Побег - Кирилл Шелестов

— А давайте съездим, посмотрим! — вдруг предложил он. — Я в детстве фильм про Чапаева восемь раз ходил смотреть. Все надеялся, а вдруг он выплывет? А тут такая возможность подвернулась!

— То есть как «съездим»? — растерялся Лисецкий. — Там же река.

— А ты организуй нам транспорт какой-нибудь, — не унимался Ельцин. — Есть же у вас корабль, а?

— Есть, конечно! — поспешно ответил Лисецкий.

— Но у нас по графику посещение автозавода, — напомнил Разбашев. — А потом ужин с руководством.

— А вот на теплоходе и поужинаем! — решил Ельцин. — Пока экскурсия по заводу будет, пускай там накроют.

— А вы не простудитесь на воде? — подал голос Силкин, у которого от обрушившихся на него неожиданностей голова шла кругом. — Ноябрь все-таки. Холодно.

Ельцин глянул на него сверху вниз.

— Ты за мое здоровье не беспокойся, — недовольно бросил он ему. — За него и так все кому не лень переживают.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Поездка на завод была в тот день, пожалуй, единственным мероприятием, прошедшим хотя и с опозданием, но в соответствии с заранее подготовленным сценарием. Сначала президента провели вдоль знаменитого конвейера, демонстрируя ему гордость отечественных технологий, устаревших на Западе еще лет двадцать назад. Отвлекать рабочих во время сборки автомобилей категорически возбранялось, поэтому президент ни с кем в разговоры не вступал, рук не жал, хотя с любопытством останавливался то тут, то там. Сборщики косились на него, широко улыбались и перемигивались.

Потом Ельцина проводили в экспериментальный цех, где показали новую модель малолитражки, ярко-алую, как дешевая губная помада.

— А это наш сюрприз автолюбителям! — самодовольно объявил Разбашев. — Цена у нее будет даже ниже, чем у импортных аналогов. А качество ничуть не хуже. Можете сами убедиться.

Ельцин залез в малолитражку, проехал метров пятьдесят, аккуратно сдал задом, под аплодисменты присутствующих выбрался наружу и похвалил цвет машины. Видимо, хвалить какие-то иные качества данного транспортного средства у него не хватило совести.

— Когда вы ее в серийное производство запустите? — спросил он.

— Надеемся, в будущем году, — ответил Разбашев, не моргнув глазом. — Если, конечно, государство нам немного поможет.

Ельцин сдержанно кивнул, показывая, что принял его слова к сведению.

Вообще-то всем присутствующим было отлично известно, что помогать заводу с запуском малолитражки вряд ли стоило. И не только потому, что выделенные деньги будут украдены еще до того, как поступят на счета автогиганта. Эту модель безуспешно внедряли лет уже пять, а сейчас это стало совершенно бессмысленным, поскольку азиатские и европейские машины данного класса были, вопреки заверениям Разбашева, и комфортнее, и гораздо дешевле. Единственная польза от стареющей новинки заключалась в том, что ее можно было продемонстрировать начальству.

— Надо бы и мне прокатиться! — спохватился Лисецкий, видя, что Ельцин в целом воспринял продукт местного творчества положительно.

Он сел в машину и лихо тронулся с места. Злопамятный Разбашев подождал, пока Лисецкий отъедет подальше, и почтительно тронул Ельцина за рукав.

— Конференция у нас будет проходить в другом здании, — проговорил он.

Президент послушно двинулся к выходу, за ним потянулась вся свита. Лисецкий, увлеченный вождением, слишком поздно спохватился, что остался один. Вместо того чтобы развернуться или сдать назад, как это сделал Ельцин, он, засуетившись, поспешно затормозил, выскочил наружу и бросился в погоню. Ельцина и Разбашева губернатор настиг уже у дверей цеха.

— Я смотрю, вы про спорт не забываете, — ядовито заметил Разбашев запыхавшемуся губернатору.

Журналистов в конференц-зал не пустили: обсуждаемые вопросы не предназначались для прессы. Ельцин, Разбашев, Лисецкий, Силкин и министр промышленности прошли за стол президиума, на сцене. Остальные в свободном порядке рассаживались внизу, вперемежку с администрацией завода, приглашенной на встречу. Наша троица расположилась на галерке.

