Обитель подводных мореходов - Юрий Баранов

Правда, все волнения с лихвой компенсировались известием, что пришёл приказ о досрочном присвоении Непрядову звания старшего лейтенанта. Об этом ему сообщил вернувшийся из штаба Теняев и первым от души, крепко пожал своему штурману руку. В море Егор выходил уже с ощущением на своих плечах приятной тяжести третьей звёздочки.

Перед самым отходом, когда были уже выбраны дополнительные концы и лодка удерживалась у пирса на двух швартовых, на борт прибыл сам комбриг. В меховом кожаном пальто и огромных яловых сапогах Казаревич выглядел настоящим исполином. Он будто заполнил собой всё пространство и без того тесного ограждения рубки. Комбрига сопровождал флагштурман капитан второго ранга Струмкин, слывший в бригаде большим оригиналом и аккуратистом. Курчавая бородка и старательно подстриженные усы придавали его сухощавому бледному лицу аристократическую выразительность, однако служили постоянной мишенью для острот. Впрочем, Непрядову на этот раз было не до шуток. Он догадался, что "борода" прибыл по его душу. И не ошибся. Пока перед выходом комбриг наставлял командира лодки, Струмкин учинил Егору дотошный расспрос о готовности боевой части. Сделал несколько замечаний, но в целом остался доволен состоянием штурманских дел.

Глянув на часы, комбриг решительно бросил Теняеву:

- Отходим, командир.

- Новый помощник ещё не прибыл, - напомнил Теняев. - Прикажете, Антон Григорьевич, подождать?

- А никого не надо ждать, Виктор Ильич. Я так полагаю, своими силами обойдётесь. Считайте, что помощник выбыл из строя - это вам первая вводная. Действуйте.

- Штурман, - тотчас сообразил Теняев, - исполнять обязанности помощника! - и пояснил, - наряду со своими штурманскими.

- Есть, - удивлённо отозвался Егор.

- Ничего, парень крепкий, - поддержал комбриг, как бы поручительствуя, - за двоих вполне выдюжит. Ну а не справится - кавторанга поможет.

- Справлюсь, - отрезал Егор, не допуская никаких условностей.

23

Работая электромоторами на винт, лодка задним ходом отвалила от пирса. Тесня корпусом ледяную шугу, она осторожно развернулась посреди гавани в просторной полынье и нацелилась форштевнем на узкий проход в ледяном припае, всё ещё державшемся у берега. Впереди, расчищая дорогу, двинулся ледокольный буксир. Он басовито и настойчиво гукнул, как бы поторапливая медлительную лодку. Через несколько сот метров ледяное поле кончилось и пошла чистая вода.

Задача перед экипажем стояла обычная: по предварительным данным найти в море отряд боевых кораблей "противника" и "уничтожить" практическими торпедами главную цель. Было известно, что конвой состоял из торпедолова, изображавшего эсминец охранения, и большой самоходной баржи, которой выпала честь представлять солидный многотоннажный транспорт, именуемый "главной целью". Необычность всего действа состояла лишь в двух дебютах: Теняев впервые самостоятельно выступал в качестве командира корабля, а Непрядов в роли его помощника.

До точки погружения предстояло довольно долго идти в надводном положении. Поначалу погода баловала - синоптики всё же не подвели. По-весеннему задиристый ветерок лишь слегка шершавил воду, и лодка спокойно держалась на ровном киле.

Пока берег просматривался, Егор почти непрерывно пеленговал выступавшие ориентиры и вёл прокладку со всей тщательностью, на которую только был способен. К месту погружения хотелось прийти с точностью снайперского выстрела в десятку.

Присутствие на корабле большого начальства не слишком его стесняло. Во всяком случае, чувствовал он себя гораздо увереннее, не испытывая на себе, как прежде, подозрительных взглядов Жадова. Егор действовал не слишком торопливо, весело и напористо, вполне успевая за двоих. Обязанности помощника представляли полную свободу перемещения в пределах прочного корпуса. Отрываясь от штурманских забот, он обходил боевые посты и придирчиво поглядывал, как моряки несут вахту. Так ещё совсем недавно делал и сам Теняев, пока счастливая судьба не вознесла его на командирский мостик, наделив ответственностью более высокого ранга.

В тесноте проходов и выгородок моряки встречали Непрядова уважительными взглядами, наверняка полагая: "хоть на один выход, да со своим "помогалой", а вот вернёмся в базу и ещё неизвестно, кого там пришлют на его место..." К пришельцам со стороны в экипаже всегда относились настороженно. Требовалось время, чтобы матросский рентген просветил бы новичка, поставив его характеру и привычкам свой безошибочный диагноз. А старлея Непрядова в команде знали таким, каков он есть: в своей работе не хуже других толк знает, зазря никогда не придирается и ни перед кем не выставляет себя больше, чем есть на самом деле, с ним хорошо служить, этот - свой.

