Космическая шкатулка Ирис - Лариса Кольцова

ребёнок. Я пока что новорожденное это чудо не видел. Но почему-то отлично себе представил, поскольку видел изображение той, кто родила ребёнка. В одном большом доме на стене и было то изображение. Сейчас и мать, и ребёнок в звездолёте, в медицинском отделении, а в доме остался её муж. И он… Как может такое быть?

– Как? Разве «Пересвет» воскрес? И откуда взялись другие? Твои земляки с неба?

– Нет. Это другой звездолёт. Тут есть другие земляне. Мои друзья! Ива! Я нашёл их!

– А какие они, те женщины? Они красивые? Лучше меня?

– Не знаю. Одна не очень молодая. Она и есть врач. А другая женщина молодая, та, что и родила младенца. Больше там женщин нет. Они жёны других землян. Их-то я и должен был встретить на своём «Пересвете», а попал в ловушку. Они тоже попали сюда случайно. Двух из землян я знал по прежней службе. Один из них даже был надо мною начальником в моей юности. Представляешь такую фантастику? Нас ждут на пустыре у реки. У скоростного аэролёта. Там было удобнее всего приземлиться. Костя нас ждёт. – И он смеялся, тёрся лицом о её шаль, хватал сам себя за волосы, словно бы проверял сам себя на подлинность. Его счастье зашкаливало за ту отметку, где кончается нормальное восприятие реальности и начинается безумие.

– Какой Костя? Что за нелепое имя?

– Костя – землянин. Он меня и нашёл в столице. Он знал мои приметы, – Фиолет дёргал её за руку. – Белая Уточка, мы отплываем в новую жизнь! Ты оказалась моим счастливым талисманом! Я сразу это угадал.

– Милый, ты видишь сны наяву. Костя – это был твой друг там, где ты и жил прежде? Ты же сам сказал, что отсюда нет дорог в твой мир. Ты забыл, что твой «Пересвет» умер?

Он услышал её, – Да. Мне необходимо забрать мозг «Пересвета». Он хранится в сарае, где уголь для печи. У тебя отличная память, Белая Уточка. Ты тоже возьми только то, что тебе дорого. Сюда уже нельзя будет вернуться. За мною началась охота, – и он продолжал веселиться, даже говоря об охоте на самого себя со стороны неведомых зловещих охотников. Ива тоже засмеялась, отвечая на его сумасшедшую радость. Но на дне её смеха была скептическая горечь, был нешуточный страх. Она гладила его мокрые волосы, не веря в необыкновенный его рассказ, считая его бредом помутившегося рассудка мужа-пришельца.

Несколько лиц инопланетной матрёшки

А предшествовали этому такие события. Фиолет отправился в один из неблизких от столицы аграрных секторов континента. Он узнал от случайных бродяг, что там в сезон работ набирают в помощь рабочим любых людей, кто способен работать. Целую неделю в земном исчислении времени он выкапывал корнеплоды из тучной земли, таскал тяжёлые мешки на себе, радуясь самой возможности не только заработать денег, но и физической здоровой зарядке всего организма. Получив деньги, часть из них он потратил на воз таких вот корнеплодов, нанял человека с лошадью и отправился с ним на оптовый рынок в один из столичных пригородов. Ехали целые сутки. Ночью жгли костёр в чистом поле у грунтовой дороги. Ужинали и болтали о том, о сём. Потом возница спал в телеге рядом с грудой овощей, накрывшись старым зимним тулупом, а Фиолет слушал бормотание близкой реки, шёпот ночной природы. Входил глазами как в нирвану в безбрежное звёздное небо, поглощая душой отсветы едва различимых, а также и мерцание ярких звёзд, и ошеломляющую сказочность главного центрального созвездия, вернее группы созвездий «Око Создателя». Бродил по лугу, где и паслась отвязанная лошадь. Гладил её и целовал в пахучую покорную морду. Она фыркала ему в ответ. Лошадиные, отвлечённые от самого человека, глаза тоже казались звёздами.

Продав свой груз овощей оптовику, получив за него намного больше денег, чем заплатил сам, включая оплату и перевозчику, довольный своей коммерческой смекалкой, Фиолет сел на скоростную дорогу и прибыл в столицу. Чтобы уже из неё направится в ту сторону, где в маленьком городке и ждала его Ива. Бесплатный транспорт этого мира был большим удобством, благом, дающим возможность всем, кто хотел, переезжать с места на место в поисках работы, учёбы, путешествий и для того, чтобы навещать родственников и друзей, у кого они были. Для бродяг обычно предусматривалось особое отделение в конце длинной машины, куда они и набивались, поскольку законные граждане не желали с ними находиться в столь тесном соседстве. Из того вовсе не следовало, что бродяги были все сплошь грязные и неопрятные, а законные граждане ухоженные и душистые. По-разному было. И бродяги иногда смотрелись как картинка, и граждане, имеющие где-то свой законный номерной ряд, порой отвращали любого, кто с ними сталкивался. Но тутошний народ как-то предпочитал не смешиваться с теми, кто означался термином «бродяги».

Довольный всем на свете, Фиолет поднялся на не самую высокую, серую и простонародную дорогу на опорах. В данный момент он не думал ни о чём плохом, удерживая в себе лишь полноту бытия. В том месте, где и было нечто вроде павильона ожидания для транспорта, он сел на длинную скамью, припаянную своим железным каркасом к высокой ограде, защищающей место посадки и высадки людей. Трудовые деньги, спрятанные во внутреннем кармане, грели его грудь. Солнышко сияло в ясном синем небе, и весь он целиком был наполнен таким вот сиянием. Долгое ожидание не казалось неприятностью, поскольку он попал во временной разрыв в графике движения общественных машин. Раздумывая над тем, не стоит ли поискать ближайшую столовую, ленясь встать со скамьи, поскольку он заметно устал за дни работы и длинную поездку на лошади, он увидел миловидную маленькую и румяную старушку с новенькой кошёлкой. Она села зачем-то рядом с ним, хотя народу на длинной скамье не было.

– Пагода – радость душе! – сказала старушка.

– Твоя правда, матушка, – отозвался Фиолет, не желая обижать приветливую старушку.

– Тебе не тяжело ходить в таких огромных ботинках? – спросила старушка.

– Нет, – ответил Фиолет.

– Ты где такую нелепицу и раздобыл? – спросила старушка.

– Нашёл где-то, – ответил Фиолет.

– Нешто из серебра вещи валяются, где попало? – спросила старушка.

– Ты любопытная, матушка, – ответил Фиолет.

Неотвязная старушка потрогала его ботинки и, поражённая собственными осязательными ощущениями, застыла в полусогнутом состоянии. Словно бы её скрутил радикулит. – Так они вовсе не металлические! – воскликнула она.

– А ты видела, чтобы хоть кто бродил в металлической обуви? – засмеялся Фиолет, ничуть не рассердившийся на старую и назойливую бестолочь.

Старушка повозилась, помолчала. Потом вытащила из новенькой кошёлки чистейшую хрустальную бутылочку с водой.