Ларец - Елена Чудинова

— Удрать хочешь? — горбунок захихикал. — Куда тебе, не удерешь. Эти, несмысленные, которые человечьего языка не разумеют, и на козлах их двое, и на запятках столько ж. Я их полозами называю, шипеть горазды.

— А может, поможешь ты мне удрать-то?

— Ишь какой, — карла надулся. — Зачем я тебе помогать стану, у меня барин хороший-богатый. Куда те до него!

Карета подпрыгнула на ухабе. За окнами была глухая ночь, и ехали уже за городом. Друзья уже хватились Нелли, но какая надежда, что им удастся напасть на след? Разве что-то придумает отец Модест, вить не случайно Венедиктов его побаивается. Но прежде всего надобно стараться выбраться отсюда самой… Нелли вздохнула.

— И неча вздыхать, — сварливо отозвался из угла Псойка. — Мне барин обещал погремушку подарить с мертвой головой из литого золота! А ты говоришь, помоги тебе! Сам небось уродов дома не держишь!

— Не держу, — Нелли не обращала уже вниманья на карлу: он не пособник. Да и по-своему он прав. Странные, однако ж, вкусы у Венедиктова! Словно уехал он из России десятка четыре с лишком назад, да с тех пор жил в местах каких-то вовсе не европейских. А теперь вернулся и думает, что за пятьдесят лет мало что переменилось, и лень ему следить за переменами… Пять десятков! И Лидии, по словам Псойки, больше пяти десятков… Все одно к одному, да только ей, Нелли, сие мало что дает.

Не менее часу протряслась карета по ухабам прежде, чем колеса выехали на гладкую дорогу. Нелли поняла, что конец пути близок, и не ошиблась.

В темноте за стеклом остановившейся кареты мало что можно было разглядеть, но почти сразу распахнулась дверца. Ящерица, откинув ступеньку, отступил.

— Добро пожаловать! — Венедиктов, спешившийся, любезно протянул Нелли руку. Стало быть, путь он проделал верхом, на широкогрудом рослом жеребце, вороном, с белой звездою во лбу. — Сегодня ты моя гостья, и мне приятно принимать тебя под своим кровом.

Нелли сделала вид, что не заметила руки: нарочно он, что ли, вить она в мужском платьи!

И то приятно, что нигде не было Лидии, верно, она не последовала за ними. Глаза б ей выцарапать с превеликим удовольствием.

Выпрыгнув из экипажа, она с нетерпением огляделась. Ухоженный французский парк с геометрическими деревьями и кустами (Нелли терпеть не могла такие парки!) раскинулся в осенней неприглядности под затянутым тучами ночным небом. Деревянное здание с невесть какой претензией постройки вытянуло над крыльцом балкон, поддерживаемый вызолоченными кариатидами.

Убранная коврами передняя имела небольшой наклон пола налево.

— Только на Крит-острове строили так погано, как в России при матушке Елисавете, — заметил ее взгляд Венедиктов. — Ну разве не смех, что при эдакой-то моде на масонство люди как раз и разучились использовать циркуль, угольник и отвес по прямому назначению!

Нелли не сумела не рассмеяться. Псойка, катившийся за нею следом, зазвенел своими бубенчиками, словно одобряя признак веселого расположения духа.

Втроем, если не считать безмолвных ящериц, они поднялись уже на второй этаж.

— Здесь твои апартаменты, — приветливо пояснил Венедиктов, когда распахнулись очередные двери.

Две комнаты, не слишком просторные, но излишне роскошные, с великим множеством золоченой резьбы по дереву, слоновой кости и ковров, выходили широкими окнами на лужайку. Никаких решеток не было.

— Все покои к твоим услугам, я не запираю гостей, — усмехнулся Венедиктов.

Верно в парке собаки. Да только собаки вить горазды набрасываться на тех, кто лезет снаружи. Те, кто живет в дому, от сторожевых собак безопасны — трудно отличать им пленника от домочадца! Да и привязывают же их иногда, хоть бы днем.

— Ты не все поняла, Елена Сабурова, — Венедиктов, доставши из кармана зеркальце, коснулся черной мушки на скуле. — Псойка!

— Здеся! — торжествующе выкрикнул горбунок, налаживаясь пройти колесом.

— А по силам тебе перегнать моих, как ты их бишь называешь, полозов?

— Этих-то! — презрительно скривился карла. — В мешке обгоню!

— Тогда гляди, — Венедиктов, скрипнув неподатливой рамою, растворил окно. — Беги через лужайку к воротам, да только чтоб мы отсюда видали. Не увидим, так и не в счет.

— Гоп! Поскакал!

— Псойка, не ходи! — отчего-то испугалась Нелли.

Горбунок показал ей язык и скрылся в дверях.

— Чего ты надумал? — Голос Нелли прозвучал как-то не слишком решительно.

— У меня тут немного другие слуги, нежели в столице, — Венедиктов, с развязной ласковостью обняв Нелли за плечи, повлек ее к окну. — В городе этих держать — хлопот не оберешься. Те, видишь ли, утукки, а здешние — асакки, различье, насколько я понял, не вполне тебе ясное.

Псойка, вовсе маленькой сверху, показался на лужайке. Венедиктов махнул ему рукою. Мальчик припустился бежать.

Мчался он резво и сперва в одиночестве. Затем, с трех сторон, протянулись при лунном свете длинные тени. Стремительно, как-то странно перебирая ногами, ящерицы нагоняли горбунка. Тот, словно обеспокоясь, обернулся через плечо на бегу, а затем побежал вдвое быстрее. Однако немыслимой этой быстроты Псойке хватило ненадолго. Когда быстрый бег его сделался прежним, первый ящерица настиг мальчика.

Дальше Нелли перестала понимать происходящее. Три, нет, уже четыре ящерицы сбились в кучу, словно малые дети, дерущиеся из-за набитой куклы. Тельце горбунка взлетало над ними вверх, то головою, то ногами, падало на землю, крутилось в осьми парах лап… Послышался негромкий крик, похожий на писк птенца, попавшего кошке.

Нелли рванулась из объятия Венедиктова, свесилась через подоконник. Крик звучал еще некоторое время. Но странная драка продолжалась.

Затем Венедиктов протяжно свистнул сквозь зубы, и все внизу стихло.

— У них, видишь ли, чутье на кровь, но только не нюхом, как у собак. Выражаясь языком просвещенной науки, я назвал бы сие чутье термическим. Сами они холоднокровные, подобно рыбам. Вот и…

Послышался шум. Двое ящериц, поменьше тех, что догоняли, внесли Псойку в комнату и положили на ковре. Нелли метнулась к мальчику, вид которого казался очень бледен, и опустилась перед ним на колени.

— Обрати вниманье на характер ран, — произнес за ее спиною Венедиктов. — Жилы словно вытянуты наружу, там, где надрезы. И надрезы на диво аккуратны, не поверишь, что сделаны зубами.

Нелли не слушала его. Пожалуй, горбунок был не просто бледен, а бледен невиданной бледностью, он походил на гипсовую статую карлы, наряженную в настоящий кафтанец.

— В нем едва ли осталась чашка крови. И вить всего за несколько мгновений.

Мальчик открыл глаза.

— Псоечка, бедненький, тебе больно? — прошептала Нелли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});