Последней главы не будет - Полина Федоровна Елизарова

все самое ценное, что осталось от бабушки и что я когда-то дарил твоей маме… Она как чувствовала что-то, и когда мы в начале мая сюда приезжали… ну… в том самом году, мать взяла это с собой, сказала, тут рядом, в городе, вроде ювелир недорогой есть, хотела все в порядок привести, почистить там, подтянуть замочки… Для тебя берегли!

Вспомнив подслушанный утром разговор, я, конечно, догадался, от кого Александр Захарович это все спас…

Вот ведь крохобор несчастный!

– Тут тебе должно хватить на каждый твой день рождения плюс на все восьмые марта!

– Да…

Алиса и плакала, и смеялась одновременно, и начала вдруг смешно пританцовывать рядом с отцом.

– Да! Да! Да!

Она прижимала к груди побрякушки, гладила и целовала их, кружилась с ними по кухоньке и постоянно приговаривала, ну в самом деле как ребенок:

– А я-то думала, и куда же это все делось… а вот же оно, вот!

Просто чудеса!

56

Это было совсем непросто – вновь обрести отца.

Два чувства переполняли меня одновременно: щенячий, детский восторг от произошедшего чуда и вместе с ним – совершенная растерянность…

Жестокая правда жизни заявила о себе очень быстро, уже тогда, когда я наблюдала, как Платон, истекая потом, взяв отца под мышки, неумело помогал ему пересесть из кресла в машину.

М-да… Платон с нами не живет, а машину эту я в ближайшее же время верну профессору, даже не обсуждается!

А это значит, что, оказавшись дома, в Москве, отец снова будет вынужден существовать в четырех стенах. Да еще и без чистого воздуха, как здесь…

Я попросила Платона сесть за руль, а сама, пристроившись с отцом на заднем сиденье, положила голову на его плечо и всю дорогу до Москвы просто для начала пыталась снова привыкнуть к его запаху.

Надо сказать, что для своего нынышнего состояния отец был весьма хорошо ухожен.

Ангелина Петровна, судя по всему, его часто мыла и даже брила, но она же опытная медсестра, а как же мне-то теперь справляться со всем этим?! Я же ничего тяжелее кисти и денежных купюр никогда в руках не держала!

Нанимать в дом человека – так на это у нас пока не было финансов…

Да и не хотела я ему чужую заботу предлагать.

Ничего, справимся как-нибудь.

Платон помог нам подняться в квартиру, затем мы с ним скоренько, в четыре руки, открыли все окна, нашли и перестелили постельное белье, Платон сбегал в ближайший гастроном за самым необходимым, а потом он, прекрасно понимая наше с отцом состояние, отказавшись от сосисок с горошком, ушел.

Ох! Что ему сейчас еще предстоит пережить у себя дома, уж лучше об этом даже не думать!

Мы проговорили с отцом почти всю ночь.

Курили как сапожники и пили крепкий кофе, который я нашла в шкафчике на кухне, оставшийся еще с «тех» времен…

Рядом с отцом весь мой страх перед этой квартирой вмиг испарился, теперь я ощущала себя здесь так, как будто бы просто вернулась домой, каких-то полчаса назад выйдя за хлебом.

И на почти все мои вопросы наконец-то нашлись ответы!

…Обставить для меня все так, словно отец погиб, не стало для них такой уж большой проблемой.

Кроме нашего профессора, об этом знало только государство, которое присвоило отцу инвалидность первой группы и исправно начисляло пенсию, а Ада (как был уверен отец) и все остальные, те немногие оставшиеся друзья-родственники, так же как и я, думали, что он умер!

Тогда, в мае, когда я пришла в себя, мне сообщили, что мама скончалась на месте, а отец, не приходя в сознание, умер уже в больнице.

Папа признался, что это именно он сам сначала уговорил Николая, но достаточно быстро раскаялся в этом миллион раз…

Все это время он чувствовал, как я страдаю, он понимал, какой большой грех взял на душу, и эта мука в разы перекрывала его собственные физические страдания.

«У вас травмы, плохо совместимые с жизнью», – именно это и сказал ему безразличный и привыкший ко всему врач в реанимации, когда отец очнулся в боксе без обеих ног и с обезображенным лицом.

От сильнейшего удара в дерево он, по старинке никогда не пристегивавший ремень безопасности, вылетел через лобовое стекло автомобиля, а потом джип, прежде чем заглохнуть, еще несколько раз по инерции проехал колесами по его распластанному на земле телу, в области колен…

Мама же скончалась на месте. Причина смерти – разрыв сердца.

Медики из реанимации, которые (по великому счастью!) появились на месте вскоре после случившегося, раскидали нас с отцом по разным областным больницам.

Николаю Валерьевичу о трагедии сообщили очень быстро.

Первым делом, когда отец ненадолго пришел в сознание, он попросил врачей связаться именно с этим человеком.

Зачем?

Во-первых, сразу сработало наше излюбленное «совковое»: Коля известный в Москве доктор, мало ли, какой «блат» срочно нужен, отец же не знал, что со мной и мамой, где мы и в каком состоянии…

Во-вторых, именно в этот роковой день отец договорился с профессором о том, что он «подскочит» к нам на дачу, чтобы обсудить, как можно погасить тот карточный долг…

Пока я валялась в больнице, профессор мотался к своему старому другу чуть ли не каждый день, помогал уладить все вопросы, а потом, по обоюдному согласию, озвучил мне его гибель, а отца вскоре перевез в наш дачный дом.

Сделать на кладбище деревянную табличку с двумя именами было для профессора проще простого!

Он просто заказал эту табличку в другом месте и во время похорон мамы подменил настоящую. Кладбищенские работники почти всегда полупьяные, и никто ничего не проверяет!

А как же с телом?

Он принес пустую урну, объяснив остальным, что отца пришлось кремировать днем раньше, а у шокированных трагедией родственников даже не возникло никаких вопросов!

Папа считал, что никакого конкретного плана действий у Коли на нашу семью никогда не было и быть не могло.

В принципе, когда-то, если бы я была готова принять существующее положение вещей, они оба хотели мне все объяснить…

Но отец планировал умереть раньше.

Профессор же просто действовал по обстановке.

А обстановка тогда менялась каждый день.

Поскольку мои внутренние органы практически не пострадали, отец искренне считал, что изначально его старым другом руководила жалость ко мне, да и к нему самому тоже…

Тему нашей скорой с профессором физической близости отец никогда в разговорах с ним не поднимал, но он и так