Николай II - Эдвард Радзинский

Романовых начинают готовить к концу.

14 мая. Из дневника Николая: «Часовой под нашим окном выстрелил в наш дом, потому что ему показалось, будто кто-то шевелится у окна после 10 вечера – по-моему, просто баловался с винтовкой, как всегда часовые делают».

Я листаю в архиве большую черную тетрадь. Это – дневник караула:

«5 июня на посту номер 9 часовой Добрынин нечаянно выстрелил, ставя затвор на предохранитель. Пуля прошла в потолок и застряла, не причинив вреда».

«8 июня. От неосторожного обращения постового произошел взрыв бомбы. Жертв и повреждений нет».

Простодушно и вольно обращалась «братва» с оружием. Так что царь был прав в той своей записи.

Но «баловство» часового тотчас превратилось в историю о царских дочерях, подающих кому-то сигналы из окон, и бдительном стрелке, немедля стреляющем в окно. Так описал этот случай Авдеев в своих «Воспоминаниях».

Шьют дело...

Увезли из дома храброго Нагорного и лакея Седнева.

Из дневника 14 мая (продолжение): «После чаю Седнева и Нагорного вызвали для допроса в облсовет».

В эти дни, слоняясь у Ипатьевского дома, Жильяр увидел, как красноармейцы усаживали в пролетки арестованных Нагорного и Седнева. Они молча обменялись взглядами, но ничем не выдали присутствия швейцарца. Больше они не вернулись...

«16 мая. Ужинали в 8 часов при дневном свете. Аликс легла пораньше из-за мигрени. О Седневе и Нагорном ни слуху ни духу...»

Трудилась ЧК – уже прочесывали и пропалывали в Ипатьевском доме, сокращая обреченную компанию вокруг Семьи. Чтобы поменьше было хлопот в решающую ночь. Приближалась, приближалась та ночь!

ПЕРВАЯ ПОПЫТКА УБИЙСТВА

А они жили обычной жизнью и продолжали свои дневники.

Он: «20 мая. В одиннадцать часов у нас была отслужена обедница. Алексей присутствовал, лежа в кровати. Погода стояла великолепная, жаркая... Несносно сидеть так, взаперти, и не быть в состоянии выйти в сад, когда хочется, и провести хороший вечер на воздухе. Тюремный режим!»

Она: «23 мая (5 июня), среда. Встали в 6.30, но сейчас – 8.30 по часам (в этот день перевели часы на новое время. – Э.Р.). Великолепная погода. Бэби не спал – у него боли в ноге, возможно, потому, что ее трогал во время осмотра Владимир Николаевич (доктор Деревенко. – Э.Р.). Евгений Сергеевич (Боткин. – Э.Р.) возил его перед этим в течение часа в моем кресле-каталке. Я сидела вместе с ним на солнце. Когда он вернулся обратно в кровать, боли усилились, должно быть, от переодевания и катания на прогулке. Ланч принесли только в три часа, и сейчас они продолжают наращивать забор перед нашими окнами. Так что еле видны даже верхушки деревьев за забором...»

Итак, «сейчас они продолжают наращивать забор перед нашими окнами...». Уже к чему-то готовятся, но к чему?

И в это время Николай слег. От постоянного сидения в комнатах. Он любил прогулки не только потому, что любил ходить, – у него был наследственный геморрой, и наступило обострение.

Он: «24 мая. Весь день страдал болями от гем[орроидальных] шишек, поэтому ложился на кровать, потому что удобнее прикладывать компрессы. Аликс с Алексеем пробыли полчаса на воздухе, а мы после них час. Погода стояла чудная».

Она: «25 мая (4 июня), пятница. Прекрасная погода. Н. (Николай) оставался весь день в постели, так как с трудом спал ночью из-за болей. П...а (эти две буквы скрывают русское слово „попа“, которое она, скромно сокращая, вставляет в английский текст. – Э.Р.) лучше, когда он лежит тихо... Владимир Николаевич сегодня опять не пришел...»

Доктора Деревенко перестают пускать к Алексею.

Он: «27 мая. Наконец встал и покинул койку, день был летний, гуляли в две очереди. Зелень очень хорошая и сочная, запах приятный...»

И опять Николай чувствует: что-то происходит, что-то случится вот-вот!

«28 мая... Внешние отношения за последнее время изменились... Тюремщики стараются не говорить с нами, как будто им не по себе, и чувствуется как бы тревога и опасения чего-то у них! Непонятно!»

Но за пределами Ипатьевского дома все было понятно. В середине мая подняли восстание против большевиков его бывшие военнопленные – Чехословацкий корпус. К чехословакам примкнули казачьи части. Пал Челябинск. Теперь чехословаки двигались к столице Красного Урала.

