Масть - Виталий Каплан

И я впервые увидел, как по щекам железной предводительницы Светлых, Великой Матери, покатились слезы, как затряслись её плечи.

Костя, похоже, сумел это ощутить – несмотря на ломавшую его боль.

– Не надо, – прошептал он. – Не рыдайте обо мне. Так, видать, предначертано Светом. Я всё равно не смог бы жить без вас. А вы не плачьте. Вам сейчас нужно быть сильной. Ведь всё только начинается! И как без вас удержать наше дело в чистоте?

– Давай всё же сниму? – нарушил я затянувшуюся паузу. – По крайней мере не в муках уйдёшь.

И потянулся в Сумрак за силой. Сейчас достану сейчас наложу простейшее заклятье «не боли».

С тем же успехом я мог бы достать с неба солнце.

Сумрак отторгал меня, связь между мною и тенью разорвалась, и внутри было совсем пусто.

Я оглянулся на Алёшку и графиню. Судя по их растерянным лицам, то же ощущали и они. Лопнули все наши ранги, иссякла сила. «Что ни умножай на нуль, – мелькнуло в памяти одутловатое лицо учителя Нила Ильича, – всё одно получится нуль».

А это очень скверно – быть нулём.

Глава 9

Утро это, однако же, не переставало удивлять. Тревожное молчание наше прервано было новым звуком. По-разбойничьи свистнул ветер, обдал зимней стужей наши лица – и в десяти шагах раскрылось в воздухе отверстие, откуда и тянуло холодом. Спустя миг вышел из чёрного жерла на солнечный свет не кто иной, как дражайший мой дядюшка Яник.

Одет он был строго официально – парадный мундир с орденами, треуголка, в надраенных до зеркального блеска сапогах отражалось не только солнце, но даже и одуванчики.

– Утро доброе, – сообщил он, не делая, однако же, ни шага навстречу. – Вижу я, события развиваются бурно? И даже, мнится мне, с трагическим уклоном? А меж тем так бы оно и было, не найдись кому обо всём позаботиться. Виктория, может, поздороваемся?

– Сгинь! – коротко бросила она. – Не до тебя, Януарий. Будь человеком, дай проститься. Потом уж с тобой счёты сведём.

– Вот так уж прямо и проститься? – ухмыльнулся дядюшка, отцепил с пояса ножны со шпагой и опёрся на неё, будто на трость. – А я ведь что притащился-то? Настала пора поговорить… со всеми вами. Только сдаётся мне, что все помыслы ваши о другом сейчас. И потому давайте уж сразу устраним помеху нашей беседе.

Стоя на том же месте, протянул он правую ладонь к лежавшему навзничь Косте и заговорил тем голосом, каким нянюшки общаются с младенцами:

– Уходи, боль, уноси соль, разрази гром, приноси ром! У Дидро боли, у Руссо боли, у Вольтера боли, а у Кости не боли!

Потом, обернувшись к нам, пояснил:

– На самом деле ничего страшного. Упал неудачно, ладонь из сустава выбило, рёбра ушибло, одно треснуло. Минуты через две всё пройдёт.

– Да разве ж в этом дело? – горько заметил Алёшка. – Всё одно ему помирать! «Убедитель» же лопнул!

– Видите ли, Януарий Аполлонович, – пояснил я, – заблуждались вы с «белой водой». На самом деле надлежало бы вам за другой цацкой охотиться. Только вот какая незадача: убивает эта цацка того, кто её применит. Костя, увы, ловчее оказался.

Не было сейчас у меня никакого желания таить от графини то, чего всего тремя днями ранее не могла она допытаться на допросе. Да и с дядюшкой выяснять отношения не хотелось. Всё это сейчас отступило перед лежащим в двух шагах телом. Вот странно: кто он мне, этот Костя? Не родич, не друг, не сослуживец… разве что одномастец, да и то поневоле. Однако же умирает он, и внутри у меня застыла глыба льда. На сей раз – без чьих-либо заклятий.

А тело между тем завозилось, опёрлось на руки, встало. И побрело за свалившейся шляпой – хотя совершенно безуспешно. Костя не дошёл до неё всего какой-то жалкий аршин – но дальше двинуться у него не получалось.

– И не пытайся, – улыбнулся дядюшка. – Кстати, к вам это тоже относится. Окружил я вас «непускайкой» и сниму её, только когда наговоримся мы всласть. Это чтобы глупостей не делали – чтобы с кулаками на меня не кидались, чтобы сбежать не пытались. А предупреждая лишние вопросы, поясню: магию вам заклинило временно, и не я то сотворил, а кристалл, который любезнейший Константин Сергеевич пять минут назад сломал. Что, не верится вам, Константин Сергеевич? Другого результата ждали? Неужто не заметили, что господа воины ваших героических воззваний даже и не заметили? Кушают себе и кушают… А почему? А потому, что употреблённый артёфакт только то и сотворил, что заклинил магию всем Иным, находящимся в радиусе версты. Заодно и небольшой Кружок Невнимания создал, чтобы не смущать людей вашими полётами. Ишь, чайка какая нашлась!

