Обширней и медлительней империй (сборник) - Урсула Ле Гуин

– Почему вы всегда говорите об этом конфликте так абстрактно? – спросил он внезапно, сам себе удивляясь: ведь он решил ни в какие разговоры больше не вступать. – Ведь это не просто названия государств – это живые люди, которые убивают друг друга. Почему на эту войну отправляют солдат? Почему вообще человек идет убивать незнакомых ему людей?

– Но ведь солдаты и существуют для того, чтобы убивать, – заметила маленькая блондинка, присоединившаяся к прежней компании. В пупке ее переливался радужными красками опал.

Несколько мужчин тут же принялись объяснять Шевеку принцип национального суверенитета. Веа вмешалась:

– Господа, дайте же ему сказать! А как бы вы, доктор Шевек, разрешили эту дурацкую проблему?

– Эту «дурацкую» проблему решить очень просто, и решение ее буквально у вас под носом.

– Вот как? И в чем же оно заключается?

– В том, как мы строим свои отношения на Анарресе.

– Но то, что вы делаете у себя на луне, отнюдь не панацея от наших здешних проблем.

– Человеческие проблемы везде одинаковы. Человеку нужно выжить. Как виду, как группе существ, как индивиду.

– Но национальная самооборона… – выкрикнул кто-то.

С ним яростно спорили, он не сдавался. Он прекрасно знал, что именно хочет сказать, и понимал, что такие аргументы должны убедить любого. Но почему-то ему никак не удавалось выразить эти аргументы с помощью слов. Вокруг стоял дикий шум, все практически кричали. Маленькая блондинка приглашающе похлопала ладонью по широкому подлокотнику кресла, в котором сидела, и Шевек охотно присел с нею рядом. Ее бритая шелковистая на ощупь головка тут же просунулась ему под руку.

– Ну что, человек с луны, как дела? – спросила она.

Веа, время от времени отходившая к другим гостям, сейчас снова вернулась. Он видел, что лицо ее разрумянилось, а огромные темные глаза влажно блестят. Потом вдруг ему показалось, что на противоположном конце огромной гостиной мелькнул Пае, но потом все лица снова слились в некое беспорядочное мелькание. Все вокруг как бы не имело ни начала, ни конца, происходило как бы урывками, со странными паузами-пустотами внутри, ему точно позволили наблюдать за воплощением в жизнь гениальной гипотезы старой Граваб о цикличности космоса.

– Необходимо поддерживать принцип законного правления обществом, иначе все мы скатимся в болото элементарной анархии! – гремел какой-то насупленный толстяк.

– А вы попробуйте – скатитесь! Ничего страшного. Мы уже полтораста лет существуем в этом «болоте» и прекрасно себя чувствуем, – спокойно заметил ему Шевек.

Блондинка кокетливо высунула изящную ножку в серебряной открытой туфельке на высоком каблуке из-под платья, расшитого по подолу множеством жемчужинок.

– Нет, вы нам расскажите, как вы в действительности чувствуете себя на вашем Анарресе? – попросила Веа. – Неужели там действительно так чудесно?

Она примостилась на подушке у самых его коленей, ее нежные обнаженные груди смотрели прямо ему в лицо своими невидящими глазами сосков, алые губы соблазнительно улыбались.

Что-то темное шевельнулось в душе Шевека, все вокруг будто на мгновение померкло. Он снова ощутил страшную жажду, во рту пересохло. Он сделал несколько больших глотков из бокала, только что услужливо наполненного официантом.

– Не знаю, что вам о нем рассказать, – проговорил он с трудом, язык еле ворочался во рту. – Нет, конечно же, там не «чудесно». Это довольно безобразная планета. Совсем не такая, как ваша. Анаррес – это сплошная пыль и мертвые бесплодные холмы. Все, что там растет, очень сухое, бледное. И люди не слишком красивы. У них такие же большие руки и ноги, как у меня или вон у того официанта. Но зато там никто не страдает ожирением. Мыться из-за обилия пыли и тяжелой работы приходится каждый день и всем вместе – у нас мало воды. Никто здесь не моется вместе с другими… Города у нас небольшие и довольно скучные. Разумеется, никаких дворцов. Жизнь в общем тяжела и довольно монотонна. И не всегда можно получить то, что хочешь, или даже самое необходимое, потому что всего вечно не хватает. У вас, на Уррасе, всего более чем достаточно. Достаточно воздуха, достаточно осадков, много травы, огромные океаны, сколько угодно еды, прекрасная музыка и здания, множество фабрик и самых различных машин, всем можно иметь сколько угодно книг и одежды. У вас даже история чрезвычайно богата… У вас есть все. Мы же бедны. Мы не имеем и никогда не будем иметь того, что есть здесь. А здесь все прекрасно. Кроме человеческих лиц. Зато на Анарресе очень мало красивого, но человеческие лица поистине прекрасны! Лица женщин и мужчин, лица детей. У нас нет практически ничего – только мы сами. Здесь все затмевает блеск драгоценностей и пестрота нарядов, там вы видите в первую очередь глаза! Прекрасные глаза людей, и в них – великолепие человеческого духа. Потому что у нас люди свободны, а здесь… Ведь вы, обладая собственностью, сами же находитесь в ее власти. Вы сами заключили себя в тюрьму. Каждый заперся в своей темнице вместе с грудой того, чем он владеет. Вы живете в этой тюрьме, умираете в ней… И в ваших глазах я вижу только одно: стены, стены кругом!

Все молча смотрели на него.

Его голос гулко разносился в полной тишине. Он почувствовал вдруг, как горят его уши… Потом почувствовал внутри себя какую-то пустоту, уже знакомое темное чувство вновь шевельнулось в его душе…

– Мне что-то душно, – сказал он и встал.

Веа тут же взяла его под руку и, чуть усмехаясь, повлекла куда-то. Он послушно позволил ей себя увести. Уши больше не горели, он чувствовал, что, должно быть, очень бледен теперь. Дурнота не проходила, и он очень надеялся, что Веа приведет его в ванную комнату или хотя бы к окну, где можно вдохнуть свежего воздуха. Однако они оказались в какой-то просторной и темноватой комнате, видимо спальне. У одной стены громоздилось пышное белое ложе, стену напротив почти всю занимало зеркало. Приятно пахло свежим бельем, духами, еще чем-то интимным…

– Вы несносны, вы слишком много пьете, – сказала Веа. Она стояла совсем близко и смотрела ему прямо в глаза. Потом снова чуть усмехнулась, глаза ее блеснули в полутьме. – Ну да, несносны! Вы невозможны, вы потрясающе им ответили! Ах какие у них были лица! Пожалуй, я вас за это поцелую. – Она привстала на цыпочки и потянулась к нему губами; перед глазами Шевека была ее белоснежная шея, обнаженная грудь…

Он крепко обнял ее и страстно поцеловал в губы, с силой запрокинув ей голову, потом стал целовать горло, грудь… Веа сперва обмякла, тело ее словно вдруг лишилось костей, она повисла у него в руках, потом вздрогнула, засмеялась и стала потихоньку отталкивать его.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});