Тройное Дно - Леонид Могилев

— Теперь ты, дед, в Хабаровск не поедешь. Теперь тебя арестуют, как только я уеду, и начнут из твоей шкуры ленты резать. Ты зачем сюда приперся, старый дурак? Это же невероятно.

— Ты мне билет дашь или нет?

— Вот тебе деньги, дед. Здесь «лимона» два. Они мне вовсе теперь не нужны.

— Давай. Ничего со мной не будет.

— А не пропьешь?

— Нет. Я в Хабаровск поеду.

— Ну, счастливого пути. Я сейчас выйду, в машину сяду. Как ты из дома выползешь, я не знаю. Был бы Телепин под рукой, он бы тебе помог.

— Телепина-то не будет. Труп его нашли в «Праздничном».

— Шутишь?

— Нет. Говорят, он ракету наводил.

— Дед, ты отползай. Я не знаю как, но отползай.

— Ага. Сейчас только супу поем. Выпить не хочешь?

— Я, дед, баночную не любил никогда. Ты уж извини.

Зверев вышел из домика. Машина стояла на месте.

— Ну, брат, в город. К Финляндскому вокзалу. А там расстанемся.

— С трудом, но верится.

* * *

Сопровождала Зверева на этот раз красная «Нива». Она была заполнена служивым народом под завязку. У поворота на Разметелево появилась еще и группа поддержки в виде голубой «шестерки». Так они и въехали в город.

— Не тебя ли пасут? — осведомился «брат».

— Трудно сказать. Может быть, да, а может быть, нет.

— А мне теперь что делать?

— Довезешь меня — и свободен.

— Ты уверен?

— Конечно. — Он и сам хотел в это верить.

Остановились на привокзальной площади. Зверев порыскал по карманам и, к своему удивлению, нашел еще пятьдесят тысяч.

— Держи. Премия.

— Мы так не договаривались. — И водитель, которому и самому не хотелось выполнять этот рейс за Харона, отвел его руку.

Банк заветный был недалеко. Рукой подать. «Нива» с «шестеркой» остановились рядом. Метрах в ста от Зверева. Он вышел, завязал шнурок на левом ботинке, глубоко вздохнул и зашагал к парадному входу в свой банк.

— Рады вас видеть. Хотите что-нибудь еще положить в ячейку?

— У вас хорошая память.

— За то и держат.

— Для начала взять кое-что.

— Нет проблем.

Зверев обернулся, как бы невзначай. Прямо за спиной двое молодых людей, у дверей входных еще двое. Зверев помахал им рукой.

Хранитель чужих тайн и несуразностей открыл массивную дверь. Молодые люди остались там, в операционном зале, но и выйти из чрева банка, из его подвала, Зверев бы не смог. Несомненно, соответствующие инструкции были получены.

Зверев нашел в бумажнике ключик, маленький, красивый. Вставил его в гнездо. Потом набрал код, удовлетворенно услышал характерный щелчок, повернул ключик, потянул на себя дверцу. Хранитель тайн заглянул было через его плечо, но, поймав строгий взгляд Зверева, осекся. Условный рефлекс. Клиент вправе иметь свои маленькие тайны. Трубка эта переговорная была на месте. Здесь, в подвале, связь могла не сработать. Все-таки сталь и бетон. Он положил телефон в правый карман куртки, закрыл ячейку, спрятал ключик в бумажник, кивнул с благодарностью, пошел чуть впереди сопровождающего. У дверей в хранилище помедлил, подождал, пока не поплывет на петлях чудо инженерной мысли.

В зале все было по-прежнему. Скучала группа наблюдения, ставшая теперь группой захвата, некоторая радость обозначилась на лицах.

— Я хотел бы еще счет открыть.

— Конечно, конечно, — заспешил согласиться то ли управляющий, то ли его лучший заместитель. Зверев не сомневался в блестящем будущем этого, несомненно, законопослушного и в высшей степени приятного господина.

Живой труп Зверев не мог сказать про себя то же самое. Он получил бланк, встал у стойки и приступил к его заполнению. Но прежде вынул из кармана телефон прямой связи с конторой Хозяина.

— Я здесь. Ну сами понимаете где. Выйти не могу. Сейчас меня брать будут. Так что поспешите.

— Продержись минут семь. Все.

Семь минут — это очень серьезно. Но нужно было слушаться.

Зверев аккуратно заполнил бланк, но остался не удовлетворен своей работой, попросил другой и тут же получил его. Никогда в жизни он не заполнял анкеты так аккуратно и вдумчиво.

— Знаете, я передумал. Вернее, ну как вам сказать…

— Нет проблем. Надумаете, заходите. Всегда вам рады.

