Зеркальное отражение - Том Клэнси

Орлов закончил разговор, а Догин еще чуть ли не целую минуту сидел, сжимая трубку. Неужели он проделал такой долгий путь только ради того, чтобы его остановил Орлов?

С раскрасневшимся от ярости лицом Догин дрожащей рукой положил трубку на аппарат и попросил своего помощника вызвать на связь главнокомандующего ВВС маршала Дайку. Американцы проникли в Россию по воздуху и, несомненно, собираются уходить тем же самым путем, быстрым и эффективным. Он не допустит этого, и если с его грузом что-нибудь случится, Соединенным Штатам придется вернуть ему пропавшие деньги, в противном случае американские солдаты будут возвращаться домой, при содействии Шовича, разрезанными на куски.

Глава 64

Вторник, 23.10, неподалеку от Хабаровска

Скуайрс проводил взглядом последние тоненькие струйки слезоточивого газа, поднявшиеся к потолку и ускользнувшие в окно и дверь. Его глаза и рот были защищены противогазом, с которым он уже успел сродниться, уши напряженно ловили малейшие признаки опасности. Подполковник подбежал к развалившемуся штабелю ящиков в конце вагона и ножом приподнял на одном из них крышку.

Внутри лежали деньги. Много денег, плата за страдания, которой было назначено причинять новые страдания.

"Вместо этого, – подумал Скуайрс, сверившись с часами, – через тридцать две минуты все это превратится в конфетти. Еще двадцать минут он со своим крохотным отрядом будет вести состав вперед, туда, где русские уже не смогут его настичь. Дальше они пойдут пешком к мосту, а у них за спиной, подобно библейским Содому и Гоморре, взлетят к небу два вагона грязных денег..." Скуайрс ощутил прилив того сознания правоты, которое, наверное, испытывали все американцы от Томаса Джефферсона до Розы Паркс[23], – удовлетворение и гордость сказать «Нет!» чему-то низменному, порочному.

Скуайрс направился к двери в хвостовой части вагона. Он уже собирался перейти в следующий вагон, чтобы проведать Ньюмайера, но вдруг резко обернулся, услышав звуки выстрелов.

Это из паровоза? Но как такое может быть? Теперь, когда состав мчится вперед, Грей ни в кого стрелять не будет.

Окликнув Ньюмайера, Скуайрс пробежал вперед вагона и, шагнув в облака черного дыма, которые прижимал к земле сильный встречный ветер, начал осторожно, на ощупь пробираться по тендеру.

У Никиты было время только на короткую очередь, но он понял, что зацепил американца. Он увидел, как дернулось его плечо, как на белом камуфляже расплылось темное пятно крови.

Никита быстро прошел к кабине. Казалось, паровоз полностью отрезан от остального поезда, скрытого в облаках черного дыма и в искрящихся частицах поднятого снега. Добравшись до кабины, он шагнул к окну и направил внутрь свой автомат.

Никита заглянул внутрь.

Кабина, освещенная тусклым оранжевым заревом, пробивающимся из топки, была пустой. Его взгляд метнулся из угла в угол.

Он посмотрел вверх и успел увидеть на крыше кабины черное лицо и дуло нацеленной на него "беретты". Никита быстро нырнул в окно, получив все-таки пулю в правое бедро. Американец продолжал стрелять.

Поморщившись, Никита ощупал левой рукой ногу. Штанина быстро промокла от крови. Боль была такой, словно ногу зажали в тиски, но гораздо больше Никиту беспокоило то, что он не предугадал действий американца, который выбрался из кабины через окно и затаился на крыше.

Вопрос стоял так: что делать дальше?

Перекатившись на живот, Никита с трудом встал и, опираясь только на здоровую ногу, заковылял к контроллеру. Сейчас главное – остановить состав и дать возможность спецназовцам его догнать.

Продвигаясь по кабине, Никита переводил взгляд с одного окна на другое, держа автомат поднятым, обвив указательным пальцем спусковой крючок. Американец обязательно постарается вернуться, и сделать это он сможет только через одно из окон.

Но вдруг снова послышался до боли знакомый хлопок, и кабина взорвалась обжигающим белым светом.

– Нет! – завопил Никита, зажмуриваясь и пятясь к задней стенке кабины. Оглушительный грохот взрыва шоковой гранаты был многократно усилен замкнутым помещением и металлическими стенками кабины. Никита зажал уши руками, пытаясь хоть как-то их защитить. Он проклинал собственную беспомощность. Стрелять вслепую нельзя, так как в тесной кабине его наверняка зацепит рикошет.

