Братья. Джон Фостер Даллес, Аллен Даллес и их тайная мировая война - Стивен Кинцер

не смогли разрешить свои разногласия. Сукарно возражал против американской поддержки голландских притязаний на западную часть Новой Гвинеи, на которую также претендовала Индонезия. Эйзенхауэр, следуя совету Фостера, не пошел на уступки и не предложил Сукарно никакой новой помощи. Лидеры двух стран перешли к светской беседе. Эйзенхауэр рассказал, что его любимым актером является Рэндольф Скотт, что неудивительно, поскольку во многих фильмах Скотта, таких как "Пограничный маршал" и "Незнакомец с ружьем", он играл роль, которую Эйзенхауэр представлял как свою собственную: морального законника, который неохотно применяет насилие для умиротворения опасных мест.

Вечером на государственном ужине Сукарно тепло отозвался о Соединенных Штатах. "Я - коричневый человек, индонезиец, азиат", - сказал он. "Но вы принимаете меня как друга. Разве это не настоящая демократия?"

Сукарно очаровал американцев. Он сказал им, что "влюблен в вашу страну" и приехал, чтобы "оценить вас по достоинству". Репортеры роились вокруг него. Их репортажи выходили под заголовками "Сукарно покорил Вашингтон" и "Президент Индонезии поразил столицу; он прервал турне, чтобы поцеловать дам, погладить младенцев". Газета New York Times назвала его "чувствительным азиатским националистом", обладающим "открытым и демократичным характером, очень похожим на характер среднего американца". Ожидание было велико, когда он прибыл на Капитолийский холм для выступления на совместном заседании Конгресса. Он не разочаровал и неоднократно прерывался аплодисментами, даже когда утверждал, что национализм, а не коммунизм, является самой мощной политической силой в мире.

"Поймите это, и вы получите ключ к пониманию большей части послевоенной истории", - сказал он. Если этого не понять, то никакие размышления, никакие словесные потоки и никакая "Ниагара" долларов не принесут ничего, кроме горечи и разочарования".

Сукарно закончил свою речь пожеланием, чтобы Бог "дал нам, Америке и Индонезии, самую лучшую дружбу, которая когда-либо существовала между народами". На следующий день в сопровождении своего двенадцатилетнего сына Гюнтера он отправился в двухнедельное турне по США. В Нью-Йорке ему устроили парад с бегущей строкой, а затем он начал паломничество, чтобы почтить память воображаемых спутников своей юности. Он посетил Маунт-Вернон, Монтичелло, Индепенденс-холл, а также места, связанные с Линкольном, в Спрингфилде (штат Иллинойс). К ним добавились Ниагарский водопад, Гранд-Каньон и Диснейленд, где его сопровождал сам Уолт Дисней и где он сфотографировался за рулем бамперной машины "Дамбо" вместе со своим сыном. Кульминацией поездки стал Голливуд - место, о котором мечтал сам сибарит. Одна из звезд, с которой он хотел встретиться, Ава Гарднер, была в Европе и не смогла принять его, но другая его любимица, Мэрилин Монро, прилетела из Канады, где она снимала фильм "Автобусная остановка", чтобы присутствовать на вечеринке в его честь в отеле Beverly Hills и спеть для него.

В серьезных вопросах Сукарно старался не обидеть. Например, он был озадачен страхом американцев перед коммунизмом, но говорил об этом лишь косвенно. "Я нахожу у американцев только один недостаток, - заметил он. "Они слишком полны страха. Боятся передозировки. Боятся неприятного запаха изо рта. Их преследует страх, что они никогда не избавятся от перхоти. Этого состояния души я не могу понять".

Позднее Сукарно писал, что он "пытался объяснить Джону Фостеру Даллесу политическую окраску нашей страны", но пришел к выводу, что "неприсоединение легко может быть неправильно понято Америкой. Америка любит вас только в том случае, если вы на той стороне, которую она выбирает. Если же вы не идете с ней в ногу, то автоматически считаетесь вступившим в советский блок". На это г-н Даллес ответил: "Политика Америки глобальна. Вы должны быть на той или иной стороне. Нейтрализм аморален".

В молодости Сукарно будоражил толпы людей страстными обличениями колонизаторов, правивших тогда голландской Ост-Индией. Он отсидел в тюрьме и "внутренней ссылке" на Борнео, стал лидером антиколониального движения, а затем, после окончательного ухода голландцев в 1949 г., стал первым президентом Индонезии. Посвятив свою жизнь освобождению страны от поработителя, он вряд ли был готов к тому, чтобы присоединить ее к новому, даже к своим любимым Соединенным Штатам.

Это привлекло Сукарно к нейтрализму. Он называл его mendayung antara dua karang - "метание между двумя рифами". Приняв его, он прямо отверг догмы "холодной войны". Это делало его отвратительным в глазах таких военачальников "холодной войны", как Фостер и Аллен.

Индонезия огромна - тысячи островов, разбросанных по территории, почти равной по ширине Соединенным Штатам Америки, - и невообразимо разнообразна. Ее главная задача - найти объединяющую идентичность. Для этого прежде всего необходим синтез: регионов, традиций, народов, идеологий, языков, систем верований и культур. Сукарно пришел к власти во многом потому, что был мастером синтеза. Для передачи своего видения индонезийской идентичности он использовал завораживающее ораторское искусство, сочетая традиционные и современные риторические стили и зачастую вызывая неистовые призывы и отклики. Он был революционером, который представил себе формирующуюся нацию и воплотил ее в жизнь.

Успех поездки Сукарно в США позволил многим в Вашингтоне предположить, что они завоевали его расположение. Они были очень недовольны, когда всего через несколько месяцев он посетил Китай и произнес речи, восхваляющие его экономический прогресс, а затем отправился в Советский Союз и приветствовал Ленина. Кульминацией стало заявление советских руководителей о предоставлении Индонезии кредита в размере 100 млн. долл.

Для Сукарно восхваление Китая и Советского Союза после восхваления США было способом "грести между двумя рифами". В Вашингтоне это было воспринято как предательство. Американцы с горечью говорили о вероломном госте, о ноже в спину. Time сообщила, что Сукарно нашел "много общего" с коммунистическими лидерами, и предупредила, что кредит в 100 млн. долл. "разместит советских "техников" в стратегических точках разросшейся республики, где уже есть хорошо организованная коммунистическая партия".

Сукарно почувствовал себя оскорбленным и ответил ему тем же. "Для меня и Декларация независимости, и Коммунистический манифест содержат глубокие истины, но Запад не позволяет найти средний путь", - посетовал он. Запад все время угрожает: "Вы хотите, чтобы над вами господствовали коммунисты?". Мы отвечаем: "Нет, но и мы не хотим, чтобы над нами доминировали вы". По крайней мере, Россия и Китай не обзывали нас, когда мы мило улыбались Америке".

Фостер и Аллен считали поездку Сукарно за "железный занавес" унизительной неудачей. В последующие месяцы они с интересом наблюдали за двумя другими событиями, изменившими облик Индонезии. Во-первых, Сукарно выступил с речью, в которой заявил, что ему надоели межпартийные разборки и он хочет "похоронить политические партии". Вторым событием стало восстание внутри армии, выразившееся в двух попытках переворота и сепаратистских настроениях на островах Суматра и Сулавеси. Из этой речи Фостер и Аллен сделали вывод, что