Завтра утром - Лайза Джексон

— Но он угрожал вам. Я все время думал, не захочет ли он отомстить, сделать что-нибудь странное. Или некрасивое. Или… или жуткое. Я даже думал, что он из таких, кто может и пожар устроить.

— Фред, — сказала Никки, пытаясь удержать себя в руках, — вы слишком беспокоитесь.

— Зато вы ни о чем не беспокоитесь! Я серьезно, Никки. Я не могу допустить, чтобы мои жильцы боялись, что кто-то вломится сюда и всех поубивает. Вы поступаете безответственно, навлекая на дом беду.

— Ладно, все ясно. Вы меня предупредили, — буркнула она — Так что вы от меня хотите? Чтобы я переехала? Или вы предполагаете меня выселить? Пока ко мне больше никто не вломился?

— Выселить? О… нет… я бы никогда… — Купер с тревогой взглянул на Рида. — Я… ну… просто хотел, чтобы вы знали, что жильцы боятся.

— Прекрасно. Вы исполнили свой долг. Я все поняла. — Оставив управляющего на дорожке, Никки побежала вверх по лестнице. — Потрясающе, — пробормотала она себе под нос. — Как будто я виновата в том, что ко мне вломились!

— Переживет.

— Вы не знаете Фреда! — возразила она достаточно громко, чтобы управляющий, который так и стоял у подножия лестницы, слышал. — Он ничего не может пережить! Он циклится на всем!

Рид, шедший на две ступеньки позади, сдержал улыбку и постарался не замечать ее ног, которые виднелись в разрезе плаща.

— Вот так, — сказала она и полезла за ключами.

Рид перехватил ее запястье и забрал ключи:

— Я войду первым.

— Погодите. — Она оскорбленно уставилась на него зелеными глазами, и он заметил, как прекрасно они сочетаются с прямым носом, как темнеют в ночи. — Детектив, это мой дом. И я вам не истеричка. — У нее были влажные волосы, блестящие от тумана губы, а ее гнев на управляющего, Рида и мужчин вообще можно было потрогать. И при этом выглядела она удивительно сексуально.

— Истеричка? Никки Жилетт? Честное слово, я никогда не подумал бы о вас так.

— Ну и хорошо.

— Но я все равно зайду первым. Считайте, что это часть моей работы. — Он вставил ключ в замок, толкнул дверь, и она открылась. Зайдя, он включил свет и осмотрел гостиную и кухню. И тут в дом влетел толстый желтый кот.

— Дженнингс!

В квартире было пусто. Ни звука. Рид осторожно прошел дальше. Никки следовала по пятам. На кухне она опустилась на колени и начала ворковать с полосатым кошаком.

— Наконец-то ты вернулся, негодяй. — Она погладила кота. Тот тихо мяукнул, потерся головой ей о подбородок и громко замурлыкал, так что даже Рид его слышал. — Ты скучал по мне, а? Или по обеду?

Никки сняла плащ, бросила его на спинку кресла и осталась в узкой серой юбке и облегающем черном топе, который подчеркивал все ее изгибы. Господи, почему он вообще на это смотрит? Это Никки Жилетт, которую он интересует лишь в качестве источника информации. Привлекательная. Сильная. Дерзкая.

Пока она кормила кота, Рид закончил осматривать небольшую квартиру. В доме царил кавардак после вчерашнего обыска, но никто не прятался ни в кладовке, ни за дверью, ни под той чертовой кроватью. Рид заглянул во все щели, но не стал задерживаться в спальне Никки, изучать антикварную кровать, трогать мягкое голубое постельное белье. Иначе разыгрались бы эмоции, которые он предпочел бы не трогать, а перед глазами возник бы образ Никки в прозрачной ночнушке, лежащей на кровати… Ну уж нет, не стоит.

— Вы знаете, я тут думала… — начала она, когда он вернулся на кухню.

— Думать полезно.

— Не умничайте.

— А что мне, быть глупым?

Она ухмыльнулась; обнаружились белые зубы и ямочки на щеках.

— Так у вас и чувство юмора есть.

— Бывает.

— Давайте пока поговорим серьезно, ладно?

— Хорошо.

Пока кот чавкал, Никки сдвинула бумаги на одну сторону кофейного столика, очистив пространство, потом расстегнула молнию на кармане сумки и извлекла несколько сложенных листков. Она осторожно разложила их по пластиковой столешнице, и Рид узнал копии записок, которые она получила от убийцы.

Он придвинулся ближе и вдохнул запах ее духов.

— Смотрите. Две записки краткие. Простые. — Она указала на первые два письма. — Он как бы говорит: «Смотри, Жилетт. Обрати внимание. Сейчас я кое-что сделаю. Что-то интересное». Как маленький ребенок, который прыгнул в бассейн и кричит родителям: «Смотрите, смотрите!» — Она отодвинула записки в сторону. Слова «ВЕЧЕРОМ» и «ГОТОВО» резко выделялись на белой бумаге. — Здесь явная связь с убийством — очевидно, вторым, но вот следующая записка, которую я получила, — она взяла в руки третье послание, — намного сложнее. Она отличается от остальных. Это стишок, очень похожий на те, что получали вы. Так ведь?

— Да, — ответил он, рассматривая записку и прислушиваясь к ее логике.

— Но тон уже другой — подсказки сильнее: «Треть готова — будет ли еще? А до двенадцатого никто не может знать». — Она постучала пальцем по тексту, но тут на стол вскочил Дженнингс и начал умываться. Не отвлекаясь, она опустила его на пол. — Здесь меньше хвастовства, чем в первых двух, — мне так кажется, по крайней мере. Ну да. Наверняка это подсказка, приманка, даже вызов, который обязывает меня разрешить эту загадку. Точь-в-точь как и ваши записки. Посмотрите на третью строчку: «Никто не может знать». — Никки напряженно сдвинула брови и прикусила нижнюю губу. — Прежде всего, точной рифмы нет, так что, видимо, он предполагал, что это письмо будут читать после ваших. Но зачем повторять вопрос «Треть готова — будет ли еще?», который был у вас в записке? И слово «никто». Оно написано слитно, не раздельно, а ведь многие так ошибаются.

Она посмотрела на него умными зелеными глазами, и тут его озарило. Он вспомнил свои записки:

ТИХО ХОДЯТ ЧАСИКИ — ТИК, ТАК, ДВА В ОДНОМ У БАС ЛЕЖАТ, ВОТ ТАК.

Потом:

РАЗ, ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ.

ИХ УЖЕ НЕТ В МИРЕ.

БУДЕТ ЛИ ЕЩЕ?

И наконец:

ВОТ У НАС ЧЕТВЕРТЫЙ НОМЕР.

КТО-ТО ПОМЕР. ТРЕТЬ ГОТОВА — БУДЕТ ЛИ ЕЩЕ?

— В них во всех по двенадцать слов, — сказал он, — в том числе и в той, которую прислали вам. Вот почему нет ритма и повторяется одна и та же фраза.

— Точно! — Она была серьезна, но глаза светились от нетерпения, и он заметил золотые точки на зеленой радужке. — И когда мы их объединим, получится какой-то смысл. Из своей записки я поняла, что нечто произойдет двенадцатого декабря. Двенадцатое число, двенадцатый месяц… Но на самом деле убийца хочет, чтобы мы увязали текст обеих записок, и тогда смысл получается совершенно другой. В вашей половине нет указаний на дату, но когда убийца говорит, что четыре трупа — это лишь треть, он указывает на то, что всего жертв будет двенадцать, а люди в гробах, вероятно, являлись частью общего плана.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});