Симулятор. Задача: выжить - Виталий Сертаков

Сегрегации не произойдет. Никто не обзовет соседа «чернозадой обезьяной», или еще как. Я вынужден пользоваться лексиконом Жана Сергеевича.

Незаметно деградирую. Литературным языком все тяжелее выражать мысли. Чернозадые мы потому, что цвет нашей кожи никак нельзя обозначить словосочетанием «сильный загар». Бледнолицые стремительно превращаются в краснокожих, у блондинок корни волос стали цвета красного золота, темноволосые также рыжеют. Антонина, доселе слепая старушенция, вполне сносно читает и самостоятельно добирается до отхожего места. Подружки следят за ней, выпучив глаза. Кстати, нам повезло с туалетом. Отчим Элички выстроил во дворе сарайчик для гостей, с туалетом типа «очко». В отсутствие воды домашние удобства пришлось заколотить досками.

Впрочем, эпидемий мы можем не бояться. По крайней мере, тех эпидемий, что угрожали немытому человечеству неделю назад. Нет ни мух, ни прочих насекомых. В предельно сухом, жарком воздухе царапины затягиваются за несколько часов. Я случайно поранил себе ногу, когда измерял длину пальцев; кстати, восемь сантиметров. И язвы на спине ведут себя странно. Не болят и не разрастаются дальше.

Чернозадая обезьяна. Скорее, краснозадая.

Автор сих корявых строк выглядит смешнее прочих. Пока еще я седой, но буйный рост рыжей подпуши на макушке уже не спрячешь...

Черт возьми. Меня прервали, ритуал раздачи воды. Хорошей воды, настоящей, оставшейся от времен христианства и демократии. Настолько ответственное дело, что просыпаются все, даже умалишенные... Я и сам слегка слабоумен, ха-ха... Перед тем как произнести длинное предложение, собираюсь с мыслями.

Так о чем я? А, об их идиотской вылазке. Жан Сергеевич сказал, что бинокль Валентина слабоват, но в него видно, как розовые шары летают далеко над лесом. Их много, и ни разу, пока он следил, «гирлянды» не кидались к земле. Казалось, им просто некого атаковать.

Мы так думали тогда. Мы сильно ошибались.

Художник Дима предположил, что если выйти группой, то можно найти способ ускользнуть от шаров. Двое будут все время следить за небом, а остальные — за возможным появлением медведей. Тут встрял сержант Комаров. Комарову было недостаточно предыдущих смертей. Ему было недостаточно, что не вернулся никто из ушедших на станцию. Кстати, про тех, кто ушел на станцию...

Вот так, я стал забывать целыми кусками. На станцию ушли пятеро или шестеро из тех, кто отсиживался в коттедже Зинчуков. Молодые ребята и девчонки, горячие головы, такие же нетерпеливые, как Жан и наша молодежь. Они нас не звали, и об их походе мы проведали гораздо позже, от тех, кто остался в доме. Остались две сестры Харитоновы, обе в возрасте. Я их тоже вписал в общий список и, несмотря на возражения, добился, чтобы они перешли в наш коттедж. Забавно было наблюдать, как в первый день обе сестры, Люда и Лидия, сокрушались, что не покинули укрытие вместе с молодыми ребятами. На второе утро их энтузиазм угас, а после они, уже не скрывая, благодарили бога, что не отважились уйти.

Возможно, они проживут чуть дольше. Как и все мы.

Сержант Комаров тоже знал, что шестеро не вернулись. Надо попытаться добраться до райотдела, нудил сержант, там есть оружие, хороший бинокль и вода. И телефон. И вообще, сколько можно торчать в подвале, как крысы? Комаров был прав, что в подвале нельзя провести жизнь, но к вылазке следовало готовиться. Однако меня не слушали, зато слушали блондинку Тамару, завернутую в одеяло. Она не могла ни спать, ни есть и все твердила, что провода задушат нас во сне. Провода никого не душили, и Тамаре никто не верил, пока Нильс не отправился спасать дочку прокурора. Мы же про нее совсем забыли, а девочка не могла вылезти из инвалидной коляски...

Мне неприятно писать такое, но лучше бы девчонка умерла с голоду.

Черт побери, я снова сбиваюсь с мысли на мысль. Голова работает отвратительно, плюс жара, плюс давление. Комарова послушали, после того как мы похоронили Марину Анатольевну, никто не знал ее фамилии, славная женщина. Была ее очередь дежурить наверху, в паре еще с одной дамой. Поднялась по лесенке и упала: кровоизлияние в мозг.

Так вот, ситуация обострилась. Как только Саша-Нильс и Валя с дробовичком покидают коттедж, дисциплина падает, возникают свары, практически без повода. А после того как люди послушали старшего сержанта Комарова, нас стало гораздо меньше. Из этого не следует вывод, что я сумею спасти тех, кто еще жив. Старому дурню поздновато спасать человечество, однако я попытаюсь спасти тех, кто этого достоин.

Ведь наши шансы гораздо выше, чем раньше. Мы попробуем выжить. Хороший вопрос, кстати: а кто достоин, ха-ха...

В течение трех суток прокатилось шестнадцать стеклянных «волн». Я имею в виду наши «старые», обычные сутки. Потому что сиреневое солнце восходит каждые два часа с минутами. Я полагаю, что Зиновий прав. Именно столько длятся сутки на той планете.

На той планете, где должны расти цементные поганки и где из люков вылезает всякая мерзость...

Мы с Зиновием слишком поздно спохватились, что надо не только считать, но и все записывать. Записывает девочка, она молодчина. Эля не струсила, поднялась наверх и принесла несколько блокнотов. Ее никто не заставлял, девочка проявила качества истинного журналиста. Язык не поворачивается так говорить, но благодаря ей у нас сохранились последние предсмертные письма тех, кто погиб.

Опять начинается боль в висках, это давление. Сохранилась упаковка андипала. Сейчас придет смена дежурных, и можно будет поспать. Мне надо успеть рассказать о первых часах, потому что это важно. Это летопись. Кроме того, если со мной что-то случится, если жара доконает мои сосуды, люди должны знать маршрут, которым мы пошли.

Первая вылазка, н-да...

Не прошло и часа после того, как над нами прокатилось стекло. Девочка принесла бумагу, зажгла фонарик. Я предложил всем назвать свое имя, возраст, записаться, чтобы не возникло путаницы. В известном смысле, я оказался самым подготовленным к катаклизму, я ведь ехал в Питер, когда все началось. Паспорт с собой, часы, зажигалка, ножик складной, деньги...

Хотя кому теперь нужны деньги?

Тем не менее, я видел тех, кто над ними продолжает увлеченно трястись. Товарищ Мартынюк, к примеру. Товарищ Мартынюк не стал записываться в общий список, он протолкался к нам и сообщил, что пойдет в город один. Раз милиция не в состоянии обеспечить элементарный порядок, он найдет тех, кто это сделает с лучшими результатами.

Старший сержант Комаров сидел в углу на корточках и ничего не ответил. А Нильс обиделся и вознамерился стукнуть депутата затылком о трубу, женщины ему помешали. А подружка депутата, секретарша, была совсем никакая, ее стошнило несколько раз. Мы так и не смогли добиться, как же ее зовут, а, тут Мартынюк обнаружил, что секретарша посеяла его портфель с макулатурой. Он так разорался, что Нильс снова полез драться. Тут даже Жан Сергеевич встрял и велел депутату «заткнуть хлебало».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});