Сибирская одиссея - Александр Свешников

Ночью у него снова начался жар. Всё-таки ослабленный организм подхватил какую-то инфекцию или простуду, несмотря на стресс и травму. Это Виктора очень расстроило. Он обливался по́том, стонал, ворочался, никак не находя удобного для больной ноги положения. Опять ему мерещились шорохи и шаги, хруст веток и недовольное рычание. И он уже не понимал, что происходит — то ли он постепенно сходит с ума от нервного напряжения, постоянной боли и температуры, то ли всё же у палатки кто-то ходит. И тут Виктор вспомнил, что забыл-таки сжечь старый окровавленный бинт! Целый день он думал об этом, но, когда разводил костёр для ужина, отвлёкся какими-то другими мыслями, и вот теперь только вспомнил о бинте.

«Видимо, всё же трахнуло меня по голове во время падения! — ругал он себя, прислушиваясь к звукам. — Надо собраться, надо всё время контролировать свои действия и не повторять глупостей!»

Ближе к утру жар прошёл, и Виктор уснул.

Следующий день выдался серым, с периодически моросящим дождиком и редкими голубыми просветами на небе. Стало прохладно, и Виктору пришлось надеть на себя свитер и тёплые штаны. Очень много усилий у него ушло на то, чтобы переодеть нижнюю часть — нога так сильно болела, что даже дотрагиваться до неё он боялся. Видимо, от нервного напряжения в организме произошли изменения, и болевой порог значительно понизился. Начала ныть и левая нога. Она почему-то опухла, будто её накачали жидкостью, сделалась какого-то синюшного оттенка и с трудом сгибалась в колене. В аптечке нашлись какие-то успокаивающие и болеутоляющие мази, взятые для растирания перенапряжённых в походе мышц. И он, недолго думая, намазал одной из них левую ногу в области колена. Процедура принесла некоторое облегчение, и он решил в будущем пользоваться мазью ежедневно, ведь потеря второй ноги совсем не входила в его планы.

Хотя Виктор и старался занять себя делом, но всё равно каждый день, каждую свободную минуту возвращался мыслями к чуду, спасшему его от смерти. Он прекрасно понимал, что ничего в жизни не происходит просто так, во всём есть потаённый смысл, не всегда доступный человеку. Но Виктор хотел узнать, почему он был спасён, для каких таких дел и свершений оставлен на этой земле?

Он был уверен, что кроме физических законов в мире параллельно существуют законы иного плана. Их можно назвать как угодно — совестью, духовностью, божественностью. И в его чудотворном спасении нужно благодарить только их. Что-то он должен был из этого вынести, что-то очень важное осознать. Возможно, что удерживающей силой в случившемся являлся Андрей — человек честный и открытый, не умеющий лукавить и воспринявший его беду, как свою собственную. Но как постигнуть смысл того, что произошло, как по-другому назвать, если не Промыслом Божьим?

Думая об этом, Виктор невольно приходил к выводу, что всё в конечном счёте должно закончиться хорошо. И веря в закономерность жизни, в её божественную мудрость, он успокаивался, в голове наступало просветление, и даже физическая боль постепенно отступала.

Одним тёплым вечером он решился наконец отпилить некоторые ветки с закрывающих вид кустов ольхи. Для этой цели он взял складную ножовку и пополз вниз по склону. Кусты росли на самом краю перед обрывом. За ним был второй каскад водопадного ручья, точь-в-точь повторяющий по своей конфигурации первый, и заканчивался он тоже небольшим бассейном с водой, который они с Андреем фотографировали перед началом подъёма на горку.

Отпилив несколько высоких веток, Виктор мечтал получить возможность прямо от палатки наблюдать противоположный берег долины. К тому же теперь он и сам будет хорошо виден, если вдруг по тропе у реки пойдут люди. Всё-таки он надеялся на случайных туристов или охотников. Было ещё только начало осени, самое время для путешествий, рыбалки и охоты.

Преодолев непростые тридцать метров, отделяющих палатку от ольшаника, он вытащил ножовку и начал пилить одну из наиболее мешавших веток. Ножовка была хорошая, остро заточенная, и дело это не представляло особого труда.

Убрав пару веток, Виктор отполз обратно к палатке и проверил, насколько изменился обзор. Так он проделывал несколько раз, подобно художнику, оценивающему свою картину с расстояния. Постепенно долина Сыни открывалась перед его взором. Как истинное произведение искусства, вид её доставлял Виктору радость, будто из-под закрашенного ненужной краской полотна проступало наконец подлинное изображение, долгое время скрытое от глаз, но давно ожидаемое им и настоящее! Вид на долину был своего рода окном в мир, единственной связью с той жизнью, из которой волей судьбы он ушёл, но к которой всеми силами пытался вернуться.

Отпиливая последний мешающий куст, Виктору вдруг показалось, что снизу, от ручья, раздаётся какой-то странный звук. Он прекратил пилить, подвинулся ближе к обрыву и обомлел: внизу, метрах в десяти от него, стоял огромный бурый медведь, отряхивающий свою длинную, с белыми подпалинами, шерсть после перехода через ручей. Он настороженно принюхивался, водил головой из стороны в сторону, но никак не мог понять, откуда доносится пугающий его запах. И в Викторе появилось желание взять фотоаппарат и сфотографировать его. Но внутри вдруг возник даже не испуг, а скорее чувство ответственности. Он вспомнил об Андрее, идущем сейчас по таёжной тропе за помощью к людям, вспомнил о своём обещании, что ничего с ним плохого больше не произойдёт, вспомнил искажённое страданием лицо друга, и фотограф в душе уступил место пострадавшему путешественнику. И Виктор громко и решительно прокричал:

— А ну уходи отсюда!

Медведь вдруг присел на все четыре лапы, потом совершил гигантский прыжок в сторону и бросился вниз по склону, ломая по дороге кусты. Виктор облегчённо вздохнул, но тут же чувство разочарования и обиды заполнило его. Всё-таки надо было медведя сфотографировать! Такое ведь бывает раз в жизни, да и мишка оказался пугливый, не злобный!

Но потом, прокручивая в памяти этот случай, он подумал, что не было никаких гарантий в том, что, увидев так близко человека, медведь обязательно бы убежал. Много раз охотники рассказывали, как близкая встреча с хозяином тайги заканчивалась трагедией — либо для медведя, либо для человека. У зверя происходит очень быстрая, молниеносная оценка ситуации, он за доли секунды просчитывает свои действия. И если по каким-то причинам бегство покажется ему нецелесообразным при малом расстоянии до противника, он, не раздумывая, нападёт! И не потому, что захочет человека сожрать, а просто в целях самообороны. Так что очень даже хорошо, что так всё закончилось, события могли развернуться и совершенно по-другому. Для перехода из пугливого, доброго и неуклюжего мишки в свирепого и непредсказуемого хищника ему достаточно одной секунды. Удар лапой — и когти-лезвия разорвут любую добычу, а сила удара такова, что позвоночник у жертвы рассыпается, как карточный домик! Виктор вспомнил, как в Архангельской области местный житель рассказывал про своего товарища, на которого напал медведь. Он его не задрал, а просто ударил лапой по спине и ушёл. Когда через несколько дней охотники случайно наткнулись в тайге на умирающего мужчину и всё же успели доставить его в больницу — врачи рассказали, что позвоночник переломан в двенадцати местах! Спасти несчастного тогда так и не удалось.