Маньяк по субботам - Александр Петрович Гостомыслов

всего добивался собственным трудом, старательностью и талантом. Бсжтш дар у него заметен во всех работах. Измена в дружбе для него, отмечу, исключена.

Под упорным взглядом Грая Соснов несколько побледнел и начал сжиматься, как пружина.

— Все, что вы сказали про моего друга, правильно. Ну, а я здесь причем?

— Мы говорим не о вас, а о дружбе двух художников. Насколько я понял, друг вам сначала помогал, но позже, когда вы оба вышли на высокий уровень, начал мешать.

Соснов протянул руку к Онисову:

— Скажите, ваш друг Веселов может вам помешать?

Онисов чуть шевельнул солидно поставленной головой.

— Я счастлив, что имею такого друга. Мы с детства одну песню поем. Не зря люди говорят: хочешь подняться сам, помоги подняться товарищу. Веселов мне никогда не мешал. Надеюсь, я ему тоже.

Лицо Соснова чудь пыхнуло краской.

— Вот видите, что старшие говорят о дружбе художников? Чем же мне мог помешать Соснов-старший?

— Тем, что существовал на свете. Он давил вас своей смелостью, удачливостью, открытостью. Вы, никак не уступая ему в таланте, никли и блекли рядом с ним, тушевались, робели, становились вечно вторым. Он стал вам костью в горле. Такие как вы — упрямы, не сдаются ни при каких обстоятельствах. Вам нс ударить было фронтально, не победить на выставках, вы стали готовить удар с фланга. Потому, что первое место всегда одно и хорошо живет лишь первый. Увы, такова жизнь. У вас душа, полагаю, с двойным дном и множеством секретных отделений, о которых никто не подозревает. Вы своевольны, своенравны и одарены сильнейшим стремлением претворить свои цели в реальность, идеи и планы в практические дела. Вы готовы смять и задушить любого, кто станет поперек на вашем пути.

— Довольно, наслушался я оскорблений в собственном доме, — поднялся с дивана Соснов. — Подаю на вас в суд за нанесение морального ущерба. Все присутствующие станут свидетелями. У вас одна болтовня и ни Одного факта.

— Сядьте, Соснов, — рыкнул Грай, — сейчас перейдем к фактам.

— Не торопитесь, Соснов, — попросил его Павлов. — Рекомендую выслушать гостя до конца.

— Какой он гость? Это хам, каких свет не видел, — взвизгнул уязвленный художник, но все же сел на свое место.

— В прежние времена, при развитом социализме, вы, может быть, и дружили бы как Снисов с Веселовым, тоже бы стали заслуженным и народным художником. А может быть, и нет, потому что вас с самого начала грызла зависть. А жизнь наша изменилась, в обществе произошли крутые перемены, государство перестало, не может о вас заботиться, как прежде. Каждый стал за себя и живет так, как работает. Причем не на словах, а на деле. И вот Соснов-старший стал получать все — призы, награды, валюту… Вы же, имея равный по силе талант, всюду оставались на втором плане. Эго вас взбесило и вывело нз равновесия. Самый лучший друг превратился в самого страшного врага. Ведь люди завидуют не Моргану и не Рокфеллеру, а своему ближайшему соседу. Вы, не колеблясь, начали действовать. И добились своего. Результат налицо — исчез конкурент, который давил вас морально, у вас резкая вспышка способностей, талант расцвел мгновенно. Вы были готовы, жаждали этого.

— Опять разговоры, — поддержал Соснова директор фабрики. — Если художник резко повысил класс, это ничего не доказывает.

— Для вас ничего, а для детектива, изучавшего психологию, многое. Убийца тотчас начал получать блага, которые предназначались более сильному сопернику.

— Он тут ни при чем, — упорствовал директор. — Бее дал ему я. Художественный совет фабрики меня поддержал, можете ознакомиться с протоколами.

— Все выглядит именно так, как вы говорите. Если бы не было двух убийств.

— Почему же двух? — снизил голос и стал давать задний ход директор, вдруг решив, что если это спектакль, игра, то у детектива может быть козырная карта в рукаве.

— Итак, все, кто ездил в Петербург, были утром на рынке и видели, как Соснов-старший покупал строчки и сморчки.

— Видели, — подтвердил не умевший говорить за спиной, привыкший все высказывать в глаза Онисов, поняв, что наступает решительная часть разговора.

— Зсе видели, как он варил их в общежитии?

— Я видел, — ответил Онисов.

— Потом?

— Сливал варево в дуршлаг, — ответил Онисов, — Панфил ему помог.

— Кто видел, как он нес грибы в комнату?

Все матча смотрели то на Грая, то друг на друга. Сни-сов вдруг ударил себя ладонью по лбу:

— А может, Людмила видела, как кто-то унес эти чертовы грибы к себе в комнату и там их подменит? Может, это ее и напугало. Она ведь догадалась, чему стала свидетелем. А?

Грай выпит еще глоток воды и в полной тишине продолжил:

— У Виктора Крылова, несмотря на его заметные недостатки, есть одно большое достоинство — потребность к справедливости. В сочетании с интересом к симпатичным женщинам, которые способны его вдохновить, эти качества порой дают превосходные результаты. Виктор обычны себя в том, что выпустил женщину из дома и она попала в руки убийцы, и начал собственное расследование. Я его поддержал, потому что не могу позволить безнаказанно убивать людей, обратившихся ко мне за помощью. На следующее утро упрямый Виктор пошел в общежитие, осмотрел место смерти Соснова-старшего и, разумеется, ничего не нашел. Но, наблюдательный человек, докладывая мне об увиденном, сообщил, что из чайника Великорецкого исходил едва уловимый запах грибов, а на ножке чайника обнаружился кусочек, крохотный, сморчка. Все стало на место. Велико-редкий занес правильно приготовленные грибы к себе в номер и подменил их полупроваренными, которые незаметно купил на рынке и прогрел немного тайком в электрическом чайнике.

— Вы хотите сказать, утверждаете, — выпрямился на стуле Онисов, — что Великорецкий грибы подменил и Соснова-старшего отравил преднамеренно?

— Когда варишь строчки и сморчки, гельвелловая кислота, находящаяся в грибах, не разлагается, а переходит в воду. Отварил, слил, и грибы безвредны. А если не доварить, они остаются ядовитыми. Директор подменил своему товарищу грибы, и тот после рюмки ничего не заметил, Я консультировался с врачом. Человек, съевший килограмм полупроваренных строчков и сморчков да еще крепко выпивший при этом, отойдет в мир иной, даже не пеняв что с ним происходит.

Голос несчастного директора дрожал:

— Меня подставили с чайником, подставили… В то утро немудрено было собственную голову потерять, но я вспомнил… Перед обедом чайник у меня брал Соснов-младший, хотел поставишь воду кипятить.

Соснов собрался, наклони;! голову к самому плечу. Я видел это второй раз и догадался, на что это походило. Соснов словно прицеливался из ружья, а вместо пули выстреливал лживым словом.

— Ее надо на других сваливать, уважаемый господин директор. Попался, держи ответ, — ядовито ответил хозяин