Однако надо что-то делать. С трудом доковыляв до передней части кабины, Никита попытался бедром левой ноги задвинуть контроллер обратно. Однако не в силах устоять на правой ноге, он повалился на четвереньки, непроизвольно хватаясь левой рукой за рычаг. Крича от боли в ушах, раздираемых невыносимым грохотом, Никита потянул рычаг до отказа на себя, но почувствовал, что чья-то нога, обутая в тяжелый ботинок, тотчас же вернула его в прежнее положение. Он тщетно попробовал ухватить своего невидимого противника, но наткнулся лишь на пустоту. Тогда Никита резко повел вправо и влево стволом автомата в надежде обнаружить живую плоть.

– Давай сразимся один на один! – крикнул он. – Трус!

Вдруг вспышка погасла, грохот взрывов прекратился, и единственным звуком остался громкий гул в ушах и стук собственного сердца.

Всмотревшись в темноту, лейтенант увидел в углу скрюченную фигуру. Кровь на морозе замерзла, но он все же разглядел рану, увидел, что его пули проделали несколько дыр в одежде, но лишь одной удалось пробить край бронежилета.

Никита поднял автомат, целясь американцу в лоб, чуть выше очков.

– Не надо, – произнес по-английски голос слева от него.

Обернувшись, российский офицер увидел нацеленную в него из окна "беретту".

Будь он проклят, если позволит незваному пришельцу диктовать свои условия. Никита быстро вскинул автомат, собираясь пристрелить второго американца независимо от того, успеет тот выстрелить сам или нет. Однако в этот момент внезапно ожил раненый, лежавший в углу. Обвив ногами Никиту за пояс, он повалил его на спину и удерживал так до тех пор, пока второй, забравшись в кабину, его не разоружил. Никита попробовал было сцепиться с ним в схватке, но боль в ноге не позволяла ему даже просто стоять, не говоря уже о том, чтобы драться. Новоприбывший поставил Никите колено на грудь, прижимая его к полу, а каблуком другой ноги пихнул контроллер вверх, снова увеличивая скорость паровоза. Не убирая колена, он достал что-то вроде страховочного троса и привязал Никиту за щиколотку здоровой ноги к рукоятке двери чуть ниже окна. Российский офицер никак не мог дотянуться до рукоятки и освободиться, и второй раз за ночь ему стало стыдно.

"Эта парочка спокойно забралась на крышу и устроила ловушку, – с горечью подумал Никита. – А я шагнул в нее, словно безмозглый новичок!"

– Приносим свои извинения, лейтенант, – сказал по-английски второй американец, поднимая с лица очки.

К кабине приблизился третий. Окликнув тех, кто находился внутри, и получив ответ, он забрался через окно.

Новоприбывший при свете распахнутой топки принялся обрабатывать товарищу рану, а другой, судя по всему, старший группы, склонился над Никитой, осматривая его ногу. Воспользовавшись этим, Никита левой рукой стиснул рычаг, стараясь его поднять. Американский командир перехватил его запястье. Никита попытался было лягнуть его свободной ногой, но боль оказалась слишком сильной.

– За напрасные страдания медалей не дают, – сказал командир Никите.

Молодой лейтенант лежал, учащенно дыша. Командир отсоединил от ремня пустой мешочек из-под веревки, ножом отрезал завязки и туго перетянул ими окровавленную ногу Никиты чуть выше раны. Достав второй кусок страховочного троса, он связал Никите руки и прикрепил их к железному крюку на полу кабины.

– Через несколько минут мы покинем состав, – сказал он. – Вас мы возьмем с собой и проследим за тем, чтобы вам была оказана медицинская помощь.

Никита понятия не имел, о чем говорит американец, да ему это было все равно. Эти люди враги, и он любым способом должен помешать им осуществить задуманное.

Руки у него были связаны за спиной. Ногтем большого пальца Никита подцепил искусственный камень на перстне, какие носили все офицеры его полка. Перстень был сделан так, что камень легко вывалился из оправы. При этом из-под него вылезло острое лезвие длиной полдюйма. И этим лезвием Никита принялся незаметно перепиливать кожаный ремень.

Глава 65

Вторник, 16.27, Санкт-Петербург

Пробравшись сквозь толпу митингующих, Пегги и Джордж вошли в Эрмитаж и первым делом направились в туалеты, где переоделись в захваченную с собой одежду: джинсы западного образца, рубашки на пуговицах и американские кроссовки, излюбленную обувь русской молодежи. Убрав морскую форму в рюкзаки, они взялись за руки и по величественной парадной лестнице поднялись на первый этаж Малого Эрмитажа, где находится собрание произведений западноевропейского искусства.