Рубин Карашэхра - Наталья Турчанинова

— Марта… — тихо сказал мужчина, и в его голосе прозвучали боль и стыд за свое бессилие. — Не надо.

— Он заболеет! Он опять заболеет… а вы не захотите, не сможете ухаживать за ним… и выгоните! — слышал Эмил невнятные причитания матери сквозь глухие рыдания. — Не забирайте!

Хозяин подошел к жене и крепко взял ее за плечо, развернул к себе, она уткнулась заплаканным лицом в грудь мужа.

— Уходи, — произнес мужчина, глядя на Эмила пустыми глазами. — Уходи!

— Ему будет хорошо, — повторил колдун, прошел мимо парня, вытирающего рукавом мокрые глаза, и вышел из дома, бережно придерживая ребенка.

Он снова ехал всю ночь. Мальчик дремал, завернутый в кожаный плащ, сидя впереди колдуна. Эмил крепко держал его, поправляя тяжелый край, все время соскальзывающий с плеча Мёдвика.

«Тебе будет хорошо. Ты будешь счастлив, — повторял полудемон про себя. — Они не понимают, с кем тебе лучше. Они никогда ничего не поймут! Люди! Ты так не похож на них!.. Если бы меня вовремя забрали у моей матери, я не страдал бы так сейчас, не совершил бы столько глупостей. И она была бы счастлива… Нет, не счастлива, просто жива…»

Утром, как только запели птицы и первые, еще прохладные солнечные лучи упали на лицо Мёдвика, он проснулся. Захлопал ресницами, заерзал, зевнул и открыл глаза. Они были именно такими, как представлял Эмил: янтарно-карими, бархатными, доверчивыми и нежными. Мальчик огляделся по сторонам, поднял улыбающиеся глаза на Эмила и спросил:

— А куда мы едем?

— Домой, — ответил Эмил, чувствуя болезненное стеснение где-то в области сердца. — Домой, малыш.

Ребенок серьезно кивнул, удобнее устраиваясь в седле, потом снова вскинул голову:

— А где мы были… — Он замялся, как будто вспоминая что-то.

— Эмил… — тихо подсказал колдун.

— Где мы были, Эмил?

— Далеко. Очень далеко, и теперь едем домой.

Он крепче прижал к себе мальчика, зарылся носом в его волосы и повторил больше для себя:

— Мы едем домой, Мёдвик…

Мальчик ничего не помнил. Так хотел Эмил.

Да ему и нечего было помнить. Грязная деревенька в лесной глуши, печка, родители, которые считали его больным…

Эмил погладил Мёдвика по неровно подстриженным кудрям. Мальчик запрокинул голову, доверчиво рассматривая лицо полудемона, и улыбнулся. А колдун вдруг понял, что больше не чувствует ноющей боли в груди. Она ушла…

Очень скоро Эмил разгадал, какой дар скрывается в хрупком теле семилетнего ребенка, — ясные бархатные глаза мальчика не видели реального мира. То, что родители Мёдвика назвали болезнью, было умением уходить в другие пространства, видеть и слышать то, что недоступно человеческому зрению и слуху. Мальчик прекрасно общался с растениями и был способен, говоря с ними, получать ответы. Умел расспросить любую травку обо всем, что та знает и умеет, но при этом так же, как деревья или травы, он вдруг терял понятие времени и не осознавал, где находится. Он действительно описывал странные видения. Длинные солнечные лучи, медленные потоки, поднимающиеся из земли, текущие вверх к небу, а потом разбивающиеся на тысячи ручейков, смешивающихся со столбами света, — много-много таких потоков, тянущихся друг к другу. «Это деревья, — шепотом рассказывал Мёдвик. — Я вижу их так. И они чувствуют друг друга такими, их сила движется внутри стволов, перетекает от одного дерева к другому. Они думают, разговаривают. Они зовут меня иногда, и я иду, иду, сам не ведая куда, и не вижу ничего, кроме них». А потом мальчик вдруг «выныривал» из своих видений, становился совершенно обычным ребенком, веселым, смешливым… добрым.

Теперь колдун был уверен в том, что не ошибся, — Мёдвик идеально подходил на роль его помощника. Главное заключалось в том, чтобы быть рядом с мальчишкой, не дать ему уйти так далеко в видения, откуда он не сможет вернуться.

…Тринадцать лет Мёдвику не исполнилось. Эмил боялся, что, взрослея, тот изменится, как изменился он сам, — перестанет быть наивным и доверчивым, начнет задавать взрослые вопросы, желая узнать всю правду о себе, и требовать ответов. Будет вспоминать, задумываться, дерзить и тосковать. Возненавидит замок и его хозяина, захочет вернуться домой и никогда не поверит в то, что там он был чужим, так же как Эмил в своей человеческой семье.

Прошло восемнадцать лет, но Мёдвик так и остался ребенком.

Глава двенадцатая

Отворот по всем правилам

Хул брела по темным коридорам убежища и думала, думала… Никогда в жизни ей не приходилось думать так много. Раньше нужно было выбирать только между двумя красивыми образами или поразмыслить минуту, что предпочесть — нового любовника или новое платье. О, Великая Кошка, почему ты не дала мне побольше мозгов?! Нет, я не дура! И совсем не так глупа, как хочется Буллферу. Просто теперь выбор слишком сложный. Надо успокоиться, заново осмыслить ситуацию. То, что предложил Эмил, опасно. Очень. Какой-то Рубин. Неизвестно, где он лежит, можно ли его достать и вообще как он действует. Все эти загадки — «неоскверненный огонь», «пламенное сердце». Все это переводится как смертельная опасность. Ей ли не знать! Конечно, она допускала, что Камень Карашэхра может оказаться очень мощным, но сила Хозяина, конечно, больше. Так рисковать… Может быть, все еще можно утрясти, уговорить Буллфера. Подумаешь, вспышка ревности, бунт. Не так это и страшно. Наоборот, должно льстить ему. Ерунда, — решила демоница, — все можно исправить.

Буллфер был в оружейной. Хул тихонько вошла и остановилась у стены, наблюдая за ним. По ее мнению, он был не похож на всех остальных демонов. Нет, высокий рост, широченные плечи, бугры мускулов, острые когти, буйный темперамент, все как надо. Но на самом деле лучше бы он не был рыжим. Хул всегда казался странным… неестественным оттенок его шкуры. И глаза не черные, никогда не поймешь, какого они цвета, то ли зеленые, то ли желтые… Но Буллфер был Верховным Правителем, и это отметало все «недостатки» его внешности.

Хозяин осматривал оружие. Находило на него иногда желание забыть о своих способностях и, уподобившись простому демону, поиграть двуручной секирой.

Хул глядела, как он берет тяжелое лезвие, отливающее черной сталью, медленно поднимает руку, целясь в деревянный щит, висящий на противоположной стене, и бросает. Крутясь в воздухе, остро заточенная короткая секира со свистом пронеслась мимо нее и с треском расколола деревяшку. Сейчас же из-за горы старых щитов, наваленных в углу, выскочил бес, сдернул со стены разбитую мишень, ухватился обеими лапами за рукоять оружия и, пыхтя от натуги, поволок ее к остальному хламу. Буллфер довольно усмехнулся. Да, надо признать — он был великолепен.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});