднялись тучи пыли. Одна часть башни рухнула в сторону ворот, подмяв под себя часть стены и укрывавшихся за ней наемников. Стена провалилась внутрь, оставив незащищенные деревянные ворота. Яррам сразу же заметил брешь, он взмахнул рукой и бешено поскакал впереди своих рыцарей к незащищенному пролому.

А Бардоу был уже в воротах, он заставил своего коня перепрыгнуть разлом, смяв по дороге нескольких наемников. Он мчался по булыжной мостовой города, внимательно глядя во все стороны. Когда башня дала первую трещину, он заметил, как из окна в нижнем этаже выпрыгнул некто, — Песнь Ритма уже окончила свое действие, и теперь он точно знал, что могонский шаман жив и спешит в южную часть города. Бардоу мчался за ним, перед глазами его стояла сцепа, разыгравшаяся на поле у города, он жаждал мести.

Дорога уходила наверх, к массивной Главной башне, сложенной из светлого камня много сотен лет назад. Пока Архимаг мчался вперед, гром битвы становился все тише, его сменили другие звуки. По улицам метались отряды горожан, выискивая прихвостней могонцев и наемников, настолько глупых, чтобы не успеть скрыться. К небу потянулись столбы дыма, со стороны Главной башни доносился звон оружия.

Но Бардоу интересовало только его преследование, он шел по пахнущему ненавистью следу шамана, пробираясь улицами Седжинда. Его сознание дрожало и колебалось от начатых им трех Песен, трех разных Песен с разными запахами, формами и звуками, различными символами, как очевидными, так и темными, указывающими на его личные отношения с Низшей Силой. А Низшая Сила все разрасталась с каждым шагом его коня, и, хотя он чувствовал, как она начинает пожирать его чувства без остатка, он двигался вперед, не задумываясь.

Из кривого задымленного переулка навстречу ему выскочило несколько человек, но он, даже не взглянув, направил на них Песнь Успокоения. Через некоторое время он подъехал к большому добротному дому, высокие узкие окна которого были закрыты прочными ставнями. Двери из резного агатника охраняли четверо часовых. Он обезоружил их Песнью Успокоения, привязал своего коня, спешился и стал подниматься вверх по ступенькам.

Он попал в длинную сумрачную прихожую, завешанную гобеленами, сюжеты которых с трудом угадывались в призрачном свете слабых ламп. Тут было несколько дверей, но Бардоу уверенно прошел к лестнице в глубине прихожей. Он знал, что за этими дверями заперты пленники, их страх и отчаяние просачивались в прихожую, подобно всепроникающему запаху гниения. Но им придется подождать, пока он разберется с их мучителями.

Архимаг миновал четыре этажа тьмы, изредка нарушаемой случайным факелом или полосами серого света, с трудом пробивающегося через щели неплотно прикрытых ставен. Все звуки были приглушенными: бормотание заключенных, их плач, скрип ступеней под его ногами, слабые крики, доносящиеся с улицы. Ему не встретилось ни одного стражника. Бардоу чувствовал волны злобы, исходящие от его врага, и его самоуверенность.

«Самонадеянный, — подумал он. — Прекрасно».

На последнем этаже его чувства заставили его свернуть в узкий коридорчик, оканчивающийся пятью ступенями, ведущими к деревянной двери, на которой топором было вытесано изображение дерева и колокола. Он остановился и посмотрел на принесенную с собой палку. Это был обломок агатника длиной около метра, на его концах были привязаны пучки лент, всю поверхность покрывал затейливый узор. Предмет не был магическим, в нем самом не было ни капли силы, но он был прекрасно сделан и тяжело и удобно лежал в руке. Архимаг кивнул самому себе. Должно сработать.

Потом со спокойной уверенностью он шагнул к двери и толкнул ее.

Маг вошел в комнату, полную ненависти, ненависть висела здесь плотной пеленой, она была похожа на удушливый дым. В четырех углах комнаты стояли светильники, посредине сидела, скрестив ноги, закутанная в плащ с капюшоном человекоподобная фигура. Блестящие злобные глазки разглядывали его в мертвой тишине. В воздухе плавал острый неприятный запах, чувства Бардоу подсказали ему, что исходит он от символов, нарисованных на полу кровью.

— Ты пришел, чтобы сжечь меня своим огнем, о могучий светильник?

Бардоу ответил на насмешку Песней Успокоения, направив ее силу прямо на могонца. Бело-голубое сияние окружило сидящего шамана, который усмехнулся, когда сияние вдруг дрогнуло. Бардоу бесстрашно пустил в ход вторую Песнь, Песнь Бурления, которую он направил на одежду шамана и на коврик под ним.

От мехов могонца повалил сырой пар. Тот закричал от боли и вскочил, срывая с себя одежды и топая босыми ногами по полу. Он разъяренно выбросил руки в сторону Бардоу, сжав костлявые кисти в кулаки, и произнес длинную фразу из непонятных слов, перемежаемых щелчками и цоканьем.

На полу возникли символы, запылавшие горячим зеленым пламенем. В тот же миг слабо светившиеся до сих пор лампы выбросили длинные языки пламени, ярко осветив комнату. Внезапно в потолок устремились фонтаны огней, которые превратились в огромные зеленые ладони и потянулись к Бардоу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});