Первым на трибуну поднялся Разбашев. Из его доклада следовало, что положение завода в настоящее время — катастрофическое. На предприятии висел колоссальный долг перед государством, погасить который в обозримом будущем было не реально. Завод не мог расплатиться с поставщиками комплектующих деталей, энергетики грозили ему отключением электричества, задержки по зарплате нарастали. Короче, автогигант задыхался.

Суммы Разбашев называл такие, что даже Боня, видавший виды, недоуменно крутил головой. С трудом верилось, что предприятие, выпускавшее около семидесяти процентов продаваемых в России автомобилей, могло из года в год приносить одни убытки.

Разбашев, до предела сгустив краски, закончил предложением списать с завода задолженность по налогам в полном объеме и еще инвестировать два миллиарда долларов из государственного бюджета в реконструкцию производства.

Боня подскочил от возмущения.

— Ни фига себе! — горячо зашептал он. — Вот конченый! А он случайно не хочет, чтобы английская королева ему голая на столе танцевала? Завод, выходит, его собственность, а деньги на него должно государство давать?!

Автозавод действительно был одним из первых крупных предприятий страны, подвергшихся приватизации. Контрольный пакет акций был тут же приобретен администрацией, которая через подставные фирмы продолжала скупать у рабочих их ваучеры. Главным акционером, то есть владельцем, был Разбашев. Правда, в последнее время, когда обстановка на заводе резко ухудшилась, поползли настойчивые слухи о возможности возвращения завода государству или, по крайней мере, поиска более эффективного собственника. Но разговоры шли, а все оставалось по-прежнему.

Признаюсь, мне, как и Боне, пожелания Разбашева показались нескромными, что отнюдь не помешало ему закончить речь под энергичные аплодисменты своих подчиненных. Его место на трибуне занял Силкин, который минут десять надрывно твердил, что завод является градообразующим предприятием Нижне-Уральска, и его упадок означает гибель для города с миллионным населением.

Выступления других ораторов не добавили ничего нового. Смысл звучавших речей, если очистить их от сложных экономических выкладок и эмоций, сводился к двум простым словам: дайте денег. Думаю, эту просьбу в России вполне можно рисовать на транспарантах вместо пышных приветствий начальству, ибо это единственное, что от начальства ожидается.

Некоторое разнообразие, правда, внес губернатор, высказавшийся в том смысле, что помогать заводу, конечно, необходимо, но лучше делать это не напрямую, а через областную администрацию. Никто даже не улыбнулся.

В том, что касалось бедственного положения завода и его долгов, докладчики, увы, говорили чистую правду. Флагман российского автомобилестроения действительно стремительно летел в пропасть банкротства. Однако о главной причине кризиса никто не обмолвился и словом, хотя она была простой, как огурец. Завод грабили все кому не лень. Он был похож на урожайное поле, пожираемое голодной саранчой.

Каждый из директоров, которых насчитывался не один десяток, немилосердно раздувал штат своего департамента, набивая его родственниками, друзьями и любовницами. Несметный управленческий аппарат сидел в отдельных зданиях, получал высокие оклады и премии, обеспечивался транспортом, охраной и средствами связи. Содержание такой армии бездельников существенно увеличивало накладные расходы и стоимость автомобилей.

У каждого из заводских начальников имелись собственные фирмы по продаже заводской продукции, оформленные либо на детей, либо на жен, либо на любовниц. Эти фирмы получали машины с огромными дисконтами, а продавали уже без дисконтов. Зачастую дети и любовницы действительно брались руководить деятельностью предприятий. Как правило, это заканчивалось крахом, а перед заводом образовывались невозвратные долги.

На заводе давно хозяйничали бандиты, и ни один автомобиль не отгружался без оплаты установленной пошлины. Бандиты ловко пользовались жадностью заводского начальства и их родственников. За взятки и откаты огромные партии тачек отпускались фирмам-однодневкам, которые после этого бесследно исчезали.

Я следил за Ельциным, пытаясь по его лицу угадать, о чем он думает. Он хмурился, надувался, гримасничал, но кивал. Со стороны казалось, будто он ломает себя, соглашаясь по необходимости, через силу. Когда объявили его имя, он подошел к трибуне и, навалившись на нее, медленно оглядел зал. Присутствующие затаили дыхание в ожидании приговора. От решения президента, известного своей непредсказуемостью, зависела их судьба.

— Завод мы не оставим, — медленно и твердо проговорил Ельцин. Зал с облегчением выдохнул. — Не оставим, — повторил президент, болезненно кривясь. — Он нам нужен. — Ельцин сжал губы, помолчал и поправился: — Он нужен всей России.