Блистательный повелитель депозитного хранилища решил проводить Зверева до выхода и этим несколько испортил все для тех, кто ждал его. Теперь приходилось переносить операцию на свежий воздух. Зверев вышел наружу, огляделся. Знакомое и ненавистное лицо он увидел сразу. Не сам Хозяин, а тот, кто вез его в машине, инструктировал, телефон дарил… И когда уже почти потащили Юру к «Ниве», подъехавшей на максимально дозволенное расстояние, вдруг стали оседать те, кто пришел за Зверевым, те, кто вел его все утро до торфов и обратно, все как один, посеченные пулями из многих стволов сразу. И вместо «Нивы» «рафик» с тайной и надежной броней принял его в свое чрево.

Вывозили его опять за город, но, по всей видимости, в какое-то другое место. Вряд ли Хозяин захочет вновь лично говорить с ним, но многочисленная челядь возьмет его в работу. А пока же, на сиденье микроавтобуса, зажатый двумя шкафоподобными слугами большого господина, он вспоминал сегодняшний разговор с Пуляевым и Ефимовым по дороге к полустанку на Приозерской линии.

— Привез нас Охотовед в воинскую часть, а там ни души. Выдал нам форменки, на довольствие поставил, и тогда-то мне и показалось, что я сошел с ума, — говорил Пуляев. — Если ряженых в караулы ставит какой-то деятель от ночлежки, значит, нам всем конец. Нету державы. Но делать-то что? Подрядились — надо выполнять. Хорошо, что живы остались. Ведь нам про дезертира этого он толком ничего не объяснил. Мог он нас и положить. Охотовед — настоящий командир. Сильный, жестокий. Главное для него — дело. Он скольких людей под пули подвел, кого по собственному велению подставил, кто добровольно пошел. Но главное-то он сделал. Порушил империю развлечений. За это ему низкий поклон.

— Так ты одобряешь, что ли, терроризм?

— Это, Юрий Иванович, не терроризм. Это самозащита.

— Так ты не смотри телевизор-то, радио не слушай. Книжки читай. Пушкина декламируй.

— Это невозможно. Ну, я стану Пушкина декламировать. А дети? Теперь поколения три должно пройти, пока эту отраву смоет.

— Паша, я тебе говорю. Поезжай в деревню, дом купи, женись. Слушай граммофон, ходи в баню и лови рыбу.

— А города кому отдать? Мордатым? Шиш им!

— Так получается, ты законченный боец сопротивления.

— Называй меня как хочешь, Юрий Иванович. Но впрочем, я отвлекся. Когда ряженых в караулы расставили, а капитан Елсуков сел возле телефона, чтобы их не разоблачили вовсе, и стал байки про отсутствие полковника выдавать, мы в коровнике ракету отлаживали с Офицером. Охотовед дизель включил, оцепление выставил. Офицер кожуха вскрыл, смонтировал стенд, стал прозванивать схемы на осциллографе. Я ему помогал. Выполнял поручения. Там подержу, здесь посмотрю цифирьку, потом болтики на место поставлю. Офицер толковым оказался. Как выяснилось, Охотовед его давно пас, проверял, личное дело даже украл где-то. То есть у него разведка поставлена. И главное, он не один.

— То есть ты хочешь сказать, что их целое лесничество?

— Именно так. Ну, отладил Офицер ракету, боевую часть установил. Потом мы краном ее на пусковую положили, закрепили, накрыли брезентом. Кран отправили в часть. И все. Меня отпустили. Охотовед забрал меня и повез на Остров.

— А господин Ефимов чем все это время занимался?

— Стоял на часах, жрал в столовке, спал в казарме. Короче, имитировал службу. Так, Паша?

— Именно так.

— А потом и его сняли с довольствия и повезли на острова. Только мы не знали, что на субмарине этой двинем. Тут мы чуть умом не повредились. Но на ялике переправились, спустились внутрь, пошли. В док встали. Пока вы там связи искали со своей фирмой, пока вас морочили, мы рядом были. Только не понимали, что рядом. Это потом Охотовед всех свел в зале. Я все думал, а почему бомжи-то? Почему отпетые? А потом понял, что это соль земли.

— Алкаши-то?

— Вот именно. Это укор нам всем. Испытание. Мы же недавно в одной очереди за пивом стояли, одну пайку в заводской столовой хавали. На футболе орали вместе. Читали детективы вроде «Ничего нет лучше плохой погоды». А теперь они на теплотрассах.

— Но ты-то, Паша, не во дворце.

— Не важно, где я. Тут Охотовед в точку попал. Ты вспомни, какие лица были у тех мужиков, которых он в бункер на смерть привез. Как старцы в скиту. Мне бы там остаться.

— А зачем он это устроил? Мы и так уходили…

— Это чтобы бой был, потом туда ворвались, трупы стали опознавать, несколько позже понимать, что руководство-то тю-тю… Нет никого. А каким образом — непонятно. Время он выиграл. Конечно, все сложнее тут.

— А про колдуна ничего не слышали?

— Про это — нет. В «Соломинке» байки разносились. А что, был колдун?