Балтийская трагедия: Агония - Игорь Львович Бунич

один упал с перелетом, два — с недолетом.

«Минск» встрепенулся, как боевой конь, и быстро набирая ход стал отходить подальше в море, идя зигзагом, чтобы сбить противнику наводку. Сейчас получить какие-нибудь серьезные повреждения от артогня было чрезвычайно опасно и могло вообще исключить участие лидера в переходе.

Отогнав лидер, немецкая батарея всеми орудиями стала бить по сгрудившимся у Найссаара транспортам, смутно виднеющимся из-за клочьев белого покрова дымовой завесы.

09:00

Крейсер «Киров» вздрогнул от залпа всеми девятью орудиями главного калибра, что заставило адмирала Трибуца, завтракающего в салоне, недоуменно застыть с гренкой в одной руке и чашкой какао в другой. Командующий флотом заканчивал завтрак в обществе контр-адмирала Дрозда, генералов Николаева и Березинского и двух дивизионных комиссаров Лебедева и Смирнова.

Командующий КБФ недоуменно посмотрел на Дрозда, который взял трубку телефона и связался с мостиком. Повесив трубку, он доложил Трибуцу, что над городом поднят фашистский флаг и комендоры стараются его сбить. Дивизионные комиссары согласно закивали головами, генералы оставались невозмутимыми.

Закончив завтрак, адмирал Трибуц поднялся на мостик. Крейсер продолжал огонь кормовой башней главного калибра, но не по фашистскому флагу, как выяснил Трибуц, а по батарее противника, прорвавшейся к побережью на полуострове Вимси и обстреливающей наши транспорта.

Засечь точное местоположение батареи оказалось делом трудным. С того места, где находился «Киров», было практически ничего не видно, а огонь по квадратам, как обычно, был неэффективен. Корректировать огонь было некому.

Трибуц приказал дать сигнал Раллю, чтобы его «новики», подойдя поближе к берегу, засекли и подавили эту батарею. Быстро же немцы действуют! Уже добрались до оконечности Вимси.

Адмирал посмотрел на небо. Облака стали уже значительно реже. В восточной части горизонта, упершись в море, вертикально стоял солнечный луч. Море ещё катило пенистые маслянистые валы. Они были ещё большими, но прежней ярости в них уже не было. Бушующий последние двое суток северо-восточный ветер сменился на восточный гораздо меньшей силы. Всё говорило о том, что погода вскоре радикально улучшится.

А это означало, помимо всех положительных аспектов, нового появления на сцене немецкой авиации, которая не появлялась в небе уже более 12 часов.

В бинокль адмирал Трибуц осмотрел корабли и транспорты. Воспользовавшись улучшением погоды, транспорта построились по-конвойно, ожидая сигнал начать движение. Погода была уже достаточно сносной, чтобы базовые тральщики могли идти с выставленными тралами, а боевые корабли — с параванами-охранителями. Но «Ижорцы» и катерные тральщики ещё не имели возможности действовать. Приходилось ждать.

Адмирал видел в бинокль, как три эсминца контр-адмирала Ралля, построившись фронтом, развернулись и слаженно грохнули общим бортовым залпом по берегу.

09:25

С мостика эскадренного миноносца «Артём» флагманский артиллерист ОЛС капитан 2-го ранга Сагоян вдохновенно управлял огнем, как дирижёр, управляющий устаревшим, но слаженным оркестром.

Сагоян стоял на мостике эсминца рядом с его командиром старшим лейтенантом Сеем. Лейтенант Дицкий управлял огнем кормовых орудий, а лейтенант Атаманюк — носовым. У «новиков» вся артиллерийская мощь — три 102-мм орудия — была сосредоточена на корме. На полубаке же у всех, исключая «Калинина», было по одному орудию. У «Калинина» на носу их было два. Он был единственным из всех, кто имел пять орудий главного калибра. Все остальные имели по четыре.

Три старых эсминца маневрировали следующим образом: идя строем фронта к берегу, представляя при этом наименьшую цель для немецких артиллеристов, корабли поворотом «все вдруг» перестраивались в кильватерную колонну, давали по противнику бортовой залп и тут же снова перестраивались в строй фронта, но на обратном курсе, т.е. двигаясь от берега и давая залп из 9 кормовых орудий.

При обстреле кораблями береговых позиций главное — засечь точные координаты цели. Капитан 2-го ранга Сагоян за два месяца обороны Таллинна прекрасно изучил местность, ориентиры и артиллерийские привязки, отлично зная на полуострове тот перелесок, где можно расположить шестиорудийную батарею, замаскировав её на закрытой позиции и выставив артиллерийского наблюдателя либо в укромном месте у самого уреза воды, либо на какой-нибудь сосне.

Батарея успела выстрелить по «новикам» всего один раз (снаряды упали с недолётом и большим разбросом), как была накрыта эсминцами. И больше не подавала признаков жизни.

После третьего залпа с эсминцев Сагоян наблюдал сильный взрыв, поднявший над соснами столб огня и дыма, закрутившегося в гриб на тонкой ножке. Рванули, видимо, ящики со снарядами, опрометчиво сложенными где-нибудь недалеко от орудий.

На мачте «Артёма» поднялся флаг, предписывающий прекратить огонь и автоматически передающий управление отрядом на «Калинин» адмиралу Раллю.

Три «новика» — «Калинин», «Володарский» и ставший концевым «Артём», построившись кильватерной колонной, средним ходом пошли к месту стоянки сил арьергарда.

Такими они и запомнились многочисленным наблюдателям с кораблей и судов: ещё возбужденные боем с немецкой батареей, плюющие паром, дымящие из своих высоких стройных труб. Это был их прощальный салют перед уходом в бессмертие, ибо жить им оставалось чуть более восьми часов. Но никто ещё не знал этого...

09:45

В адмиральском салоне крейсера «Киров» дивизионный комиссар Лебедев играл в шахматы с дивизионным комиссаром Смирновым.[18]

Член Военного совета КБФ играл в шахматы неважно, а начальник Особого отдела КБФ Лебедев, напротив, играть умел и даже, если верить знавшим его, имел чуть ли не первый разряд по шахматам.

Корабль покачивало, но уже значительно меньше и мягче, чем даже час назад, однако контр-адмирал Смирнов мучился приступом морской болезни, что всегда случалось с ним, когда он появлялся на борту корабля, даже стоящего на внешнем рейде. В прошлом профессиональный партработник ленинградского обкома ВКП(б) — Смирнов попал на флот случайно по партийной разнарядке, а настоящий солдат партии никогда не должен пререкаться, когда его посылают на флот или на сельское хозяйство, или куда-нибудь ещё дальше...

Что касается дивизионного комиссара Лебедева, то он морской болезнью не страдал, равно как и никакими другими болезнями. Если контр-адмирал Смирнов сел за шахматный столик в надежде избавиться от подступающей к горлу тошноты, отвлекшись на игру, то Лебедев сделал это потому, что его мозг постоянно жаждал деятельности именно такого рода, какой обычно бывает осмысление шахматной партии.

Будучи начальником Особого отдела КБФ, дивизионный комиссар Лебедев, как это обычно бывает, находился в двойном подчинении: штабу флота и своему грозному начальству в Ленинграде и Москве.

С одной стороны, он был обязан выполнять все приказы адмиралов Трибуца и Пантелеева, но, с другой стороны, обязан был надзирать за ними, обеспечивать их безопасность и ликвидировать их в случае каких-либо чрезвычайных обстоятельств: скажем, выявленному желанию адмиралов сдаться