Неандертальцы. Иное человечество - Александр Викторович Волков

по большей части, из сапиенсов. Численность их популяции в Европе была значительно выше, чем неандертальцев. Вскоре те исчезли, но с тех пор каждый из нас, европейцев и азиатов, носит в себе толику неандертальской крови.

Иан Таттерсол так обрисовал постепенное растворение неандертальцев в среде многочисленных чужаков, расселившихся в Европе (цитируется по изданной в Германии в 1999 году книге Таттерсола «Neandertaler. Der Streit um unsere Ahnen», «Неандертальцы. Спор о наших предках»):

«Последняя неандертальская женщина сидела в тени скального козырька и грелась в лучах заходящего солнца, которое медленно приближалось к снежным полям, мелькавшим вдоль западного горизонта. Сидевший позади нее внук разводил из тлеющих угольков костер, который никогда не гас с тех пор, как ее клан поселился в этом месте. Она была стара – действительно, очень стара. Ей было уже за сорок. Обличье малыша с не так заметно выступавшими, как у нее, надбровьями на грубоватом лице (оно все же сохранило приметные черты рода, из которого происходила бабушка) унесло ее мысли в то далекое, давно минувшее время, когда она пришла сюда. Ей было ровно 12 лет, когда в семье стали виться слухи о том, что в соседней долине объявились рослые, стройные, диковинно выглядевшие чужаки – они без особого труда захватили всю эту местность и стали истреблять стада северных оленей, от охоты на которых зависела жизнь и всех ее родственников, и ее самой… Внезапно чужаки пришли и сюда. Они хитростью убедили ее семью расстаться с ней и ее старшей сестрой – пусть они уйдут с чужаками и станут женами двух мужчин низкого ранга в их племени. Эти первые годы были тяжелы для нее. Она видела, как последних ее родичей исподволь изгоняют со своих земель; она мучилась с необычным для нее языком, привыкала к новым условиям жизни. Прошло много времени, прежде чем ее новая семья перестала насмехаться над ее грубой внешностью. После смерти сестры она почувствовала себя вообще одинокой. Но ее сын рос смышленым, а его сила принесла ему уважение среди охотников. Когда она однажды увидела, как он в сумерках возвращается со своими товарищами и несет свежее мясо, она внезапно почувствовала, что ее жизнь была прожита не зря».

А что если…

Они исчезли. И, кажется, помешать этому могла бы разве что геологическая катастрофа, надолго оградившая население Европы от неугомонных гомо сапиенс. Та катастрофа, о которой пишет российский палеонтолог и писатель-фантаст К.Ю. Еськов:

«Вот замечательный сюжет для любителей так называемой “альтернативной истории”: 100 тысяч лет назад Африка оказывается начисто изолированной от остального мира (как это действительно произойдет в будущем, через пару миллионов лет – когда до конца раскроется Красноморский рифт), и на планете возникают две цивилизации – кроманьонская в Африке и неандертальская в Евразии. И как знать – может быть, флегматичные неандертальцы создали бы что-нибудь более пристойное, нежели то, что мы видим вокруг себя… Впрочем, вряд ли; скорее всего, дело и тут закончилось бы кроманьонской конкистой с “окончательным решением неандертальского вопроса”» («История земли и жизни на ней». 2006).

В истории, правда, был момент, когда могучие силы природы словно захотели помочь человеку неандертальскому, уничтожив его противника – набирающего силу сапиенса. Около 74 тысяч лет назад произошло грандиозное извержение супервулкана Тоба в Индонезии. Наступила вулканическая зима. Она вызвала массовую гибель растений и животных и стала причиной резкого сокращения численности гомо сапиенс. Большая часть людей, населявших Азию, погибла тогда от голода и холода.

«Как следствие этого, – пишет российский палеонтолог А.Ю. Журавлев, – тигр и человек разумный лишились значительной части своего генофонда. Эти виды после извержения Тобы буквально протиснулись в бутылочное горлышко эволюции – сократись популяция еще немного, вместо тигров на Дальнем Востоке охотились бы пещерные львы, а заповедники для них организовывали неандертальцы» («Парнокопытные киты, четырехкрылые динозавры, бегающие черви…». 2015).

Люди современного анатомического типа уцелели лишь потому, что часть их состорожничала и не участвовала в «великом переселении народов эпохи палеолита» – осталась в Африке или на Ближнем Востоке, чтобы начать оттуда новый всемирный «исход» – на горе неандертальцам!

Похоже, законы естественного отбора неумолимы. Неандертальцы были обречены проиграть в соперничестве с сапиенсами и исчезнуть. «Такова уж судьба всей линии гоминид и человека, что в ней конкуренцию выигрывают все более агрессивные и практичные виды и популяции», – подвел итоговую черту в этом споре двух человечеств известный российский биолог В.Р. Дольник («Непослушное дитя биосферы. Беседы о поведении человека в компании птиц, зверей и детей». 2003).

Лишь груды костей и горы каменных орудий напоминают нам об утраченном мире неандертальцев. Но разве могут материальные находки передать мысли этих людей и воскресить неандертальский дух?

Нам остается строить подчас лишь смелые догадки, которые ничто не может подтвердить.

Например, нам известно, что неандертальцы во время охоты сближались со зверями вплотную. Как им это удавалось? Вот что предположил поэт и биолог И.О. Сид:

«Кроманьонец предпочитал, как например хищники семейства собачьих, загонную охоту. Неандерталец, подобно представителям семейства кошачьих (недаром ведь он “гулял сам по себе”) – скрадывание. Прятался со своим копьем в укрытии, дожидаясь приближения будущей добычи. Затем стремительный рывок, спурт, удар копьем, и… И вот здесь мы имеем право сделать первое заметное логическое допущение.

Для того, чтобы не погибнуть от голода, чтобы гарантировать себе приближение животного, даже если оно единственное на огромной территории, неандерталец обязан был выработать у себя рано или поздно – тупая диктовка естественного отбора! – определенную способность к гипнозу. Какой-нибудь тур или олень, проходя вдалеке, должен был почувствовать непреодолимое желание – мотивируемое, быть может, беспричинным страхом перед другими вариантами маршрута, а может, беспричинным любопытством? – пройти возле засады палеоантропа» («Геопоэтика. Пунктир к теории путешествий». 2017).

А что если романтическая легенда о Зигфриде, знавшем язык птиц и зверей, – это всего лишь «былина древних времен», отголосок встреч первых европейцев-сапиенсов с неандертальским людом? С удивлением взирали речистые, рослые чужаки на коренастых человечков, заговаривавших то по-птичьи, то по-звериному, подзывая к себе животных, бродивших вдалеке.

И почему бы не предположить, что обычай поклоняться священным деревьям и рощам, укоренившийся у римлян, кельтов, славян, был перенят мигрантами, наводнившими Европу, у ее коренных жителей – неандертальцев? И долго еще сохранялся после их исчезновения…

Возможно тысячелетиями сохранялась память и о них самих. Свою фантастическую гипотезу предлагает С.В. Дробышевский: «Некоторые ученые считают, что мифы о троллях – это дошедшие до нас через века воспоминания о неандертальцах. Плечистые, с огромными носами, очень сильные, но туповатые, живущие на каменистых пустошах, в горах и непролазных чащобах – своих последних убежищах, – чем не портрет неандертальцев?» («Байки из грота». 2018).

…Как