– Ну а вы как же, Януарий Аполлонович? – недоверчиво спросил я. – Вы ж тут тоже обретаетесь, почему же с вашей магией всё в порядке?

– Так я чуть позже пришёл, – терпеливо пояснил он. – Вот как услышал у себя в кабинете, что лопнул кристалл, так и открыл сюда Врата. Прокинуты они ещё раньше были, я давно холмик сей присмотрел, самое удобное место осуществить задуманное. Действие артефакта мгновенное. Вы тут были, вам магию и заклинило, а кто позже пришёл, того оно не касается. Ну а «непускайку» уже я выставил, а то ведь можете и догадаться, что стоит вам на версту отсюда удалиться, так и вышибет клин, вернутся к вам тени ваши. Но покуда не объяснимся мы, вам за стенку хода нет. Уяснил? Можем далее говорить?

– Радуешься, Януарий? – сухо осведомилась графиня Яблонская. – Сорвал банк? Растолкуй уж, что с нашим «убедителем» сотворил?

– И до «убедителя» дойдём, – кивнул дядюшка. – Но разговор долгий будет, а посему предлагаю присесть.

Тут же хлопнул воздух, и рядом с нами возникли высокие, с загнутыми спинками, обтянутые синим бархатом стулья. Очень знакомые – из Конторы, из дядюшкиного кабинета. Перед ним же образовалось любимое его чёрное кресло.

– Удобно, да? – прищёлкнул он пальцами, усаживаясь. – Спасибо нашему загадочному другу Отшельнику. Вот доложили вы, ребята, как тот блинами вас потчевал за ваш же счёт, и очень меня его метода заинтересовала. Начал ставить опыты, подбирать свойства каналов… и кое-что начало получаться. До Петербурга, увы, не дотянусь, до Москвы тоже, но вблизи оно работает. Присаживайтесь, чувствуйте себя как… не скажу, как у нас в Конторе, но настройтесь, что разговор пойдёт серьёзный и попусту браниться нет у нас времени. Ибо примерно через полчаса полк начнёт уже собираться в дальнейший путь, а всё надлежит до того успеть.

Что нам оставалось делать? Присели на конторские стулья, в том числе и Костя – судя по его виду, вполне исцелённый телесно, но пребывающий в некоторой ошарашенности.

– История сия началась три года назад, – поведал дядюшка. – Служит в столичном присутствии Тайной экспедиции некто Варлам Игнатьевич Сыроежкин. Тёмный Иной третьего ранга, а по человеческому чину – титулярный советник. Ведает он входящей и исходящей перепиской, и весьма к нему Степан Иванович благоволит… ну, сами понимаете, воздействие седьмого уровня, в пределах отпущенной меры. Но есть за Сыроежкиным кое-какие грешки по нашей, Иной части, и мне давно сие сделалось известно, однако же не стал я открывать позор его Харальду, вместо того заключил с Варламом нечто вроде делового товарищества. Должен он мне докладывать обо всём мало-мальски интересном по нашей части… и притом так, чтобы Инквизиция о том не пронюхала. Долго говорить, а коли коротко – ещё в мае восемьдесят шестого года узнал я от него, что завелась в столице ложа, замышляющая ниспровергнуть существующий порядок вещей. Вроде и не моя печаль, пускай Шешковский занимается… но стало любопытно, и начал я сие дело раскручивать. А Сыроежкину велел ничего Степану Ивановичу не докладывать. Сами знаете, Шешковский уже давно под влиянием столичных Светлых, те его на богомольность склоняют, полагая тем смягчить жестокий нрав… Небось слыхали, как его в столице кличут – Духовник?

– Да уж, – вставил я, – вот только Духовника вам и не хватало.

– Верно, – согласился дядюшка. – И начал я неспешно, аккуратно дело то раскручивать… и настал момент, когда обнаружилось, что замешаны тут Светлые – и столичные, и московские, и, – вежливо кивнул он графине, – тверские. В несколько лож внедрились, доверие людское мелкими фокусами завоевали – и начали склонять масонов к тому, чтобы государственное устройство полностью сменить сообразно учениям французских господ-просветителей. Мало-помалу понял я, что именно руками людей все и предполагается свершить, магии почти не тратя и потому под нарушение Договора не подпадая. С той целью масонов на гвардию направили, дабы уловили они в свои сети подходящих офицеров. Не только Семёновский полк, но и Кавалергардский, и Преображенский. Но ведь люди есть люди… свойственно им, знаете ли, доносы писать. И потому многажды поступали в канцелярию Тайной экспедиции изветы, и передавал их мне Сыроежкин. Но мало того, самого Сыроежкина тоже в заговор втянули. Представляете – господа столичные Светлые не побрезговали Тёмного в свою компанию позвать! Соблазнили тем, что коли победят заговорщики, то представится Варламу Игнатьевичу возможность поквитаться с некоторыми врагами своими, высокими вельможами, тронуть коих пока что никак нельзя. Использовали же его Светлые для того же, для чего и я: доносы отлавливать и ходу им не давать. Ну а умный господин Сыроежкин мне как на духу всё и сообщал… и потому картина заговора сделалась мне ясной уже к лету восемьдесят седьмого.