ЦЕНА ИМПЕРИИ - Алексей Глушановский

– И скольких же инквизиторов тебе довелось повидать? – вскипел вдруг я. – Троих издали и одного вблизи?

– Достаточно, – отрезала та, – чтобы знать, что из этой комнаты я так просто не выйду. Это как в шахматах. В зале три двери: в одну меня сюда ввели, вторая ведёт на волю через твою спальню, а третья – на костёр. Я пешка, следовательно, назад ходить не могу. Какую же дверь выбрать? Правда, есть ещё окно. Но если я не разобьюсь сразу насмерть, меня сожгут на костре как ведьму, хотевшую улететь. Так какую дверь мне выбрать?

Хм, хорошая девочка! Умеет делать правильные выводы!

– Ты умеешь играть в шахматы?

– Немного.

– Сыграем?

– А разве мы уже не играем? – ядовито уточнила красавица.

– Сколько раз вы видели настоящие шахматы? – насмешливо переспросил я, раскладывая доску.

– Я не буду с тобой играть, – внезапно растерялась она.

– Почему?

– Потому что я уже выбрала дверь.

– Какую? – радостно подпрыгнуло моё сердце.

– Костёр.

Не скажу, что испытал, но мужчины меня поймут.

– Садись, – приказал я. – Сжечь я тебя всегда успею.

Очевидно, сам того не замечая, перешёл на тон, каким допрашиваю людей, потому что под моим взглядом строптивая цыганочка впервые за всё время дрогнула, поспешно метнулась к стулу, осторожно села и, подобрав ноги, испуганно спросила:

– На что будем играть? У меня ничего нет.

Я сел и ещё раз взглянул в большие, ещё минуту назад смотревшие только с вызовом глаза. И снова из их глубины всплыли беспокойство и трепет. «Теперь я знаю, почему ты стал главой Инквизиции!» – говорил её взгляд, но вслух она только робко повторила, отводя взор:

– Так на что будем играть?

Я знал это движение. Они все отворачивались, не выдерживали. Говорили, у меня страшный и тяжёлый взгляд, проникающий в душу. Не знаю, но иногда я, действительно, видел их мысли, чувства. И сейчас я схватил её за подбородок, не позволяя отвести глаз, и спокойно произнёс:

– На тебя.

В одно мгновение в её глазах пронеслись страх, обречённость, желание жить.

– Я лучше сразу пойду во вторую дверь, – запинающимся голосом проблеяла она.

– Что?

– Не к костру, – поспешно исправилась она, подумав, что я разозлился. – В первую, то есть во вторую. В общем, вы поняли, куда.

По дрожащим рукам, я понял, что её нервы сдали. Ночь погони, потрясения сделали своё дело. Теперь передо мной сидела не гордая тигрица, а загнанная, испуганная девочка, растерянная и из желания жить, цепляющаяся за любую надежду. Я протянул к ней руку. Девушка бросилась передо мной на пол и, безудержно рыдая, уткнулась лицом в мои колени.

– Каюсь, каюсь, – шептала она, лихорадочно целуя мои руки. – Я разучу пару молитв, разучу.

До той минуты я ещё не знал всю силу своего взгляда, точнее осознавал, что люди боятся его как огня, но не думал, что эффект может быть таким сильным. Она была моей. Если бы кто заглянул в зал, то увидел бы двух растерянных людей: девушку, не знающую, как себя вести, что говорить, и взрослого мужчину, не знающего, что с ней делать. Я осторожно взял её на руки и стал баюкать, словно младенца. Свернувшись калачиком, она, не переставая рыдать, уткнулась мне в грудь, судорожно вцепившись в мантию.

Ещё долго потом по ночам вспоминал я её дрожащее горячее тело, хрупкую спину, острые, как у ребёнка, локти, льнущую к ласкам голову. Я не воспользовался тогда её слабостью, хоть несчастная и была послушной глиной. Всё, что угодно. Но я гладил её волосы, успокаивал и шептал на ушко слова нежности, целовал висок, как целуют ребёнка, прощая провинности. А когда она стихла и, лишь время от времени всхлипывая, принялась есть с моих рук предложенный персик, я испытал ни с чем не сравнимое чувство облегчения. С ней рядом я чувствовал себя сильным, могущественным. Я был её опорой, её защитником.

– Давай сыграем в шахматы на вчерашнюю плату.

– У меня нет таких денег, чтобы поставить заклад.

– Я тебе одолжу.

– Я проиграю, и буду должна тебе вдвойне! Нет, нет!

– А если я проиграю?

– Ты когда-нибудь встречал священника, плохо играющего в шахматы? Если я выиграю, то это будет значить, что ты поддался, и ты согрешишь, а тогда получается, что согрешу и я, подвигнув тебя на грех.

– У меня идея, – заметил я, как она, стараясь быть незаметной, стирает с себя пыль. – Давай сыграем на ванну. Если ты выиграешь, то примешь ванну.

Она внимательно посмотрела мне в глаза и сказала:

– Хорошо, но если я проиграю, то приму ванну при тебе.

Как я мог ей отказать?

С тех пор, как все и ожидали, цыганка исчезла с улиц Мадрида, зато внезапное появление блистательной графини ЭнолиЄ эль Тахо порадовало весь двор. Благородная девица прибыла в столицу, чтобы лично подыскать себе гнёздышко, а так как вдобавок юная сердцеедка была очень набожной, то большую часть времени проводила у меня (к величайшей зависти остальных). Про появление же в Мадриде ловкого гибкого слуги, открывающего все двери и замки, лёгкого и бесшумного, как тень, тёмной лошадки господина инквизитора, знали не многие, но даже те не догадывались, что этот предвестник беды и красавица-графиня – одно лицо.

Моя жизнь была не только постоянный поиск грешников, но и постоянное напряжение, поиски путей, как держать врагов на поводке, не давать им повода и слабинки. Помня участь прошлой главы инквизиции, я не строил радужных надежд, что сия чаша может обойти меня, поэтому я старался сделать её путь как можно длинней и ухабистей. В мире волков мог выжить только волк, либо хищник покрупнее. Мне нужны были умные надёжные слуги и союзники, поэтому я не мог так просто отпустить девушку, обыгравшую меня в шахматы (особенно если учесть, что я хотел выиграть).

Если б это были простые честные люди, Тахо ни за что не согласилась бы, но это были бароны, графы и такие же инквизиторы как я. И, конечно же, ни что не сближает так, как общий враг – Эскабар де Вирто, человек, уничтоживший тысячи, единственное существо, которое она ненавидела всем сердцем. Он выжег её семью, надругался над сёстрами. Самой младшей было восемь.

– Я его убью этого растлителя малолетних, убью! Они, видите ли, ему приглянулись! Понравились. Как мог человек до такого дойти?! Как мог такое сделать?! Они до сих пор стоят у меня перед глазами. Всегда весёлые и ласковые, мечтали прожить удивительную жизнь. Когда я вернулась с ярмарки, я уезжала с маминым братом на неделю, этот изверг ещё не успел их сжечь… Я бросилась вперёд, дядя схватил меня сзади и зажал рот, кузены помогли затащить в повозку, чтобы увезти. Они спасали. А я словно взбесилась, кусаясь и царапаясь, рвалась туда, чтобы уничтожить этого ублюдка, втоптать в землю. Трое мужчин едва справились тогда со мной. А когда я успокоилась, руки дяди по локоть были в крови… Я перегрызу горло этому животному и буду смотреть, как он издыхает. Да простит меня Всевышний, но я остановлю его, во что бы то ни стало!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});