Немецкая трагедия, 1914–1945. История одного неудавшегося национализма - Вадим Глушаков

24 августа представители СССР и Германии подписали в Москве договор о ненападении. Главная реакция последовала со стороны Британии. На следующий день, 25 августа, Лондон заключает с Варшавой договор о взаимопомощи. Все эти подписания носили скорее символический смысл. Вряд ли кто-либо собирался принимать их к исполнению. Договор о ненападении между Германией и СССР немцы нарушили 22 июня 1941 года. Британско-польский договор о взаимопомощи англичане разорвали через неделю после подписания, не придя Польше на помощь, как того требовало соглашение. Советский Союз своим договором с Германией отправил Западу послание о том, что будет оставаться в стороне от надвигающихся событий и англичанам придется самим защищать Польшу. Британия своим немедленным, заключенным за сутки (невиданное в истории дипломатии событие), союзом с Польшей предупредила Германию о том, что объявит ей войну в случае нападения последней на Польшу.

Гитлер до этого считал, что Британии не хватит решимости развязать войну из-за Польши, а потому соглашение, столь стремительно принятое Лондоном и Варшавой, его испугало. Воевать с англичанами ему не хотелось. Во-первых, было еще рано, Германия к такой войне была не готова. Во-вторых, Гитлер в принципе не хотел вступать в военный конфликт с Британией. Разделить с ней мировое господство – это да, а воевать – ни в коем случае. В тот же день, 25 августа, узнав о британско-польском договоре, Муссолини заявил о строгом итальянском нейтралитете, предав таким образом своего немецкого союзника из-за страха перед англичанами. В августе 1939 года Великобритания была еще в состоянии наводить ужас на весь мир одним только своим дипломатическим движением. Немецкое вторжение в Польшу было запланировано на 26 августа 1939 года, но после де-факто ультиматума Лондона от 25 августа оно было отменено. Приказ остановиться ушел в немецкие войска буквально в последний момент. Какая-то воинская часть даже не успела его получить и двинулась вперед, однако на фоне постоянно на тот момент происходивших провокаций это расценили как очередной приграничный инцидент. Между Британией и Германией начались лихорадочные переговоры. Лондон пообещал Берлину, что Варшава пойдет на уступки касаемо этого чертового Данцига, который уже никого в действительности не интересовал. Англичане отбросили всякие дипломатические приличия и стали требовать от поляков пойти на прямые переговоры с немцами и делать так, как им скажут. Что и как на самом деле произошло за эти несколько хаотичных дней в британско-германско-польском треугольнике, неизвестно по сей день. Западной исторической науке оно, странным образом, не интересно. Одним из следствий лихорадочных дипломатических попыток что-то предпринять в последний момент стал срыв мобилизации польской армии. Начало всеобщей мобилизации в подобных условиях считается де-факто объявлением войны. По требованию Лондона, пытавшегося в последний момент ее предотвратить, польское руководство остановило мобилизационные мероприятия, что, вероятно, стало одной из главных причин столь быстрого поражения страны. Вместо запланированных 1,5 миллиона человек Варшава смогла отправить на фронт только 1 миллион солдат и офицеров.

Польская пехота идет на фронт. Англичане сорвали полякам мобилизацию

Срыв всеобщей мобилизации был огромной, но не единственной ошибкой, которая привела Польшу в сентябре 1939 года к военной катастрофе. Серьезным просчетом стала диспозиция польской армии накануне войны. Она являлась сугубо политической и грубо противоречила всем правилам военного искусства. Варшава сконцентрировала основные силы на крайнем западе страны и в Польском коридоре на севере. Такое решение было политическим, а не военным. Это были бывшие немецкие территории, которые до 1918 года входили в состав Германии и достались Польше по Версальскому договору. За них в Варшаве боялись больше всего, логично предполагая, что их Германия попытается отбить в любом случае. Кроме того, это была самая в экономическом плане развитая часть страны, а коридор являлся единственным имевшимся у Польши выходом к морю. Лишись Варшава этих территорий, и экономика страны подобных потерь не пережила бы. Польские политики, вероятно, предполагали, что Германия намеревается провести ограниченную войну – отобрать свою бывшую территорию на западе с ее крупным промышленным потенциалом и проживающими здесь немцами. Именно потому на западе и были сконцентрированы основные силы польской армии, так как отдавать свою территорию, хоть и в прошлом немецкую, Варшава не собиралась. Однако с военной точки зрения такое – «политическое» – расположение войск являлось самоубийством. Армейская группа «Поморье», дислоцированная в Польском коридоре, легко отсекалась от основных сил ударами вермахта с двух сторон – из Восточной и Западной Пруссии. Иными словами, изначально эта польская армейская группа сидела в мешке, который вермахту оставалось завязать одним легким движением войск. Польская армейская группа «Познань» – крупнейшая на момент начала боевых действий – также сидела в мешке, просто намного более широком, на крайнем западе страны. Многие высшие офицеры польского Генерального штаба понимали губительность такой диспозиции войск и настоятельно требовали перекинуть основные силы внутрь страны на более удобные для обороны позиции, которые у Польши имелись. Если бы немцев встретили на этих удобных оборонительных позициях, то вермахту пришлось бы очень тяжело, а если бы еще и удалось провести нормально мобилизацию, то взять Варшаву до Нового года вермахт вряд ли бы смог, если бы сумел вообще. Польское политическое руководство не слушало военных, потому как понимало, что если отвести войска с запада, то Германия, без всяких сомнений, займет эти территории, потому как они останутся беззащитными. Мировое сообщество, если такое произойдет, лишь с облегчением вздохнет, как оно вздохнуло в чехословацком случае, а Польшу постигнет экономический крах. Насколько печальная ее после этого ждет судьба, было одному богу известно.

Безусловно, дилемма, перед которой оказалась в августе 1939 года польская диктатура «Трех полковников», была одной из самых сложных в мировой истории. Но беда Польши заключалась еще и в том, что люди, стоявшие у руля, представляли собой политиков самого невысокого уровня, в принципе, неспособных задачи такого масштаба решать. Одной из ярких иллюстраций того, о чем идет речь, может служить случай, имевший место за два дня до начала войны. Ночью 30 августа британские дипломаты позвонили послу Польши в Германии Юзефу Липскому с требованием, чтобы он немедленно связался с Риббентропом, который желал обсудить очередные немецкие требования. Посол отказался встать посреди ночи с кровати, чтобы вступить с Риббентропом в переговоры. Нет, ему не было лень, он таким образом просто пытался сопротивляться давлению немцев, доказывая собственную значимость. Липский являлся очень важным элементом высшей польской номенклатуры, много лет играя ключевую роль в отношениях с Германией. Поэтому его ночные действия были не его личным политдипломатическим жестом, а жестом польского правительства. Утром, позавтракав, никуда не торопясь, преисполненный