Чернильная смерть - Корнелия Функе

— Читал, — ответил Мо.

Он был тронут счастьем, звучавшим в ее голосе, и спрашивал себя уже не в первый раз, как вышло, что книга Фенолио, так много говорившая об огненных эльфах и великанах, почти ничего не рассказывала о дочери Змееглава. Для Фенолио Виоланта была второстепенным персонажем, несчастной некрасивой девочкой, не более того. Может быть, стоит у нее поучиться тому, что из маленькой роли можно сделать большую, если играть ее по-своему.

Виоланта, похоже, забыла о его существовании. Казалось, она забыла обо всем, даже о том, что приехала сюда, чтобы убить своего отца, и с такой тоской глядела на замок, словно надеялась, что сейчас увидит за зубцами стены свою мать. Но спустя мгновение чары рассеялись.

— Четверо остаются на сторожевых башнях! — резко обернувшись, приказала она солдатам. — Остальные за мной. Поезжайте медленно, если не хотите, чтобы стук подков приманил рыб. Мать рассказывала мне, что они нередко стаскивали всадников с моста.

Среди солдат поднялся тревожный ропот. Они и правда были почти еще детьми.

Но Виоланта не обратила на это внимания. Она подобрала черное платье — одежды другого цвета Мо на ней не видал — и с помощью Брианны поднялась в седло.

— Вы скоро убедитесь, — сказала она. — Я знаю этот замок лучше, чем если бы жила здесь. Я прочла все книги, в которых о нем говорится. Я изучила его план и все его тайны.

— А ваш отец здесь был? — Сажерук задал вопрос, едва Мо успел об этом подумать.

Виоланта взялась за поводья.

— Только однажды, — ответила она, не глядя на спросившего. — Когда делал предложение моей матери. Это было давно. Но он, конечно, помнит, что этот замок неприступен.

Виоланта повернула коня.

— За мной, Брианна! — сказала она, направляясь к мосту. Но лошадь испугалась, увидев каменную тропу над водой.

Сажерук молча подъехал вплотную, взял у нее из рук поводья и повел ее коня вслед за своим по мосту. Раздалось мерное цоканье подков — люди Виоланты тронулись за ними.

Мо въехал на мост последним. Казалось, весь мир состоит из воды. В лицо ему летели клочья тумана, а замок вставал над поверхностью озера, как страшный сон: башни, зубцы, мосты, эркеры, глухие стены, изглоданные ветром и дождями. Мост казался бесконечным, а ворота замка — недостижимыми, но вот они начали расти с каждым шагом коня. Башни и стены заполняли небо, как грозная песня. Мо видел темные тени, скользившие по воде, словно сторожевые собаки, почуявшие их приход.

«Какой он, этот замок? Расскажи, Мо!» — слышался ему голос Мегги.

Что бы он ответил? Он посмотрел на башни — их было так много, словно число их прирастало каждый год, — на лабиринт эркеров и соединительных мостов, на каменного грифона над воротами.

«Этот замок, Мегги, убивал надежду на счастливый конец, — услышал он свой воображаемый ответ. — Он выглядел как место, откуда не возвращаются».

Женская роль

Мне книги даны.

Их ветер в кронах листает; слова я различаю, когда листва шумит, и тихо их повторяю.

И смерть, что, как незабудки, рвет глаза, моих не найдет…

Райнер Мария Рильке. Слепая[26]

Мужская одежда. Реза украла ее у спящего Эльфогона: штаны и длинную теплую рубаху. Он, наверное, очень гордился этим запасным нарядом: мало у кого из разбойников было больше одежды, кроме той, что была на них надета. Но в ближайшие дни штаны и рубашка будут ей нужнее, чем Эльфогону.

Прошло много лет с тех пор, как Чернильный мир заставил Резу переодеться мужчиной, и все же память об этом сразу вернулась, как только она влезла в грубые штаны, так отчетливо, словно это было вчера. Она вспомнила, как исцарапала кожу на голове, обрезая ножом волосы, и как у нее болело горло от постоянных стараний говорить низким голосом. Сейчас она волосы просто заколет наверх. Реза не собиралась выдавать себя за мужчину, просто пробираться по лесу и горным тропам было намного удобнее в штанах, чем в платье, а ей придется пройти много миль по бездорожью, раз она собралась на поиски Мо.

«Обещай мне! — Он никогда и ни о чем так ее не просил. — Обещай, что вы останетесь в укрытии, чтобы ни случилось, какие бы вести до вас ни дошли. А если все пойдет не так (изящный способ сказать: если я погибну!), пусть Мегги попытается вчитать вас обратно».

Обратно. Куда? В дом Элинор, где каждый угол напоминал о нем, а в саду дожидалась его мастерская? Не говоря уж о том, что Элинор теперь тоже по эту сторону букв. Но об этом Мо не знал, как и о том, что она сожгла слова Орфея.