До точки погружения не прошли и половины пути, как погода начала портиться. Весенняя Балтика принялась выказывать свой капризный характер, угрожая штормом. Неоглядное поле мрачной ледяной воды задышало, задвигалось. Меж валами всё круче падала бездна. Запахло промозглой сыростью. Не могло быть и речи о том, чтобы погрузиться на глубину и идти к месту встречи с кораблями "противника". У "малютки" не так уж велика ёмкость аккумуляторных батарей, чтобы перед атакой позволить себе растрачивать запас подводного хода. Каждый лишний "вольтик" будет на счету, как только настанет время отрываться от преследования.

Надвинув на уши кожаную ушанку и наглухо задраив молнией тёплый меховой альпак, Непрядов просунулся широкими плечами в шахту рубочного люка. Громыхая тяжёлыми сапогами по мокрым перекладинам отвесного трапа, выбрался наверх.

На ходовом мостике было неуютно и зябко. Солёные брызги долетали до самого ограждения рубки, обдавая лица вахтенных промозглым холодом. Ещё недавно море за бортом чудилось раскрытой книгой со множеством интересных страниц, которые ветер неторопливо пошевеливал, пробегая по строчкам волн. Творилось великое извечное действо, смысл которого был ясен и чист, как горизонт. Теперь же море, подобно несчастнейшему человеку, лишилось рассудка. В его замутнённой дали ничего нельзя было разобрать. Ветер люто крепчал. Вражьей ратью наваливались непроглядные тучи, обрушивая на лодку шрапнель снежных зарядов. И воображаемая книга теряла уже всякий смысл. В неистовом грохоте волн страницы трепало и переворачивало с такой беспорядочной поспешностью, что невозможно уже было в этом просоленном фолианте добраться до сути происходящего.

Даже время вырвалось из-под контроля. Прошла целая вечность, прежде чем закрякал ревун, давая команду на срочное погружение. Теняев, как положено, сошёл с мостика последним, наглухо задраив над головой массивную крышку рубочного люка. Еле успел довернуть маховиком кремальеру, как хлопнули клапана вентиляции и с облегчённым вздохом Балтика ворвалась в цистерны плавучести. Лодка провалилась на глубину, сразу же избавив людей от надоевшей качки.

Весь вечер и всю ночь оставались в квадрате предполагаемой встречи с отрядом надводных кораблей, хотя всем было ясно, что едва ли такая встреча в семибальный шторм вообще могла состояться. Скорее всего, баржа с торпедоловом оставались где-нибудь под прикрытием берега - небольшие островки с удобными бухтами лепились на карте неподалёку от размеченного полигона. Не предвидя никаких важных событий, Теняев распорядился вахте заступить по-походному. Вторая смена тотчас завалилась на койки: в первом отсеке в обнимку с промасленными торпедами, в пятом рядом с ещё не успевшими остыть дизелями. Офицеры улеглись во втором отсеке на кожаных диванах, а крохотная командирская каюта была предоставлена в распоряжение комбрига. Можно было только удивляться, как огромный Казаревич умудрился там поместиться.

Непрядов расположился по соседству с Толиком Стригаловым, голова к голове. В затемнённом отсеке было весьма прохладно, изо рта валил пар. И поэтому каждый норовил напялить на себя всё, что возможно по вещевому аттестату. Рослому Егору на коротковатом диване приходилось не очень-то удобно, длинные ноги упирались в переборку. Стоило лишь слегка попытаться их распрямить, как теменем он подпирал взъерошенную шевелюру Толика. Минёр сердито ворчал и грозился сбросить Непрядова в трюм, если тот не перестанет "бодаться". Егор невозмутимо советовал ему постричься наголо, чтобы таким образом сделаться ещё короче. Вскоре обоюдная подначка им надоела и оба утихли.

Перед тем как погрузиться в сон, Непрядов какое-то время ещё размышлял. В целом он был доволен прожитым днём. Он делал работу, которая ему нравилась, чувствовал себя в силах даже на нечто большее, что могли бы ему поручить. Не на этой старой "малютке", которая отживает свой век, а на подводном корабле более современном и быстроходном, способном решать боевые задачи более крупного масштаба. Впрочем, он умел быть благодарным и за то, что имел. К тому же "малютка" была теперь частью его личной, непрядовской биографии, началом всех начал службы в подплаве. Егор старался воспринимать свою лодку с одухотворённой влюбленностью, по человечески сочувствуя ей, как много повидавшему на своем веку, больному и усталому ветерану. Вот и механик, будто заботливый доктор, всё чаще печётся о недужных внутренностях своей пожилой пациентки. Корабль - ведь он только с виду железный, на самом же деле он, как и человек, не вечен, так же изнашивается и устаёт за прожитые годы. Он может страдать внутренними болезнями механизмов и систем, атеросклерозом трубопроводов, астматической одышкой дизелей. Но засыпая, Егор утешался мыслью, что не вечно же ему служить на одном месте. Когда-нибудь соберёт свой чемодан - только его здесь и видели...