Между двух огней - Ande

Вяземской, все обзавидуются. В школе нравится, но скучновато. Девчонки еще эти…

Затем всех пригласили к столу. И мы приступили.

Как выяснилось, во Франции делают пиццу. Она в разных местах по разному называется, но — это она. Для начала нам её и подали, целых три. С анчоусами, с грибами и с сыром. Заставили взять по ломтику каждой. Затем сотрапезники тщательно вытерли тарелки кусочками хлеба, оторванными от полутораметровых батонов. Хозяйка внесла следующее блюдо — паштет из кролика, кабана и дроздов. Следом — ароматный террин[17] из свинины, сдобренный marc. Потом saucissons с крупинками черного перца. И крошечные сладкие луковички, замаринованные в свежем томатном соке. Потом тарелки вытерли еще раз и в столовую внесли утку. Ясное дело — ничего общего с тремя тончайшими ломтиками грудки, которые в «Ритце», в виде веера, выкладывают на тарелке. Испачкав этот веер изящным росчерком соуса. Здесь угощали приличными кусками, щедро политыми густой пряной подливкой, с гарниром из лесных грибов.

Не без труда мы доели утку и устало откинулись на стульях, радуясь, что выступили достойно. И с ужасом увидели, что остальные гости в очередной раз вытирают тарелки хлебом. А мадам Оринн поставила на стол огромную дымящуюся кастрюлю со своим коронным блюдом — густым рагу из кролика. Великолепного, шоколадного цвета. На робкие Наташины мольбы о порции поменьше, ей снисходительно не поверили. Мы съели рагу. А еще зеленый салат с чесночными гренками, поджаренными в оливковом масле. И еще круглые, пухлые крутоны козьего сыра и gâteau[18] из сливок и миндаля, изготовленный старшей из сестер Николя…

Солнце садилось, мы тяжело брели к замку барона. Наташа плелась вцепившись в мою руку и тихонько причитала что я же сейчас лопну, Ваня, я же просто лопну и умру, как же можно столько есть…

Что бы отвлечь её, пустился в рассуждения о женском коварстве. Вот мне, чтобы отвязаться от приглашений Якова, приходится изобретать всякие праздники, кинофильмы и присматриваться к противной Гидеоновой. А вот одна княжна, просто устроила личную жизнь своей подруги, и — вуаля! Мейдель про меня почти не вспоминает. Да и госпожа Иваницкая, постарается оградить Якова Карловича от тлетворного влияния этого подозрительного авантюриста Кольцова. Ты, Ванечка, ничего не понимаешь, Ольга страдала. А этот Яков засел в деревне как сыч, и ни ответа ни привета. Правильно Наточка, как можно допустить, чтобы любимый мужчина не страдал? Это нужно исправить, чтоб, ему, подлецу, жизнь медом не казалась. И, ты знаешь, мне думается — у неё получится. Боже мой, с кем я связалась? Правильно, Нат, с Яковом нужно безжалостно, иначе как угорь, вывернется.

Еще когда мы уходили в гости, эпопея с установкой арки на въезде в замок вступила в завершающую фазу. Я теперь представляю, как строили египетские пирамиды воочую. Яков согнал всех окрестных селян, и они, веревками, на волокушах, приволокли это монстроидальное к замку. А сегодня и установили. В лучах заходящего солнца Яков царственно обозревал получившееся великолепие. К его руке чувственно прижималась госпожа Иваницкая. Я так понимаю, в ночь по приезде, барон прокрался к ней в спальню, и множество раз надругался над беззащитной жертвой. Хотя, кто же здесь жертва, вопрос дискуссионный. Тем более что Яков выглядел несколько устало, а Ольга чуть ли не за километр просто сшибала с ног ничем не прикрытой сексапильностью. Глядя на них, Наташа спряталась мне за спину и захихикала.

— А неплохо получилось, Яков Карлович! — поприветствовал я барона. — сразу видно, что здесь живет знатный винодел, а не оборванец какой-то.

— После того, как ты установил под стенами нужник, Иван, по этому поводу ни у кого не возникает и тени сомнений — ослепительно улыбнулась мне Ольга Иваницкая. Наташа не выдержала и фыркнула. А она — ничего так, неохотно сказал я себе. Яшке с ней не скучно будет.

— Колесница, Кольцов, будет завтра утром. И девушки, само собой. — Отвлекся от созерцания своей триумфальной арки барон. — можно будет репетировать.

— Это вы о чем? — напряглась Наташа.

— Он разве тебе не рассказал сценарий завтрашнего праздника? — удивился Яков — праздник начнется в три пополудни выездом Кольцова из этой арки, на римской колеснице. В тунике и сандалиях. Он неторопливо проследует в Жуаньи, попутно благословляя дланью окрестные поля и виноградники. По сценарию, вокруг колесницы в это время бегает пятьдесят молодых девушек в сандалиях и туниках на голое тело. Периодически одна из них подбегает к коляске и срывает поцелуй с его надменных губ.

— Вот как. — не предвещающим ничего хорошего тоном сказала Наташа.

— Оля! Я забыл тебе показать, у меня тут вдоль берега реки, удивительно романтичная тропинка — сказал Мейдель. И быстренько увел подругу.

А я, титанически подавляя в себе ржание, потащил злобную Наташу в замок. В спальне мы быстро решим все противоречия.

В замке включили освещение, подсветку стен, и свет во дворе. Выглядело все очень нарядно. Мы вошли во двор.

— Так вот чем ты тут занимаешься, Кольцов! — прошипела Наташа. — пока я там, в Париже!

— Ну, Нат! Яков все врет. Не пятьдесят, а всего двадцать. И целоваться я буду только с пятью самыми быстроногими.

— Ты еще и шуточки шутишь, скотина? — мы стояли посреди двора, но я сгреб её в охапку и, не выдержав, захохотал. Она замолотила кулачками в мою грудь. Во двор замка въехало два автомобиля Симка. Остановились, и из машин вылезло шесть человек. Одного из них я мгновенно узнал. Сергей Иванович Геттинген.

Продолжая прижимать Наташу к себе, я ей прошептал на ухо:

— Слушай внимательно. К Якову приехали бандиты, вымогать деньги. Скажи мне какую-нибудь гадость, и гневно уйди в дом. Потом найди Савву, и предупреди. Давай!

— Пусти урррод! — гневно воскликнула Наташа, а потом неожиданно поцеловала. Развернулась и скрылась в доме. И приехавшие, и я проводили её взглядами пониже спины. Вот же, коза! Специально так пошла. Я обернулся и пошел к гостям. Погано. Вооружены пистолетами. Если начнется стрельба, пойдут рикошеты от брусчатки и стен. Так-то — ничего особенного. Русские. Один, правда, получше — крученый. Пистолет справа за поясом. Левша. И явно еще что-то. Не граната. Нож. Точно.

— Сергей Иванович! Какими судьбами?

— И ты здесь, Кольцов?