Пьянящий вкус жизни (Сильнее времени) - Айрис Джоансен

– Мы посадим ее в машину и поедем к доктору. Дым… Алекс держал Катрин в руках, наполовину закрывая локтем. Кэтлин вдруг увидела то, что он пытался скрыть от нее, – крохотную аккуратную дырочку с запекшейся по краям кровью на маленьком изящном виске Катрин. Кэтлин подняла глаза на Алекса.

– Она мертва, – сказал он.

Как она могла быть мертва? Со свежей помадой на губах и маникюром цвета кофе мокко на безвольно повисшей руке. Ее голова так аккуратно причесана, все как всегда.

– Мама?

– Кэтлин, – голос Алекса был полон тревоги. – Мы должны выбраться отсюда, огонь…

Огонь. Смерть. Катрин. Вазаро.

Огонь!

Языки пламени подбирались все ближе и ближе, опаляли ее, не давая дышать.

Кэтлин дернулась и вскочила, надо было бежать, уносить Катрин, пока…

– Спокойно. – Алекс сидел возле нее на постели. Его руки крепко обхватили ее, когда она попыталась вырваться. Он весь пропах дымом, темные круги лежали у него под глазами. Она еще никогда не видела его таким измученным. – Ты в безопасности здесь, мы в доме Рене в деревне.

Она удивленно огладывалась, вспоминая, что уже видела эту комнату. Двуспальная кровать, бледно-розовые обои, распятие на стене. Она сама преподнесла Рене это распятие – слоновая кость с золотом, подарок к свадьбе.

Память медленно возвращалась к ней. Спасена. Надолго ли? Разве в этом мире можно быть в чем-то уверенной?

– Моя мать…

– Разве ты не помнишь? Ее увезли в Грасс. Ты забыла, как мы добрались сюда?

У нее сохранилось очень смутное воспоминание о том, как они оказались в доме Рене, как кто-то осторожно умывал ее и укладывал в постель, больше ничего.

Она встрепенулась.

– Это постель Рене и Пьера. Я не должна занимать ее.

– Они в полях вместе с другими рабочими и Жаком срезают уцелевшие черенки, чтобы пересадить их.

Неужели они надеялись что-то спасти? Она вздрогнула, вспомнив черный пылающий ад, в который превратились эти поля.

– Почему это должно было произойти? Моя мама никогда никому не вредила. Вазаро…

– Не знаю, – прервал ее Алекс. – Они прилетели на вертолете. Жак говорит, что это было похоже на вражеский десант. Они точно знали, как действовать, все произошло молниеносно. Жак видел, как один из новых рабочих впрыгнул в вертолет, когда тот поднимался. Полиция считает, что это он перерезал телефонные провода, повредив связь.

– Кто это был?

– Один итальянец, Феррацо. – Алекс помолчал. – Еще он убил Питера Масквела. Мариза ранена, но думаю, что она выкарабкается.

– Боже! – Один ужас накладывался на другой. Она помолчала, пытаясь связать обрывки мыслей. – Это все из-за меня, они хотели показать мне, на что способны…

Алекс прижал ее голову к своей груди.

– Попробуй заснуть.

Она покачала головой.

– Сны…

– Я знаю.

Он понимал ее, она видела это по выражению его лица. Ему было знакомо состояние, когда, засыпая, начинаешь заново переживать весь ужас, случившийся с тобой наяву.

– Хорошо, не спи, просто отдыхай.

Он взял ее на руки и пошел с ней к креслу, баюкая в своих объятиях.

Его белая рубашка была разорвана и обожжена на плечах, и теперь она еще сильнее чувствовала запах дыма.

Он как будто почувствовал ее мысли.

– Я еще не успел сменить одежду, боялся оставить тебя. Я забыл, что это может напомнить тебе…

– Какая разница! Я не собираюсь ни забывать, ни прятаться от этого. – Напротив, запах дыма напоминал о том, что Алекс рисковал своей жизнью, помогая ей. Она прижалась щекой к его плечу. – Я слишком тяжелая, да?

Она ощущала страшную тяжесть внутри, слезы подступали к горлу, и было трудно дышать.

– Я любила ее. Я всегда любила ее.

Алекс молчал, гладя ее по голове.

– Но на самом деле я не знала ее, нет. Я всегда была слишком занята, чтобы поговорить с ней… – Руки Кэтлин нервно сжались. – Как бы я хотела теперь вернуть то время. Мне уже никогда не удастся поговорить с ней.

– Каждый из нас всегда чувствует, что задолжал своим близким, когда внезапно теряет их. Мы все совершаем ошибки. Теперь ты должна принять все как есть.

– Да. – Она еле могла говорить. – Почему они убили ее, Алекс? Я виновата в этом,?

– Нет.

В ее голосе звучали тревога и боль.

– Это же не имело никакого смысла. Такая жестокость…

– Да. – Его голос дрогнул, а руки сильней сжали ее. – Мы поговорим об этом позже. Не думай сейчас ни о чем.

– Спасибо тебе, что ты так добр со мной.

Он судорожно и безнадежно рассмеялся.

– Я добр? Мой бог!

Она закрыла глаза.

– Да, ты добрее, чем сам себе кажешься. Доброта – это так важно. Ты сам мне сказал об этом однажды, помнишь?

– Да.

Странно, но сейчас она не чувствовала к Алексу никакой неприязни, ушли боль и обида, которые так долго мучили ее. Осталось только теплое чувство благодарности за его помощь и поддержку. И он всегда был так приветлив с Катрин! Ее горло сжала судорога. А она, Кэтлин, так часто бывала несправедлива к нему.

– Прости меня.

Он спрятал свое лицо в ее волосах.

– Не говори больше ничего. Просто отдыхай.

Она молчала, чувствуя тепло его рук и потихоньку погружаясь в приятное оцепенение.

– Алекс?

– Да?

– Ты знаешь, иногда мне кажется, что я люблю тебя.

По его участившемуся дыханию она почувствовала, как он взволнован.

– Не говори этого. – Его голос звучал глухо и напряженно. – Ты будешь жалеть потом.

Но Кэтлин поняла, что она и так слишком долго закрывала глаза на очевидное, боясь сознаться в этом даже самой себе. Она теснее прижалась к Алексу, пытаясь отгородиться от жестокости этого мира, но лишь сильнее ощутила запах дыма, казалось, заполнивший все пространство вокруг нее.

Неужели Вазаро все еще горело?

14

– Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросила Челси, помогая ей подняться с колен. – Я могу чем-нибудь помочь тебе?

– Нет. – Кэтлин смотрела на гроб, опускавшийся в могилу. – Тут уже ничем не поможешь. Она ушла навеки. Все кончено.

Она смотрела на окружавшие ее знакомые лица: Жак, Пьер, Рене, много рабочих, несколько друзей Катрин из Пиццы. Джонатан Андреас не смог остаться на похороны, так как должен был сопровождать тело Питера Масквела в Западную Виргинию. Алекс присутствовал вначале, но сейчас она его не видела и вдруг резко ощутила свое одиночество.

Алекс взял на себя все хлопоты по организации похорон, отражая одновременно атаки репортеров, полиции, Интерпола и чиновников из правительства. Тогда всю первую ночь он так и провел с ней, утешая, когда она просыпалась от рыданий, и помогая снова заснуть. Теперь кошмары больше не мучили ее, боль ушла, уступив место какой-то странной отрешенности. Она двигалась и говорила точно во сне – и никто не в силах был вывести ее из этого состояния. И сейчас Кэтлин с трудом заставила себя стряхнуть оцепенение и обернулась к Челси: