Человек Вспоминающий - Константин Протасов

— Все отлично, капитан, чего ты тревожишься?! Мы на острове! — взорвался хрипом Инога.

— Попрошу не орать, — ответил Жук негромко, но достаточно, чтобы услышали все.

Инога еще раз попытался открыть рот, но предводитель глянул на него так, что тот решил все же замолчать.

— Выгружайте мешки. И делайте это молча.

Разбойники безропотно освободили лодку. Песчаная полоска берега была не очень широкой, и награбленное сразу относили к деревьям. Когда с этим было покончено и последний трофей — ящик с вином — присоединился к остальной добыче, лодку по воде оттянули в укрытие вверх по ручью, совсем рядом впадавшему в море.

Разбойничий главарь все это время стоял под деревьями, прислушивался, вглядывался поочередно в пространство по обе стороны береговой линии. Смотрел и в морскую даль, но чувствовал — опасность не со стороны моря. Что-то на самом острове было не так…

Ничего подозрительного он не увидел. Все вроде было нормально, только тревожное чувство где-то внутри не давало спокойно вдохнуть теплого воздуха и порадоваться, что вылазка в город закончилась удачно.

Нормальным Жук посчитал даже то, что часовой проворонил их прибытие на остров. Не это его беспокоило. И все же провинившегося стоило застать врасплох. И проучить! Жук велел вернувшимся от ручья разбойникам, чтобы стояли здесь, а сам нырнул в глубину зарослей.

В положенном месте он застал спящим одного из тех, кто оставался на Локе, пока остальные бесчинствовали в Сунише. Это был пожилой разбойник по кличке Однако. Так прозвали его за очень частое употребление соответствующего слова. «Однако» в речи этого немолодого здоровяка могло обозначать что угодно. Жук знал, что и сейчас услышит это слово. Но только после того, как незадачливый часовой хорошенько получит за то, что спит на посту. К таким делам Жук относился серьезно, хотя и знал, что его подопечные — не совсем дисциплинированный народ.

Разбойничий капитан не стал выдумывать что-то изощренное, как делал это обычно, чтобы наказать своих людей. Обошелся хорошей затрещиной, которая и разбудила горе-часового множеством искр. Разбойник вскочил на ноги. Когда муть в глазах прошла и он увидел своего предводителя, из уст провинившегося выскочило ожидаемое:

— Однако!

Сейчас это означало недоумение. Как это он, весьма ответственный страж, так неожиданно вырубился буквально минуту назад? Ведь до этого очень чутко стоял на посту, не пропуская мимо себя даже мухи. Он понимает, как важна задача часового!

— Однако голову напекло, сознание потерял…

Капитан был очень сердит. По его грозному виду часовому стало понятно: детские отговорки здесь не пройдут. Тем паче что тень от широкой древесной кроны закрывала от солнца площадку в пять метров диаметром. Где уж тут старику-громиле укрыться от летних лучей. Ему же надо метров так десять!

Однако решил молчать. Одной оплеухи ему было достаточно.

— Иди в лагерь, сообщи остальным, что мы прибыли. Все, кроме Жирода, пусть несут свои задницы сюда со скоростью ветра! Добычи много!

— Однако!

На этот раз универсальное слово означало, что все будет исполнено с превеликим старанием и быстротой. Массивная фигура скрылась между деревьями.

Жук вышел из зарослей, сделав знак остальным идти к нему.

— Всем укрыться, чтобы с берега вас не было видно! — наказал он. — И стойте тихо, чтоб ни единого звука!

— Что случилось, капитан? — полюбопытствовал Инога.

— Чует мое сердце — что-то не так.

— Что может быть не так? — не унимался, похрипывая, разбойник. — Что…

— Если помолчишь, может, узнаешь! — оборвал его Жук, в очередной раз наградив недобрым взглядом.

Все замолчали, поняв: лучше не спорить. В руке капитана уже был короткий клинок — верный друг, с которым он не расставался даже во сне.

— Молчаливый Луус! — Он обернулся на разбойника.

Луус только кивнул, не посчитав, что сейчас нужно прерывать свое долгое молчание.

— Пройдешь сто шагов в сторону лагеря, засядешь на хорошем дереве. Да так, чтобы снизу не было видно. Если что, знак помнишь?

Луус снова кивнул.

— Песнь желтоноса, — на всякий случай озвучил Жук. — Вперед!

Уж в ком в ком, а в Луусе капитан не сомневался. Этот сделает все как надо. И язык понапрасну не станет распускать. Луус уступал остальным в жестокости, умении вести рукопашную схватку. Но зато был прекрасным метателем топора, который всегда имел при себе, и, в общем-то, сообразительным парнем.

Молчаливый отправился выполнять задание своего предводителя. Остальные остались на местах, ожидая, как пойдет дело дальше, и почти беспросветно веря, что предчувствие капитана окажется ложным. Да, знали: обычно их лидера чутье не подводит. Но здесь, на острове, одиноком и затерянном в огромном море, что могло им угрожать? Кому понадобится посещать его?

Разве что корабль потерпел крушение… Нет, подобное тут не могло случиться: штормов давно не было, да и все морские пути проходят далеко от этого места.

Посему разбойники думали, что их капитан ошибается. Так думали они не раз, после чего чутьё предводителя всегда спасало им жизнь. Но не сегодня. Не сейчас. Сейчас все спокойно, и никто им не помешает насладиться победным окончанием ночного рейда, пересчитать добычу, а потом набить животы стряпней и напиться вдоволь вина.

VIII. Остров

10-й день Похода

Его обнимала девушка, шептала слова любви, гладила нежной ладонью по широкой груди. Не думая ни о чем, он смотрел в деревянный потолок каюты, но мог одновременно видеть прекрасные черты лежащей рядом девушки. Темные волосы, прямые и длинные, красивое лицо с большими яркими глазами, карими, почти черными, и аккуратными маленькими, но манящими губами. Фигура стройная, красивая, без изъяна, узкая талия, пышная молодая грудь, длинные, словно выточенные искусным резчиком ноги.

Ее звали Рора.

И больше всего на свете она не хотела расставаться со своим великаном. Она полюбила его больше жизни за эти несколько дней. Она прижималась к его сильному телу, желая только быть рядом, быть ближе, насколько это возможно. Хотела слиться с ним в единое целое…

Рурт все это чувствовал. Поэтому ни о чем сейчас и не думал — мысли затерялись где-то в глубине ее чувств, как будто он окунулся с головою в ее безграничную любовь, которой вполне могло хватить на двоих.

Своих чувств принц не выдавал. Они если и притаились где-то глубоко, то были очень противоречивы. Рурт сейчас был неким механизмом, подобным катапульте, готовой к выстрелу и уничтожению нужной стены. У этого механизма не могло быть чувств — он сосредоточился на своей цели. Дом!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});