Охотники за каучуком - Манфред Кюнне

Лотэр дает знак солдатам. Они вновь хватают Стокса за руки. Он ковыляет за ними, глядя в землю и тяжело переставляя внезапно одеревеневшие ноги. Дойдя до того места, где лежит пень, который несколько солдат успели подтащить под свисающую с дерева петлю, он поворачивается к Лотэру:

— Проклятый…

Потом вопит:

— Не на-а-а-до!

Двое солдат подталкивают его на пень. Один из них взбирается вслед за ним, набрасывает петлю на шею белого человека и затягивает ее, в то время как остальные держат отчаянно барахтающегося купца за ноги. Некоторые зажгли факелы и держат их высоко над головой. Тот хауса, что залез на пень, соскакивает на землю. Двое помогают ему выбить пень из-под ног белого, а остальные поспешно отскакивают в стороны.

Пронзительный крик Стокса переходит в хрип, когда сук акации под его тяжестью резко склоняется к земле.

Мгновение, и обмякшее тело раскачивается, словно длинный, замедляющий колебания маятник; потом, дернувшись, оно дважды оборачивается вокруг своей оси и замирает.

Туземцы расходятся.

Лотэр велит готовиться в путь.

В ту же ночь он уходит со своими солдатами по длинной просеке, посеребренной светом полной луны.

Все страны, ведшие торговлю с Конго, в течение двух десятилетий послали в Центральную Африку сотни миссионеров с целью внушить конголезцам, что навязанное им господство белых людей благословенно и угодно богу. Чтобы справиться с этой задачей в условиях, когда организованная Леопольдом система управления ввергла народ в ужасающую нужду, надо было обладать недюжинными способностями к лицемерию.

Отдельные миссионеры, приехавшие в страну с честными намерениями и открытым сердцем, чтобы проповедовать любовь к ближнему и помогать людям, вскоре невольно оказались противниками деяний, предпринятых их собственной церковью, или же заколебались в христианской вере.

5

На следующий день отряд добирается до миссии священника Джозефа Кларка.

Посреди поляны возвышается чисто выбеленный домик, окруженный сараями и хижинами туземцев, к которым со всех сторон примыкают сады и поля маиса, раскинувшиеся, словно огромные, аккуратно расправленные платки. На севере они упираются в рощу карики, на юге граничат с зарослями кустарника, в гуще которого вьется дорога, спускаясь к берегу Конго. Близость реки дает себя знать: над селением стоит отчетливый запах ила.

Меж хижинами бегают свиньи. Дети играют с разноцветными камешками. Из дверных проемов некоторых домов выглядывают испуганные черные лица, молча провожающие солдат глазами.

Деревянное здание миссии покоится на столбах, похожих на окаменевшие ноги слона. Манговое дерево осеняет разбитый перед домом садик зелеными веерами своих листьев. Чуть в стороне от него стоит часовня, увенчанная железным крестом, в которой чернокожие христиане селения Исайя каждое утро и каждый вечер при свете восковых свечей молятся чужому богу, чье слово белый человек донес до них через далекие моря и непроходимые леса.

Джозеф Кларк — американец. Посланцем баптистского союза миссионеров в Бостоне он тридцать лет назад ступил на землю Африки, добрался до самого сердца Черного континента, основал девятнадцать миссий и окрестил в христианскую веру несколько туземных племен. Вместе с английскими миссионерами, проповедниками шведского союза миссионеров и несколько позже появившимися в этих краях баптистскими богослужителями из Англии он избороздил все рукава и притоки Конго на своем небольшом пароходике, внеся тем самым свой вклад в дело исследования бассейна могучей реки и ее заболоченных, заросших девственными лесами берегов. Позже он вступил в контакт с предприимчивыми миссионерами из Евангелического союза, но не желал иметь никаких дел с недавно основанным римско-католическим викариатом в нижнем течении Конго, тесно связанным с Брюссельской конгрегацией непорочного сердца девы Марии.

На средства, полученные им от своей организации в Бостоне, он за последние несколько лет построил поселок Исайя, где на пятьдесят первом году жизни принялся обучать свою чернокожую паству азбуке, английскому языку, обработке почвы. Он передает им свои познания о их собственной стране и населяющих ее народностях и наряду со всем этим настойчиво занимается селекционными опытами в своем крошечном садике, а вечером ровным низким голосом читает вслух священное писание всем тем, кто в тот день не ушел в лес на сбор каучука. Время от времени он объезжает основанные им миссии, читает там проповеди, участвует в охоте на антилоп или бегемотов, а затем, усталый и довольный, возвращается к себе.