В городе их ждали. Именно 28 мая (10 июня по новому стилю) произошли зловещие беспорядки. Накануне, 9 июня, прапорщик Ардатов со своим отрядом перешел к белым. Теперь главной опорой Уралсовета в городе остался отряд верх-исетских рабочих во главе с комиссаром Петром Ермаковым. И вот огромная толпа, выкрикивающая антибольшевистские лозунги, собралась на Успенской площади. Ермаков с отрядом, Юровский с чекистами и комиссар Голощекин с трудом разогнали мятежную толпу. Им так не хватало верных солдат! А между тем сколько красногвардейцев охраняли «тирана» и его Семью...

Он: «31 мая. Днем нас почему-то не выпускали в сад. Пришел Авдеев и долго разговаривал с Е.С. (Боткиным. – Э.Р.). По его словам, он и областной Совет опасаются выступления анархистов, и поэтому, может быть, нам предстоит скорый отъезд, вероятно, в Москву. Он просил подготовиться к отбытию. Немедленно начали укладываться, но тихо, чтоб не привлекать внимания чинов караула, по особой просьбе Авдеева. Около одиннадцати вечера он вернулся и сказал, что еще останемся на несколько дней. Поэтому и на первое июня мы остались по-бивачному, ничего не раскладывая. Наконец, после ужина Авдеев, слегка навеселе, объявил Боткину, что анархисты схвачены и что опасность миновала, и наш отъезд отменен. После всех приготовлений даже скучно стало...»

Царица записала этот день глухо:

«31 мая (13 июня). Утренняя молитва, солнечное утро.

2.45 – не было прогулки. Авдеев велел собираться, так как в любой момент...

Ночью Авдеев – опять. И сказал: не раньше чем через несколько дней».

Странная история. Еще недавно Уралсовет сражался с Москвой, объясняя, как опасно перевозить Романовых по железным дорогам. И вот теперь, испугавшись анархистов, уральцы сами захотели увезти царя с Семьей в Москву. Теперь, когда чехословаки подходят к городу. Когда в самом городе так неспокойно и земля горит вокруг Екатеринбурга! И все из-за заботы о «кровавом тиране»?

Что-то не верится в эту внезапную заботливость уральцев. Какая-то очень странная готовилась поездка в Москву.

И тут пришла пора вспомнить разговор, который вел комиссар Яковлев с командиром екатеринбургского отряда Бусяцким по дороге в Тобольск, когда ехал за Царской Семьей. Посланец Уралсовета Бусяцкий простодушно предложил Яковлеву: «Во время поездки Романовых, по пути, инсценировать нападение и убить их!»

Убить во время поездки?

ПОСЛЕДНЯЯ «ПОЕЗДКА» МИШИ

Если бы знал Николай, когда выслушивал предложение заботливых уральцев о поездке в Москву, что произошло минувшей ночью! Какая «поездка» уже случилась! Но до гибели своей он так ничего и не узнает...

В ночь на 13 июня в бывшую гостиницу купца Королева в Перми явились трое неизвестных и предъявили «ордер ЧК на увоз великого князя Михаила и его секретаря Джонсона».

После высылки из Гатчины Михаил жил в Перми и, как неоднократно указывали из Москвы Пермскому Совету, «пользовался всеми правами гражданина республики». Вместе с ним в гостинице проживали его секретарь – англичанин Брайан Джонсон, камердинер и шофер (великий князь был страстный автомобилист – вспомним его удалую поездку по альпийским дорогам вместе со своей невестой). Но в тот день ему предстояла совсем иная поездка... Неизвестные вооруженные люди поднялись наверх к великому князю. Вниз они спустились уже не одни: рядом с ними шли длинный Михаил и толстый, маленький, похожий на мистера Пикквика, его секретарь англичанин Джонсон (так они разгуливали вдвоем по улицам Перми, как Пат и Паташон). После чего «Пат и Паташон» с тремя сопровождающими сели в две пролетки. И уехали.

Все, что произошло в номере, рассказал камердинеру Волкову сидевший с ним в пермской тюрьме камердинер великого князя Челышев.

Пришедшие разбудили Михаила, но тот не хотел идти с ними и требовал какого-то важного большевика: «Я его знаю, а вас нет». Тогда главный выругался и схватил князя за плечо:

– Вы, Романовы, надоели нам все!

После чего Михаил молча оделся. Камердинер просил: «Ваше Высочество, не забудьте взять лекарство». Приехавшие опять выругались и лекарство взять не позволили.

Утром ЧК объявила, что никаких мандатов на арест великого князя не выдавала и Михаил похищен. В Москву пошла телеграмма: «Сегодня ночью неизвестными в солдатской форме похищены Михаил Романов и секретарь его Джонсон. Розыски пока не дали результатов. Принимаются самые энергичные меры».

Но вскоре выяснилось, что среди «неизвестных» были люди очень известные – председатель Мотовилихинского Совета Мясников и начальник милиции Иванченко. Они увезли Михаила и его секретаря и расстреляли. Содеянное было объявлено ими актом пролетарской мести.