В пламени холодной войны. Судьба агента - Коллективные сборники

Когда же оказалось, что доклад «совершенно секретный» и никак не получить его снова, Стиг просто растерялся. Объяснения выглядели притянутыми за уши. Но и тогда не пришло в голову заподозрить неладное, хотя отказ заставил прозревающего полковника насторожиться и повнимательнее приглядеться к своему окружению.

Именно поэтому как-то утром он обратил внимание на некую личность, прохлаждающуюся у его служебного кабинета. Молодая женщина, расположившись на подоконнике, читала, как показалось, какой-то учебный материал. Довольно странное место для чтения! Поднявшись на последнюю ступеньку лестницы, Стиг быстро обернулся – и успел заметить, что она смотрит вслед. Конечно, у него не родилось разумного объяснения такого интереса к своей персоне. Но остро возникла мысль, что пора прекращать нелегальную жизнь в Стокгольме. Под впечатлением этой мысли Веннерстрем перенес фотографирование – наиболее рискованное, по его мнению, занятие всей тайной деятельности – из дома в рабочий кабинет.

Может, это было даже еще рискованней, но тогда Стиг рассудил иначе. Ведь ему надо было фотографировать для архива устаревшую документацию по вопросам разоружения.

Бумажная река начала выплескиваться из берегов. Это объяснялось, в частности, тем, что удалось организовать канал через американские власти в Вашингтоне – там имелся кабинет, который обеспечивал переговоры в Женеве – и по этому каналу стал поступать довольно обширный материал. Фотографирование для архива было простейшим способом хоть как-то упорядочить поток нужных бумаг. Так задымившийся агент оказался в том же положении, что и в Вашингтоне. Легальное и нелегальное фотографирование в служебном кабинете… Однако дыма он все еще не чувствовал. Наверно, химикалии отбивали обоняние.

Глава 32

В марте Веннерстрем принял по своему «Халикрафтеру» длинную шифровку. Петр Павлович предлагал в последние дни июля провести встречу в Вене. К тому времени должны были проясниться все детали «службы» в Мадриде. Стигу предстояло пройти период акклиматизации с 1 января по 30 июня 1964 года и с 1 июля приступить к активной деятельности. Более четкие указания трудно себе представить. Какое облегчение почувствовал он после расшифровки! Казалось, наступил миг освобождения, благословенный час, когда можно будет, наконец, оставить Швецию и все проблемы, уже начинающие покрывать с головой.

До этого, работая на Центр, Веннерсгрем не проявлял особого интереса к личным доходам. Но перед тем, как дать положительный ответ о встрече в Вене, он подумал о причитавшихся ему деньгах. Теперь следовало воспользоваться параграфом московского контракта о применении «оплаты по периодам», другими словами, произвести расчет за прошедшие четырнадцать лет. Не исключено, что сумма составила бы своеобразный рекорд, а ее выплата стала бы основным вкладом в будущий бюджет. По словам Петра Павловича, Стиг мог рассчитывать на «щедрое вознаграждение». Было весьма интересно, насколько щедрым оно окажется в действительности?

Ближайшим сеансом связи агент подтвердил дату встречи и одновременно попросил произвести с ним расчет в соответствии с контрактом. Через месяц по радио пришло согласие.

Как-то в Хельсинки Петр упомянул, что деньги по условиям контракта будут переведены на счет одного из швейцарских банков. Тогда же Стиг собрал сведения, касающиеся соблюдения этим банком тайны вкладов – с тех пор бумаги так и лежали у него без дела. Теперь он нашел их и внимательно изучил, чтобы обсудить вопрос в Вене с максимальной пользой. После ареста эти бумаги попали в СЭПО, что дало толчок к распространению слухов о якобы значительном состоянии Веннерстрема в Швейцарии. Между тем пока это были только мечты.

По букве закона заработанное «состояние» – или, если хотите, долг Центра – сохранялось до июня 1968 года. После чего действие контракта автоматически прекращалось.

16 мая пресловутого 1963 года произошло нечто весьма примечательное, о чем Веннерстрем, впрочем, не имел ни малейшего понятия. Уже несколько лет он пользовался услугами домработницы, госпожи Карин Росен, которая жила немного севернее, в пригороде Стокгольма. Вечером 16 мая ее квартиру посетили два представителя СЭПО, в результате чего Карин Росен стала их агентом. Версия о том, что «бдительная» и «подозрительная» патриотка сама предложила СЭПО свои услуги, была придумана позже для обывателей и досужих журналистов. В действительности же состоялась банальная вербовка с запугиванием. Очевидно, это было сделано по всем правилам военного искусства. Ей выделили руководителя, которому она должна была докладывать по телефону, и присвоили псевдоним «Пиис» – мир. Почему именно это английское слово? Возможно, интуиция Отто Даниэльссона подсказывала ему, что в деле явно прорисовывались международные оттенки…

Итак, в то время как Стиг сидел в рабочем кабинете на Фредсгатан, «длинная рука» СЭПО шарила в его собственном доме. Это было нечто, не укладывающееся в рамки даже самой изощренной фантазии. За четырнадцать лет разных шпионских страстей и проделок Веннерстрем, что греха таить, обманул множество людей. И вот теперь оказался обманутым сам. Впрочем, госпожа Росен обманула и нас с вами, если припомнить пресловутую сковородку, подаренную шпионскому музею.

Развязка приближалась. Оставался один месяц. Но только в начале июня бесстрашный агент начал испытывать беспокойство. Сигнал тревоги пришел от нескольких высокопоставленных военных. Конечно, с определенного времени Стиг стал более настороженным, чем раньше, и потому тщательно анализировал их отношение к нему. Оно изменилось. Веннерстрем знал их настолько хорошо, что мог заметить перемену даже во взгляде. Они иначе смотрели, иначе здоровались, иначе разговаривали. Вернее – избегали разговаривать.

Теперь он знал, что его подозревают. Должно быть, и многие уже знали об этом. Петр оказался прав: Стиг провел в Швеции слишком много времени…

Веннерстрем сам не мог понять, почему столь хладнокровно относился к нарастающей неизбежности событий. Наконец, после долгих колебаний, он решил «взорвать мосты»! Прекратить нелегальную деятельность – было первым и главным решением. Затем – отменить фотографирование документов и оборвать тайные контакты с Барановским. Но, с другой стороны, сохранить их исключительно на легальной основе. Предстояло еще решить, когда и как проинформировать об этом связника…

Весомую долю беспокойства внес и экономический фактор. На поездку в Вену и Испанию Стиг запросил пятнадцать тысяч крон. Довольно солидная сумма, объяснявшаяся его чувством неуверенности. Он хотел иметь деньги под рукой, если произойдет что-нибудь непредвиденное. Получить их можно было только девятнадцатого июня на демонстрации фильма в клубе советского посольства. И Веннерстрем решил сделать этот день последней датой своей нелегальной планиды.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});