Невеста дьявола - Энн Райс

В ту же секунду в его руку вонзилась игла.

– Боже, что ты со мной сделала?!

Ноги у Майкла подкосились, и он рухнул на бок, а вслед за ним упал светильник.

Лежа на полу, глядя немигающим взглядом на острые шипы разбитой лампочки, он попытался произнести имя жены, но губы не слушались.

– Спи, мой дорогой, – донесся до него голос Роуан. – Я люблю тебя. Люблю тебя всей душой.

Где-то очень далеко набирали номер телефона. Ее голос звучал очень слабо, а слова… что она там говорит? Она позвонила Эрону. Да, Эрону…

И когда его подняли, он произнес имя Эрона.

– Ты едешь к Эрону, Майкл, – прошептала она. – Он о тебе позаботится.

– Без тебя не поеду, Роуан… – начал было он, но опять куда-то провалился, а потом машина тронулась с места…

– Вы поправитесь, мистер Карри, – произнес какой-то мужчина. – Мы едем к вашему другу. Пока просто лежите спокойно. Доктор Мэйфейр сказала, что с вами ничего не случится. Все будет отлично.

Отлично, отлично, отлично…

Продажные наемники! Вы ничего не понимаете. Она ведьма. Она навела на меня порчу своим проклятым ядом То же самое Шарлотта проделала с Петиром А вам она солгала.

12

Огни горели только на елке, весь дом спал в теплой темноте, если не считать этого мягкого света. Холод стучался в окна, но не мог войти.

Она сидела в центре дивана, скрестив ноги и сложив руки, и не мигая смотрела в высокое зеркало на другом конце комнаты, едва различая бледные отблески люстры.

Стрелки напольных часов медленно двигались к полуночи.

«Вот и наступила ночь, которая так много значила для тебя, Майкл. Ночь, которую мы должны были встретить вместе. А теперь ты так далеко от меня, словно оказался на другом конце света. Все простое и красивое сейчас далеко от меня. Точно так было в тот канун Рождества, когда Лемле вел меня в свою темную секретную лабораторию. Но какое отношение все эти ужасы имеют к тебе, мой дорогой?»

Всю оставшуюся жизнь – долгую ли, короткую, или почти никакую, – всю свою жизнь она будет помнить лицо Майкла в ту минуту, когда ударила его; она будет помнить его голос, когда он умолял ее; она будет помнить потрясенный взгляд, когда она всадила иглу шприца ему в руку.

Так почему в ней не осталось чувств? Почему внутри только эта иссушающая пустота? Мягкая фланелевая ночная рубашка висела на ней свободно, босые ноги утопали в теплом китайском ковре. И все же ей было холодно и неуютно, будто никогда больше ей не суждено ощутить тепло и покой.

В центре комнаты возникло какое-то движение. Ель вздрогнула всеми ветвями, и в тишине раздался едва уловимый звон серебряных колокольчиков. Крошечные ангелы с позолоченными крылышками заплясали на своих длинных золотых нитях.

Сгущалась тьма.

– Мы приближаемся к заветному часу, моя возлюбленная. Настает время выбора.

– О, да у тебя душа поэта, – сказала она, прислушиваясь к слабому эху собственного голоса в огромной комнате.

– Поэзии я научился у людей, любовь моя. У тех, кто в течение тысяч лет воспевает эту ночь всех ночей.

– А теперь ты намерен научить меня науке, ведь я не знаю, как провести тебя через барьер.

– Неужели? А разве ты не всегда знала это?

Она не ответила. Ей казалось, что вокруг нее сгрудились собственные сны: промелькнет какой-то образ – и тут же исчезнет… И от этого холод и острота одиночества становились еще более невыносимыми.

Тьма постепенно сгущалась. В плотных крутящихся вихрях она различила какие-то очертания. Как ей показалось, это были человеческие кости. Сначала они словно танцевали в свете елочных огней, соединяясь вместе, потом начали обрастать мышцами, а потом вдруг на нее уставились яркие зеленые глаза – появилось его лицо.

– Час почти пробил, Роуан, – сказал он.

Она в изумлении смотрела, как шевелятся губы. Увидела, как блеснули зубы. Не сознавая, что делает, она поднялась с дивана и подошла к нему совсем близко, завороженная красотой его лица. Он смотрел на нее сверху вниз слегка потемневшими глазами, и его светлые ресницы казались при этом освещении золотыми.

– Оно почти совершенно, – прошептала Роуан.

Она дотронулась до его лица, медленно провела пальцем по щеке и остановилась на твердом подбородке. Ее левая рука очень осторожно легла ему на грудь. Она закрыла глаза, прислушиваясь к биению сердца, и буквально увидела его внутри грудной клетки. А может, это была всего лишь копия сердца? Крепче зажмурившись, она представила себе, как кровь проходит через артерии и клапаны сердца, разливаясь по всему телу.

– Тебе только и нужно, что сдаться! – Она смотрела на него не мигая, а его губы растянулись в улыбке. – Не сопротивляйся, – сказала она. – Разве ты не видишь, что ты уже все сделал!

– Неужели? – спросил он. Лицо работало идеально: мускулы сокращались и выпрямлялись, глаза прищуривались, как у всякого человека, когда он сосредоточен. – Ты думаешь, что это тело? Это копия! Скульптура, статуя. Это ничто, сама знаешь. Ты думаешь, что можешь заманить меня в эту оболочку из мельчайших безжизненных частиц, чтобы командовать мной? Хочешь сделать из меня робота? Чтобы потом уничтожить?

– Что ты такое говоришь? – Она отпрянула. – Я не могу тебе помочь. Я не знаю, чего ты хочешь от меня.

– Куда направилась, дорогая? – спросил он, слегка вздернув брови. – Думаешь, от меня можно убежать? Взгляни на часы, моя красавица, Роуан. Ты знаешь, чего я хочу. Скоро наступит Рождество, моя прелесть. Еще немного – и пробьет час, когда в этом мире родился Христос, когда мир наконец обрел плоть. И я тоже буду рожден в этот час, моя прекрасная ведьма. Я покончил с ожиданием.

Он метнулся вперед, его правая рука сомкнулась у нее на плече, а другую он положил ей на живот, и тогда ее пронзило обжигающее, тошнотворное тепло.

– Прочь от меня! – прошептала она. – Я не могу это сделать. – Она призвала весь свой гнев и всю волю, впившись взглядом в глаза существа, что стояло перед ней. – Ты не можешь заставить меня делать что-либо против моей воли! – сказала она. – А без меня у тебя ничего не выйдет.

– Ты знаешь, чего я жду и всегда ждал. С оболочками, как и с грубыми иллюзиями, покончено, Роуан. Живая плоть находится внутри тебя. Какая другая плоть на всем этом свете может мне подойти, где найдется еще такая пластичная, поддающаяся изменениям, состоящая из миллионов и миллионов мельчайших клеток, которые она не сможет использовать должным образом, какой другой организм вырос за первые несколько недель своего существования в тысячу раз и готов теперь распуститься, как бутон, вытянуться и раздаться вширь, когда мои клетки сольются с ним?

– Убирайся от меня. Прочь от моего ребенка! Ты, тупое, безумное существо! Ты не смеешь трогать моего ребенка! Ты не смеешь трогать меня!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});