Нет. Без него нет никакого «обратно». Если Мо суждено погибнуть в Чернильном мире, то и она умрет здесь — в надежде на то, что Белые Женщины отведут их в одно и то же место.

«Мрачные мысли, Реза!» — подумала она и положила руку на живот. Прошло много лет с тех пор, как там внутри подрастала Мегги, но пальцы Резы еще помнили долгие дни, когда она напрасно прикладывала ладони к животу, и тот момент, когда вдруг почувствовала под пальцами шевеление маленького тела. С этой минутой ничто не могло сравниться, и она не могла дождаться, когда дитя заворочается под сердцем и крошечные пятки начнут колотить ее изнутри. Это должно быть уже скоро. Если бы только не тревожиться так за отца этого ребенка!

— Пойдем! Давай его разыщем и предупредим, что за ним гонятся Сорока и Хват! — шепнула она нерожденному ребенку. — Мы долго не вмешивались. Но сейчас пора действовать, хотя Фенолио и не написал нам роли.

О ее планах знала только Роксана. Ни Элинор, ни Мегги она ничего не сказала. Они бы непременно увязались за ней. Но она должна идти одна, хотя Мегги снова на нее разозлится. Дочь так и не простила ей до конца поездку к Орфею и ночь на кладбище. Мегги нелегко прощает, когда речь идет о ее отце. Только ему самому она прощает все.

Реза вытащила из-под одеяла книгу Фенолио. Она попросила Баптисту сшить для нее кожаный чехол, конечно не упомянув о том, что сам он родом с этих страниц. «Странная книга, — заметил он. — Какой писец вывел такие безобразные буквы? И что за переплет? Кожа, что ли, у мастера кончилась?»

Сажерук, вероятно, не одобрил бы ее намерений. Ее страшно тронуло, что он отдал ей книгу. Но теперь решение за ней, и она сделает то, что считает правильным.

Реза посмотрела на дочь. Мегги спала недалеко от Фарида, но по другую сторону на расстоянии вытянутой руки спал Дориа, повернувшись лицом в ее сторону. Рядом с ним лежал бывший стеклянный человечек Орфея, ладонь юноши накрывала его, как одеяло. Во сне Мегги казалась совсем ребенком. Резе хотелось нагнуться и отбросить ей волосы со лба. Ей все еще больно было думать о долгих годах, которые она провела в разлуке с дочерью. Поторопись, Реза! Уже светает. Скоро все они проснутся и не отпустят тебя.

Элинор что-то пробормотала во сне, когда Реза проскользнула мимо нее, а дозорный у входа в пещеру обернулся, когда она зашла за каменную стенку, которую соорудил Фенолио, словно желая отгородиться от созданного им мира. Старик и стеклянный человечек храпели взапуски, как медведь и цикада. Крошечные пальчики Розенкварца были испачканы чернилами, а листок, возле которого он спал, весь покрыт свеженаписанными словами, но почти все они были зачеркнуты.

Реза положила книгу возле винного меха, к которому Фенолио по-прежнему часто прикладывался, хотя Элинор непрерывно пилила его за это. Письмо для Фенолио она вложила между страниц так, чтобы оно торчало из кожаного чехла словно белая рука, на которую невозможно не обратить внимания.

«Фенолио. — Она долго подбирала правильные слова, и не была уверена, что это ей удалось. — Я возвращаю „Чернильное сердце“ тому, кто его написал. Может быть, твоя книга подскажет тебе, как должна кончиться эта история, и нашепчет слова, которые защитят отца Мегги. А я пока попробую на свой лад приложить усилия, чтобы песня о Перепеле не закончилась печально. Реза».

Снаружи небо окрашивалось розовым. Утро было холодное. Перед входом стоял на часах Деревяга. Он подозрительно посмотрел ей вслед, когда она свернула на север. Может быть, он ее и не узнал в мужской одежде. Немного хлеба, мех с водой, нож и компас, который принесла в этот мир Элинор, — вот и все, что Реза взяла с собой. Ей было не впервой выкручиваться в одиночку в этом мире. Но не успела она далеко отойти, как за ее спиной послышались тяжелые шаги.

— Реза! — Силач говорил обиженно, как ребенок, увидевший, что старшая сестра убегает из дому. — Куда ты собралась?

Как будто он и так не понял.

— Тебе нельзя за ним. Я обещал ему, что присмотрю за тобой — за тобой и за твоей дочерью.

Он крепко держал ее, а уж если Силач держал крепко, вырваться было невозможно.

— Пусти! — крикнула она. — Он не знает про Хвата! Я должна пойти к нему! А ты присматривай за Мегги.