Адмирал Эндрю Каннингхем - Дмитрий Лихарев

Однако, несмотря на нервное напряжение предшествующего дня и две бессонные ночи, английский командующий не потерял способности действовать хладнокровно и расчетливо. Он знал, что пройдет 6–8 часов прежде чем французские корабли разведут пары в смогут стронуться с места. По поручению Каннингхэма Ройер Дик быстро набросал текст обращения ко всем французским офицерам и матросам, в котором заклинал их воздержаться от безрассудного кровопролития и сообщал условия сдачи, предложенные английским правительством. Текст обращения несколько раз передали семафором всем французским кораблям. Каждому английскому кораблю Каннингхэм поручил «шефство» над соответствующим французским кораблем с тем, чтобы их командиры и офицеры убедили бывших союзников принять разумное решение.

На рейде Александрии засновали катера и шлюпки. На палубы и мостики французских кораблей высыпали люди. Там начались настоящие митинги. Около полудня Канмингхэм, стоявший все это время на мостике «Уорспайта», увидел, что командиры кораблей французской эскадры собираются на борту их флагманского крейсера. Примерно час спустя английского командующего известили, что Годфруа желает с ним встретиться. Каннингхэм тут же согласился его принять. Адмирал Годфруа, бледный, звенящим от нервного напряжения голосом сообщил, что он вынужден подчиниться превосходящей силе. После этого адмиралы без проблем договорились о порядке слива топлива с французских кораблей, выгрузке боезапаса и списании экипажей на берег.

«Никогда в своей жизни», — писал Каннингхэм, — «я не испытывал такого всепоглощающего чувства благодарности и облегчения, как при заключении этого соглашения, и то же чувство испытал каждый офицер и матрос нашего флота. Мы всей душой стремились избежать любого конфликта с нашими союзниками. Большую роль в предотвращении непоправимого сыграли наши командиры кораблей, побывавшие на французских кораблях».

Все последующие долгие и изнурительные месяцы вице-адмирал Годфруа провел на борту своего флагманского корабля крейсера «Дюкен» в Александрии. Он практически не сходил на берег. Все его помыслы были заняты судьбами Франции и трагедией в Мерс-эль-Керибе. Экипажи кораблей его эскадры были сокращены на 70 %. Вместо ожидаемой деградации по причине вынужденного безделья его матросы и офицеры оставались отлично дисциплинированными и подтянутыми. Позднее представители «Свободной Франции» возводили обвинения на Годфруа, будто он тайком возвращал на корабли механизмы орудий, выгруженные на берег в соответствии с соглашением. Проверка показала, что эти обвинения не имели под собой почвы. После высадки союзников в Северной Африке в ноябре 1942 года Годфруа не пожелал присоединиться к Антигитлеровской коалиции. Возможно, одиночество и бездеятельность в течение двух с половиной лет повлекли за собой определенную зацикленность его ума. Ни уговоры адмирала Генри Харвуда. ни французские эмиссары из Алжира не возымели действия. Видимо, события 3–4 июля 1940 года оставили в его душе слишком глубокий след. «Меры экономического воздействия», предпринятые против его эскадры, только усугубили его упрямство. Однако после окончания войны на родине Годфруа не сочли пособником вишистов и он доживал спокойную и обеспеченную жизнь военного пенсионера на юге Франции.

Вечером 4 июля, когда стало ясно, что проблема французской эскадры в Александрии пришла к благополучному завершению. Каннингхэм получил персональную телеграмму от морского министра и первого морского лорда: «После напряженной и чреватой самыми непредсказуемыми последствиями ситуации ваши переговоры увенчались полным успехом. Мы шлем вам самые искренние поздравления. Премьер-министр также желает, чтобы мы передали вам его поздравления». Действительно, 3–4 июля 1940 года в Александрии Каннингхэм добился блестящего дипломатического успеха, благодаря которому были сохранены жизни тысяч моряков и военные корабли. Он и до того пользовался непререкаемым авторитетом у офицеров штаба Средиземноморского флота, его качества решительного и опытного военачальника ни у кого не вызывали сомнений. Но совершенно неожиданно проявленные им исключительный такт, терпение и несомненный дипломатический талант в переговорах с французским командующим, стали для них полнейшим сюрпризом. «Моральные качества и широта взглядов, проявленные Каннингхэмом в тот момент», — писал Ройер Дик, 4 «впервые позволили нам осознать, что он обладает качествами истинного величия. Конечно, мы знали его как прекрасного военачальника, но он так мастерски решил французскую проблему, что остается только сомневаться, кто еще на его месте смог бы проявить такую выдержку и изобретательность ума, не говоря уже о моральном мужестве проигнорировать приказ свыше. Это было воистину по — нельсоновски».

Дипломатический успех Каннингхэма в Александрии выставил в совершенно противоположном свете, с моральной и политической точки зрения, позицию Черчилля, который буквально заставил Сомервилла расстрелять французские корабли в Мерс-эль-Керибе. Ройер Дик впоследствии утверждал, что «Уинстон никогда не простил Каннингхэму Александрию». Каннингхэм также до конца жизни остался убежденным в своей правоте. Пять лет спустя после окончания войны он писал: «90 % старших морских офицеров, включая меня, считали и продолжают считать Оран страшной ошибкой».

В связи с вышеизложенным возникает вопрос, если Оран являлся «страшной ошибкой», можно ли было ее избежать? Как уже говорилось. Гитлер не собирался настаивать на сдаче Французского военного флота державам-победительницам. Напротив, он стремился максимально смягчить условия перемирия, чтобы не спровоцировать французские корабли перейти на сторону Великобритании. В этом случае особенно ценным приобретением для англичан стали бы новейшие французские эсминцы, чей вклад в противолодочную оборону атлантических конвоев при таком сценарии был бы неоценим. Фактически, Гитлер считал наилучшей альтернативой потопление французского флота. Среди массива документов, открытых после окончания Второй мировой войны, нет ни одного свидетельства, которое бы подтвердило, что Редел или Дениц требовали раздела французского флота или всерьез обсуждали вопрос о возможном укомплектовании французских кораблей немецкими экипажами.

Современные английские историки оправдывают торопливость действий Черчилля и избранный им наиболее жесткий и кровавый вариант решения проблемы французского флота тем, что на тот момент англичанам не были известны истинные намерения Гитлера. Напротив, ходили упорные слухи, будто немцы уже готовятся отправить своих моряков самолетами в Оран, Дакар и Касабланку для укомплектования французских кораблей. Но ведь в британском Адмиралтействе сидели профессионалы и любой из них понимал, что это чистейший нонсенс. Ни один немецкий политик или адмирал, находившийся в здравом уме, не мог требовать включения в состав германского флота французских кораблей вместе с их экипажами. В этом случае они не могли бы на них положиться, как на эффективный и надежный инструмент ведения войны. Для того чтобы укомплектовать четвертый по величине флот в мире своими экипажами, потребовались бы немедленно десятки тысяч обученных матросов, офицеров и старшин. Такого резерва в Германии просто не было.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});