И грянул гром… (Том 4-й дополнительный) - Вашингтон Ирвинг

Кубик тоже был очень поучительной игрушкой. Он обучал Скотта подозрительно быстро и очень развлекал при этом. Но он не давал ему пока никаких по-настоящему новых сведений. Мальчик не был к этому готов. Позднее… Позднее…

Эмме надоел абак, и она отправилась искать Скотта. Она не могла его найти, и в его комнате его тоже не было, но, когда она там очутилась, ее заинтересовало то, что лежало в шкафу. Она обнаружила коробку. В ней лежало сокровище без хозяина — кукла, которую Скотт видел, но пренебрежительно отбросил.

С громким воплем Эмма снесла куклу вниз, уселась на корточках посреди комнаты и начала разбирать ее на части.

— Милая! Что это?

— Мишка!

Это был явно не ее мишка, мягкий, толстый и ласковый, без глаз и ушей. Но Эмма всех кукол называла мишками.

Джейн Парадин помедлила.

— Ты взяла это у какой-нибудь девочки?

— Нет. Она моя.

Скотт вышел из своего убежища, засовывая кубик в карман.

— Это — э-э-э… Это от дяди Гарри.

— Эмма, это дал тебе дядя Гарри?

— Он дал ее мне для Эммы, — торопливо вставил Скотт, добавляя еще один камень в здание обмана. — В прошлое воскресенье.

— Ты разобьешь ее, маленькая.

Эмма принесла куклу матери.

— Она разнимается. Видишь?

— Да? Это… ох! — Джейн ахнула. Парадин быстро поднял голову.

— Что такое?

Она подошла к нему и протянула куклу, постояла, затем, бросив на него многозначительный взгляд, пошла в столовую.

Он последовал за ней и закрыл дверь. Джейн уже положила куклу на прибранный стол.

— Она не очень-то симпатичная, а, Денни?

— Хм-м. — На первый взгляд кукла выглядела довольно неприятно. Можно было подумать, что это анатомическое пособие для студентов-медиков, а не детская игрушка…

Эта штука разбиралась на части — кожа, мышцы, внутренние органы все очень маленькое, но, насколько Парадин мог судить, сделано идеально. Он заинтересовался.

— Не знаю. У ребенка такие вещи вызывают совсем другие ассоциации…

— Посмотри на эту печень. Это же печень?

— Конечно. Слушай, я… странно.

— Что?

— Оказывается, анатомически она не совсем точна, — Парадин при- двинул стул. — Слишком короткий пищеварительный тракт. Кишечник маленький. И аппендикса нет.

— Зачем Эмме такая вещь?

— Я бы сам от такой не отказался, — сказал Парадин. — И где только Гарри ухитрился ее раздобыть? Нет, я не вижу в ней никакого вреда. Это у взрослых внутренности вызывают неприятные ощущения. А у детей нет. Они думают, что внутри они целенькие, как редиски. А с помощью этой куклы Эмма хорошо познакомится с физиологией.

— А это что? Нервы?

— Нет, нервы вот тут. А это артерия, вот вены. Какая-то странная аорта… — Парадин был совершенно сбит с толку. — Это… как по-латыни «сеть»? Во всяком случае… А? Ретана? Ратина?

— Респирация? — предложила Джейн наугад.

— Нет. Это дыхание, — сказал Парадин уничтожающе. — Не могу понять, что означает вот эта сеть светящихся нитей. Она пронизывает все те- по, как нервная система.

— Кровь.

— Да нет. Не кровообращение и не нервы — странно. И вроде бы связано с легкими.

Они углубились в изучение загадочной куклы. Каждая деталь в ней была сделана удивительно точно, и это само по себе было странно, если учесть физиологические отклонения от нормы, которые подметил Парадин.

— Подожди-ка, я притащу Гоулда, — сказал Парадин, и вскоре он уже сверял куклу с анатомическими схемами в атласе. Это мало чем ему помогло и только увеличило его недоумение.

Но это было интереснее, чем разгадывать кроссворд.

Тем временем в соседней комнате Эмма двигала бусины на абаке. Движения уже не казались такими странными. Даже когда бусины исчезали. Она уже почти почувствовала куда. Почти…

Скотт пыхтел, уставившись на свой стеклянный кубик, и мысленно руководил постройкой здания. Он делал множество ошибок, но здание строилось — оно было немного посложнее того, что уничтожило огнем. Он то- же обучался — привыкал…

Ошибка Парадина, с чисто человеческой точки зрения, состояла в том, что он не избавился от игрушек с самого начала. Он не понял их назначения, а к тому времени, как он в этом разобрался, события зашли уже довольно далеко. Дяди Гарри не было в городе, и у него проверить Парадин не мог. Кроме того, шла сессия, а это означало дополнительные нервные усилия и полное изнеможение к вечеру; к тому же Джейн в течение целой недели неважно себя чувствовала. Эмма и Скотт были предоставлены сами себе.

— Папа, — обратился Скотт к отцу однажды вечером, — что такое «исход»?

— Поход?

Скотт поколебался.

— Да нет… не думаю. Разве «исход» неправильное слово?

— «Исход», — это по-научному «результат». Годится?

— Не вижу в этом смысла, — пробормотал Скотт и хмуро удалился, чтобы заняться абаком. Теперь он управлялся с ним крайне искусно. Но, следуя детскому инстинкту избегать вмешательства в свои дела, они с Эммой обычно занимались игрушками, когда рядом никого не было. Не намеренно, конечно, но самые сложные эксперименты проводились, только если рядом не было взрослых.

Скотт обучался быстро. То, что он видел сейчас в кубике, мало было похоже на те простые задачи, которые он получал там вначале. Новые задачи были сложные и невероятно увлекательные. Если бы Скотт сознавал, что его обучением руководят и направляют его, пусть даже чисто механически, ему, вероятно, стало бы неинтересно. А так его интерес не увядал.

Абак и кукла, и кубик — и другие игрушки, которые дети обнаружили в коробке…

Ни Парадин, ни Джейн не догадывались о том воздействии, которое оказывало на детей содержимое машины времени.

Да и как можно было догадаться? Дети — прирожденные актеры из самозащиты. Они еще не приспособились к нуждам взрослого мира, нуждам, которые для них во многом необъяснимы. Более того, их жизнь усложняется неоднородностью требований. Один человек говорит им, что в грязи играть можно, но, копая землю, нельзя выкапывать цветы и разрушать корни. А другой запрещает возиться в грязи вообще. Десять заповедей не высечены на камне. Их толкуют по-разному, и дети всецело зависят от прихотей тех, кто рождает их, кормит, одевает. И тиранит. Молодое животное не имеет ничего против такой благожелательной тирании, ибо это естественное проявление природы. Однако это животное имеет индивидуальность и сохраняет свою целостность с помощью скрытого, пассивного сопротивления.

В поле зрения взрослых ребенок меняется. Подобно актеру на сцене, если только он об этом не забывает, он стремится угодить и привлечь к себе внимание. Такие вещи свойственны и взрослым. Но у взрослых это не менее заметно — для других взрослых.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});