Уж замуж невтерпеж - Надежда Тутова

Прощание с трышенскими женщинами вышло трогательным, даже немного слезливым: на окраине деревни они махали нам вслед платками да косынками. Сирин тоже хлюпала носом, клятвенно обещая как-нибудь, когда-нибудь еще раз посетить Трышенку. Как знать, быть может и сдержит слово. Со мной такого прощания не было: боялись, что именно попрощаются, а не махнут рукой до встречи — знать не забыли вчерашнее гадание. Обидно немного, но не знаю почему. Ладно, что уж теперь жалеть. Главное не это — я ведь нашла подтверждение тому, что Фларимон был здесь, что едет он в Шуюк. Чего ж еще?

Дорога шелковой лентой ложится под копыта лошадей, всадники дремлют в седле, а я опять размышляю. Над чем? Эх, знала бы, сказала. Так — обо всем и ни о чем. По большей части вспоминаются обрывки баллад да стихов старинных. И все как один печальные.

«Что можно рассказать о смерти?Что никому ее не избежать?Что в нашей жизни круговертиЛюбой из нас себе судья и сам палач?Что каждый день стремится к краю,Все ближе к пропасти летит?Что запредельного не знаю?Что сердце бедное там не болит?Что тишина ночей и гомон днейКогда-то будет недоступен?Что не узреть тогда людей?Что веко глаз опустит,Чтоб не открыться никогда?Да, рассказать возможно лишь такое,Такая уж у нас судьба,Такое сложное и всё простое…»

Тоскливо почему-то на душе, будто… обидел кто, а чем и как не знаю. Будто чувствую беду, но не знаю с какой ее стороны ждать. Сирин что ли разбудить? Пусть хоть трещоткой трещит, все лучше этой тишины. Одинокой тишины. Тишины предчувствия.

В Латрир въехали мы ближе к вечеру — сказывался девичник вчерашний. Сильно подозреваю, братья Феве отнюдь не отдыхали в наше отсутствие. Ну не зря же по утру у старосты нос синий был! Да и Феве слегка помятыми выглядели. Однако доказать не могу, да и не хочется, по правде говоря. Главной моей заботой было найти Фларимона. А еще купить новый плащ. Увы, но в прежнем не так тепло по утру и холодными ночами. Именно поэтому, едва устроившись в небольшой гостинице — Сирин опять укуталась в плащ с ног до головы, изображая сплошную загадку — на окраине городка, я поспешила в лавку портного. Откуда дорогу знаю? Пришлось спросить. А кто кроме золота даст верный ответ? Верно, никто. Пришлось опять к золотому дару обращаться — давно я соли на языке не чувствовала.

Лавка нашлась сразу: большая вывеска в виде ножниц, на кольцах которых выбит вензель гильдии местных портных. Мэтр Проль — владелец лавки — оказался седым, как лунь, старичком, но с цепким, словно у молодца, взглядом. Он не стал поспешно предлагать свой товар, терпеливо ожидая моих слов. Выслушав же, тоже не торопился. Степенно снял мерки, покопался в груде готовых плащей и, поцокав недовольно языком, заявил:

— Нужного, увы, нет. Но вот к утру я закончу подшивать два плаща, один из которых вам будет впору.

— До утра я никуда и не тороплюсь, — я позволила себе улыбку: ночью не собираюсь муженька искать, время есть.

— И замечательно, — кивнул мэтр Проль, берясь за иголку. — Через час после рассвета приходите, будет готово. Только запомните, на вашем поверху узор из фиалок пущен.

Опять фиалки? Не многовато ли?

Попрощавшись с мэтром, я направилась сразу в гостиницу: гуляний хватило еще вчера, на приключения не тянуло, узнавать что-либо не стала — не хотелось терять надежду.

Вечер уж давно спустился на улицы, прохожих почти не было — это и пугало, и успокаивало. Пугало, потому как раз нет, значит, чего-то опасаются. Успокаивало — меньше с золотом общаться придется.

— Тетенька, тетенька, дай монетку! — грязная ладошка ухватилась за край плаща, вырывая из клубка домыслов и рассуждений.

Мне кажется, или такое уже было?

— На, держи, — бросаю в протянутую ладонь целый серебряник.

Ишь, расщедрилась. Но я так хочу.

— Ох, тетенька! Спасибочки вам огромное! Мне только единожды, как раз давеча такую деньгу большую дали! — восторженно охнул чумазый мальчишка (все-таки факелы с магической подпиткой на улицах города — великое дело).

— Купец, наверное, таровитый, — не могу удержаться от улыбки, глядя на восторг мальчика.

— Не-э, рыцарь. Всамделишный! У него конь огромный, черный, будто сама ночь. И меч, прям как в сказках про Янко-королевича!

— Так уж и рыцарь? Настоящий? Седоусый, небось…

— А вот и нет! — радостно воскликнул мальчишка. — Молодой еще. Но рыцарь точно: сам городской голова ему кланялся. А дочка евойная влюбилась сразу же в него.

— Красивый значит?

— Наверное, — пожал плечами малыш, крепко сжимая в кулаке монету. — Волосы длинные, каштановые — у многих похожие. Но глаза у него не такие, ни у кого раньше не видал — фиалковые!

Фиалковые? Это же… А монетку мальчишке дали давеча… вчера… Неужели?..

— Спасибо, тетенька! — поклонился в пояс мальчик и со всех ног рванул куда-то вниз по улице.

Очень надеюсь, что домой.

О чем это я? Всевышний, он же рядом… Быть может даже в Латрире! Нет… Это было бы слишком хорошо, похоже на чудо. Куда бежать искать его? Как? Когда? Снова вопросы без ответов… И страх — липкий, горький. Чего я страшусь? Все того же… Да что же это?..

Слезы рекой хлынули по щекам. Глупо? Не спорю. Мне сейчас вообще все глупым кажется. Подсказал бы кто, совет дал… Не факт, что последую, но иногда надо услышать собственные мысли с чужих уст. Но у кого спросить?

Естественно, у золота. Да не совета, а узнать: в городе ли Фларимон или покинул Латрир. И не хочется, но… Это ведь только мне и надо.

Осторожно опускаюсь на колени — неизвестно еще чем все закончится, сколько сил уйдет. Прислушиваюсь к еле слышным бормотаниям монет. Неразговорчивые какие-то они к ночи стали. Ну что же ты, злотник потертый? Почему молчишь? Даже на жизнь не жалуешься… А вы, золотарии новенькие, чего притихли? Хоть кто-нибудь ответьте мне!

«Зачем шумишь?»

Что это?.. Ох… Да ведь то мне перстень городского головы отвечает. Мда, сам — невеличка, а гонору…

«Спрашивала чего?»

Спрашивала, родимый, спрашивала…

«А нам отвечать не хочется!» — ехидный голос-то какой!

Не хочется отвечать? Ну ничего, сейчас захотите!..

Вы слышали, как зимой ветер ломает тополя? Страшный треск, дикий крик, миг… и годами стоявшее дерево медленно клонится к земле в последнем поклоне. И никакие мольбы, слезы и стоны не в силах помочь — сильнее ветер, жестче… А видели, как река по весне лед крушит? Ослепительная белизна радуется солнцу, играя солнечными зайчиками. Но вот стремительные воды взламывают корку, крошевом разметая льды. И не помогут слезы-капельки оттепели…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});