Имею топор - готов путешествовать! - Евгений Шепельский

Таким образом, мы получили около пяти часов форы. Слишком мало для того, чтобы успеть подняться на перевал, но достаточно, чтобы провернуть одно дело.

Я задумал исключительную подлость.

Пустить им всем кровь - их же руками.

Настроение у меня было злобно-веселое. Это был настоящий свирепый кураж, я уже и забыл, когда на меня в последний раз так накатывало.

Гшаан не изменил своего положения на фоне красно-оранжевого заката. Жирная черная моль, которую не прихлопнуть. Я погрозил ему кулаком и спустился с горки.

Джонас Скареди продолжал молиться, скорчившись в три погибели. Я потрепал его по литому плечу:

- Все, уже все!

Он вздрогнул, будто я выдернул его из сна:

- Все? - Паладин неверно истолковал мои слова и побледнел: - Растудыть!

- В хорошем смысле. Можно сказать, что небо услышало нас. - Не пускаясь в пояснения, я отдал ему подзорную трубу и велел занять свое место.

Уже пали сумерки. До прихода темноты оставалось меньше часа.

Все наши, кроме Олника и Крессинды, собрались возле фургона. У Монго в глазах плескался вопрос: "Боже, зачем я сегодня проснулся?" Он не трусил, но жестокая хандра овладела им прочно. Имоен была рядом, и что-то шептала ему на ухо. Она не любезничала, нет. Похоже, она взяла на себя заботы матери-утешительнцы нашего отряда. Альбо все еще возился с гороскопом у маленького костерка: он вычерчивал хитромудрые таблицы карандашом в толстой тетради и заглядывал в толстенькую, оплетенную в кожу книгу. В звездах он не нуждался, заканчивал расчеты, начатые пять дней назад.

Имоен вздернула голову, блеснули глаза:

- Мастер Фатик?

Я знаком велел подождать.

Эльфы сидели на поваленном дереве, пристроив клинки между ног. Виджи облачилась в те самые полосатые брючки, что были на ней в первый день нашего знакомства. Штанишки-вырвиглаз, лично для меня. Я испугался, как бы они не стали моим фетишем. Затем решил, что вряд ли - они смотрелись так возбуждающе только на эльфийке. Э-э, на моей эльфийке.

Принц, случись где-нибудь конкурс на самую каменную рожу и глаза-пуговицы, оторвал бы первый приз. Я невольно позавидовал его выдержке. Впрочем, может, он тайком дунул щепоть грибной пыли, я ведь не рылся в его багаже.

Добрая фея подняла голову, изломив тонкие брови. Я ей подмигнул. Потом окинул всех взглядом и осклабился в ухмылке:

- Небо расщедрилось и даровало нам шанс. Монго, гляди веселей!

- Воистину? - тут же отмерз Квинтариминиэль.

- Воистиней не бывает. Явилась надежда на счастливый исход.

- Бог-ужасный! Изреките!

- Изреку, но только после ужина. Больше у нас не будет времени на еду до самого моста Дул-Меркарин. Сидите, я потороплю гнома.

Олник продолжал помешивать рагу ложкой на длинном черенке, а Крессинда подкладывала хворост в огонь. Издали я просто залюбовался этой парочкой: муж и жена, причем жена в плечах шире мужа, и это не говоря уже про рост и объемы груди. Они о чем-то болтали без всяких признаков антипатии. Опасность, видимо, сблизила их. Олник выглядел счастливым и заливался соловьем, и это, учтите, в килте, на самом пороге гибели!

- Да-да, три ложки "огненной смеси", не больше! - Напарник, глядя на Крессинду, сыпанул в котел что-то из кожаного мешочка. Ложек десять, не больше. - А есть еще такой анекдот... Что ответит гном, если его спросят, в чем главная ценность ученых книг? Нет, не знаешь? - Он аж раздулся от радости донести Крессинде идиотскую шутку, бродившую по Хараште лет двести или триста. - Гном ответит: главная ценность ученых книг - в их толщине и мягкой бумаге!

На месте Крессинды я хрястнул бы придурка по лбу, чтобы отбить страсть к повторению дурацких шуток, но гномша - вы не поверите - засмеялась. Ох, женщины, женщины...

- А еще... Знаешь, почему ночью в гномьих пещерах темно? Потому что ночью гномы спят!

Жрица Рассудка опять засмеялась. Заметив меня, осеклась, и даже слегка отодвинулась от напарника...

Олник, как тетерев, продолжал токовать, помешивая деревянной ложкой в котелке.

Когда я подошел ближе, в котелке что-то булькнуло, и ложка растворилась. Нет, может, она просто сломалась, но у меня сложилось впечатление, что дерево именно растворилось. Мой напарник задумчиво изучил оплывший черенок и поскреб в затылке.

- Маэстро, - буркнул я, предчувствуя недоброе, - прежде чем угощать людей, хороший повар должен отведать еду сам.

Он подхватил на черенок немножко соуса и попытался оценить вкусовую гамму. Оценивал он ее не дольше секунды, затем побледнел и опрокинул котелок в кусты. Хлюпнуло знатно, больше частью - Крессинде на сапоги. Гномша выругалась, а гном виновато попятился.

- Это все пе... пе-прец! - залепетал он. - Я положил на щепотку больше, чем нужно...

- Просто признайся, Ол, что ты решил отомстить эльфам за свою аллергию.

- Я? Ничуть не бывало! Батюшки, Фатик, да в чем ты меня обвиняешь! - Его голос сорвался.

Вмешалась Крессинда на рокочущем гномском северного континента. Олник покаянно теребил килт, испестренный подпалинами. Затем в нем очухалась гордость, и он ответил ей длинной трескучей тирадой, из которой я уловил только "эркешш махандарр".

Зря он это сделал. Лицо Крессинды побагровело. Ловким движением она сдернула с пояса молот и двинулась на гнома, как ожившая скала из подгорных легенд. Заметьте, молот она в него не швырнула, что говорило о многом. Впрочем, как и перец в фамильном рагу Олника.

У сукиного сына некстати взыграли чувства. Нап-парник! Вернее, бывший напарник. Гномские чувства сродни камню. В том смысле - что стоят прочно, и не рассыпаются от первого дуновения холодного ветра. Если Олника угораздило втюриться - пиши пропало. В смысле - для свободного общества это пропащий гном. Ну и для Фатика Мегарона Джарси - тоже. Теперь помыкать им будет жена.

Он шмыгнул в кусты, Крессинда ломанулась за ним. Я чуть не крикнул им вслед: "Если получится мальчик, назовите моим именем!"

Милые бранятся, только чешутся. Тьфу ты, тешатся. Правда, мы остались без горячего.

Ладно, перекусим всухомятку. Имоен нарезала хлеб и колбасу, купленную в деревушке, разложила на тарелках вместе с редиской и солеными огурцами. Я решил устроиться рядом с Виджи, но потерпел неудачу, ибо меж нами вклинился Квинтариминиэль. Тьфу на него. Прихватив тарелку, я перешел на другую сторону костра.

За едой я коротко рассказал о том, что случилось с нашими недругами. Потом ввел в курс дела относительно своего плана. Во мне играла кровожадность, и я слишком поздно поймал взгляд эльфийки. Гритт, снова эти огромные серые глаза, затопленные сочувствием ко всему живому, включая мышей и тараканов, снова эти опущенные углы губ!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});