Высокий, костистый, крепкий и седоголовый Джозеф Кларк в последние годы стал молчаливым. На бледном его лице, не поддающемся загару, лихорадочно горят острые и проницательные глаза. Но иногда взгляд этих глаз как-то сразу тускнеет; это случается, когда Кларк слышит о новой экспедиции агентов с отрядами солдат в лесные районы Конго или до поселка доходит молва о негритянских деревнях, жители которых были поголовно истреблены. В такие минуты взгляд его теряет обычную спокойную уверенность, выдавая душевное смятение, боль, отчаяние.

Тяжело, будто через силу ступая, выходит Кларк на крыльцо своего дома. Здороваясь с Лотэром, он старается не встречаться со взглядом вызывающих, насмешливых глаз капитана.

— Найдется у вашего преподобия глоток вина и немного еды для утомленного путника?

Кларк кивает. Две глубокие складки резко обозначились в уголках его рта.

— А для моих молодцов? — спрашивает Лотэр.

Кларк окидывает мрачным взглядом столпившихся перед домом солдат хауса; оборванные, взмокшие от пота, они алчно поглядывают на хижины селения.

— Не бойтесь, ваше преподобие! Я позабочусь, чтобы они не безобразничали в ваших владениях, — замечает Лотэр.

Он упорно не сводит глаз с лица Кларка.

— Хорошо, — произносит тот наконец.

По команде Лотэра толпа возбужденных, потных людей расходится. Группами и поодиночке бредут они к окраине селения, сваливают в кучу свое походное снаряжение и палатку белого начальника — все, что пронесли сквозь лес на своих спинах, — и ставят винтовки пирамидой. Потом устраиваются на отдых в тени деревьев.

Лотэр вслед за миссионером входит в дом.

Кларк отворяет дверь в одну из комнат; окно здесь завешено белыми, пронизанными солнцем полотнищами. Стол у окна завален пожелтевшими рукописями и письмами; на стене висят маленькие, суетливо тикающие часы в деревянном футляре.

Лотэр тяжело опускается на стул. На зов хозяина дома является молодая негритянка, приносит вино и блюдо с мясом. Она испуганно поглядывает на белого начальника, который отстегивает кожаный пояс с кобурой, распахивает на груди форменную куртку и протягивает руку за стаканом.

Девушка выходит из комнаты. Лотэр торопливо глотает мясо, запивает его вином, наливает себе второй стакан и продолжает есть. Его заскорузлые, грязные руки ловко орудуют ножом и вилкой.

— Ну и паршивая же страна! Комары, рабочие — одни бездельники, — ворчит он, уплетая за обе щеки. — Давно пора показать этим черномазым, где раки зимуют. Согласны со мной, Кларк?

Миссионер молчит.

— Ваша деревня в прошлом месяце сдала слишком мало каучука; на двадцать процентов меньше нормы! Пусть эти скоты наконец поймут, что им за это не поздоровится…

Лотэр поперхнулся и закашлялся.

— Может, лучше я сам объясню им, что к чему? Соберите потом своих людей!

Кларк отворачивается. После минутного молчания замечает:

— Моих негров нет здесь.

— То есть как это нет?

— Они ушли, еще не вернулись.

— Куда ушли?

Медленно, словно каждое слово стоит ему неимоверных усилий, миссионер отвечает:

— Вчера в деревню прибежали двое из племени балала. Они рассказали, что шли по лесу с караваном. Потом на них напал отряд во главе с бельгийским офицером. Без всяких причин.

Голос Кларка дрогнул. Нервно передернув плечами, он продолжает:

— Он их всех перестрелял. Они и теперь лежат там, в лесу. Среди них есть раненые, им нужно помочь. Поэтому я послал туда своих негров…

Помолчав, он добавляет:

— Англичанин…

Вилка в руке Лотэра начинает дрожать. Перестав жевать, он уставился на миссионера. Тот подошел к нему вплотную.

— Вы его даже не похоронили!

Со стороны реки доносится протяжный вой какого-то хищника. Потом треск сучьев. Пронзительный вопль какаду. Что-то тяжелое шлепается в воду. Опять воцаряется тишина.

Джозеф Кларк продолжает говорить. Голос его звучит приглушенно, слова рвутся словно откуда-то из глубины, где они долго томились в заточении.

— Мне пришлось быть свидетелем всего этого! Долгие годы… Господи… Я приехал в эту страну проповедовать любовь к ближнему и всепрощение… равенство всех людей перед богом… Его именем я крестил их в нашу веру. Многих негров… И они доверяли нам. А мы? мы?